Вот тоже головная боль: а ну как гарнизон решит, что еще раз пора переменить подчинение? Тогда как? Отгоняя эти мысли, я прошел вслед за Архом в застенок, уже прибранный после вчерашнего.
Но все равно… К счастью, рядышком имелся набор вполне приличных отдельных камер. Ветриб, похоже, и в самом деле строил свой замок с необычайным размахом! В подземелье у него самая настоящая тюрьма. Для кого, любопытно?
Мы разместились в одной из камер и распорядились доставить нам оборотня. Ну вот он, первый в моей жизни допрос. Что спрашивать-то? Имя, число, год? Кто были ваши родители и почему? А также укажите место и цель своего рождения… Н-да.
Привели волколака. Он был хотя и без оружия, но все в той же меховой безрукавке, в кожаных штанах. Только вид имел несколько растрепанный. Остановившись у стены, настороженно разглядывал нас по очереди.
Арх начал задавать вопросы. Оборотень молчал. Хотя заметно было, что он все прекрасно слышит. Да и странно было бы иначе. Но вид у него при этом был как у партизана на допросе. Обиженно-недовольный. Впрочем, собственно, почему «как»? Именно что партизан и есть. И именно что на допросе. И дурака, судя по всему, готов валять ничуть не хуже, чем наши, земные партизаны.
Впрочем, посмотрим еще… Партизаны, как известно, они тоже разными бывают.
– Ну так что, молчать будем, Бунда? – произнес наконец Арх сакраментальную фразу всех киношных следователей. Допрашиваемый не отозвался. Но при упоминании имени вздрогнул. Арх покосился на меня. – Это как раз один из тех людей, что были у Потура. – И повернувшись к оборотню: – Ну что, будешь говорить?
В ответ пленный угрюмо молчал. Тоскливо даже как-то, переминаясь с ноги на ногу. Ни дать ни взять, нашкодивший пацан, терпеливо ждущий, когда закончится привычная уже выволочка.
Или как алкаш с большого похмелья. Только вот мое присутствие его, казалось, озадачивает. Да? Почему же это?
– Арх, – поинтересовался я, не спуская глаз с пленного, – а Рыбец, случаем, не уцелел?
– Уцелел, – обрадовал меня Арх. – Сидит тоже в погребе.
– А давай-ка его приведем. Не возражаешь?
– Да нет, – он, похоже, был только рад разнообразию, – действуй.
Я выглянул в коридор, кликнул солдат… или тюремщиков? Одним словом, как их тут. Распорядился привесить оборотня на стену. К вбитым как раз для такого случая в бревна кольцам – так, для безопасности. Потом велел привести Рыбца.
Что собрался делать, я и сам не знал. Так, что-то смутно чувствовалось. Но когда Рыбца привели, я только и смог придумать, что походить вокруг него, тщательно разглядывая.
Мой старый приятель в долгу не остался и исподлобья сумрачно зыркал на меня. Вид у него был такой же настороженно-упрямый, как у первого. Только Рыбец по молодости еще больше походил на обычного земного шпаненка, чем Бунда.
Я вернулся к своему месту, так чтобы видеть и того и другого. Подумал. Достал «Лаки страйк» закурил, продолжая разглядывать оборотней. Эдакие надутые мелкие пакостники. Н-да… Чем же они недовольны-то так? Чем?
Не боятся, не в гневе – именно недовольны. Очень характерное выражение застарелой обиды проступало на их лицах. Что у Рыбца, что у Бунды. Хотя Бунда и постарше и у него отчетливей… Не выдумываю?
– Арх, – спросил я. – А что вообще полагается за оборотничество? В случае поимки?
– Как – что? – удивился он. – Смерть, естественно. Осина, серебро или сожжение.
– Да? – Я смотрел в тупо неподвижные лица пленных и не видел никакой реакции. И это при всем том, что они слышали, о чем шла речь! Похоже, им было до фонаря.
– А что, – спросил я, соображая, – расколдовать таких никто не пробовал? Обратно в людское состояние?
Арх уже привык, видимо, к моим дурацким вопросам. Потому что ответил вполне обстоятельно:
– Можно, конечно. А что толку? Все оборотни, расколдованные, все равно опять становятся оборотнями. Они ведь этого хотят. Это же как болезнь. Бешенство или сумасшествие. Кому надо, чтоб он и дальше рыскал по окрестностям? Рвал встречных в клочья? Расколдовать их можно, но весь секрет в том, что это не помогает. Ведь вот сейчас они вполне в человеческом облике. Думаешь, не понимают, что с ними? Так, ребята? – обратился он неожиданно к волколакам.
Ответом ему было настороженное молчание.
Н-да. Вот, узнал, называется, новость. Какая-то физиологическая зависимость, связанная с процессом трансформации и пребыванием в ином теле. Плюс практически неуязвимость: что им пытки сейчас, днем, если ночью все пройдет? А утром они и не вспомнят, наверное. Да и болевая чувствительность У них почти наверняка снижена до минимума: трансформация-то – штука болезненная, попробуй без анестезии руки-ноги перекраивать. Да и голову тоже. Умом ведь тронешься, пожалуй! Господи, дошло до меня: да, скорей всего, эти идиоты даже и не задумываются ни о чем таком.' Им просто в голову не приходит! С их точки зрения, им даже, может быть, повезло!
Им хорошо – а на остальное плевать! И боязни погибнуть у них, наверное, напрочь нет. Потому что убивали их наверняка уже не раз. Даже этих, достаточно еще новеньких. Но помирать им, скорее всего, вовсе не хочется. Стоит отметить, суицидным синдромом здесь и не пахнет. Иначе бы все не так выглядело. Самоубийцы долго не живут. По конституции просто своей. Психической.
Хорошее наблюдение. Только ют куда бы его применить? До сих пор мне в голову не пришло ничего стоящего по поводу допроса оборотней.
– Вот что, ребята, – сказал я на пробу, – я лично вам не враг. И убивать вас не собираюсь. Скажите, что нам надо, и убирайтесь куда хотите. Идет?
– Гар… – предостерег меня Арх от своего стола.
– Слышу, – ответил я ему соответствующе.
Он умолк. Хотя и недовольно.
– Я не шучу, ребята, – повторил я, обращаясь к волколакам.
Старший молчал. А Рыбец прокололся.
– А че мы сделали-то? – проныл он. Меня он, видимо, хорошо запомнил как человека тихого и исключительно безобидного. Оттого и рискнул заговорить. Как раз в ожидавшемся мной тоне.
Старший оборотень оказался потверже. Продолжал молчать.
– Вот я и хочу знать, – обратился я к Рыбцу, – кто вас послал сюда нас ловить? И как вы в оборотни попали?
Ответ, однако, подтвердил мои умозаключения еще больше. Рыбец загундосил дальше по программе:
– Не знаю я! Никто нас не посылал! Никого мы не ловили!
Говорить такое человеку, которого вчера еще обещал лично убить… На мой взгляд, это несколько как-то слишком. Он канючил, словно сопляк, попавшийся на мелкой шкоде. Видел я таких в детстве. И не раз. У меня, честно признаться, так откровенно требовательно врать в лицо никогда не получалось. И смотреть при этом взглядом невинно оскорбленного. Это надо уметь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
