Затем Дрейк начал двигаться вместе с ней, крепко сжав своими большими ладонями ее ягодицы не столько в попытке направлять, сколько пытаясь остаться внутри…
Пэйтон ощущала себя так, словно ее несет стремительный поток, кружа в водоворотах страсти, лишая сил, затягивая все глубже и глубже, а потом яростной и греховно-сладостной волной наслаждения, обрушивается на нее, омывая блаженной истомой от макушки до пяток. И вот она уже будто не плывет по морю. Она словно парит меж небом и волнами, сверкая, подобно яркому солнечному свету. Пэй выкрикнула его имя, внезапно осознав, что просто не может улететь без него.
Когда Пэйтон пришла в себя, она обнаружила, что, задыхаясь и совершенно обессилев, до сих пор судорожно цепляется за обнаженные плечи Дрейка. Однако Дрейк этого не замечал, все еще пребывая там, откуда она только что возвратилась. Об этом Пэй могла судить по выражению его лица, плотно закрытым глазам и напряженной линии губ, сомкнутых как от боли. И по той силе, с которой Коннор вторгался в нее — с каждым разом все жестче и жестче, пока Пэй не уверовала, что он сейчас порвет ее надвое… но это ее не беспокоило.
И вот, сделав завершающий яростный толчок, Дрейк на мгновение замер на грани, а затем черты его лица разгладились, стирая отпечаток прожитых лет и сделав его еще красивее, чем прежде, и если бы Пэйтон уже не любила его всем сердцем, то влюбилась бы в него сейчас.
Потом он затих, приходя в себя, и казалось, исчерпал последние силы, как и сама Пэйтон, парой мгновений до него. Так они и лежали, по-прежнему не размыкая объятий и переводя дыхание, в темноте корабельного карцера, служившего Дрейку узилищем.
Затем Дрейк приподнял голову и, убрав рассыпавшиеся в беспорядке влажные пряди с лица Пэйтон, немного смущенно спросил:
— Ты в порядке? Я не… Я ведь не причинил тебе боли?
Пэйтон тщательно обдумала его вопрос. И пришла к выводу, что какая-то крохотная часть её существа охвачена ужасом от того, что с ней действительно «всё в порядке». Ну, говоря откровенно, на самом-то деле она чувствовала себя гораздо лучше, чем просто «в порядке». По сути еще ни разу в жизни Пэйтон не чувствовала себя настолько замечательно.
Однако она сознавала, что это было совсем не то, что ей следовало чувствовать. Она полагала, после утраты девственности ей было положено страдать от ужасной боли и истекать кровью. И Пэйтон теперь сильно подозревала, что с ее девственностью что-то было не так, поскольку, хоть девушка и ощутила острую боль, когда Дрейк впервые вошел в нее — словно гигантский волнорез, разбивающий морские волны, — но эта боль была настолько мимолетной, что почти сразу же утихла. Она просто была обязана испытать больше неприятных ощущений — не считая ее первоначального страха, что Дрейк для нее слишком велик. Что это за леди, которая потеряв девственность, не испытала безумной боли?
Ну, по-видимому, одна лишь достопочтенная мисс Пэйтон Диксон. Большего доказательства тому, что как леди она является жалкой неудачницей, и придумать было сложно. Теперь нет никаких сомнений в том, что она, должно быть, сама, и не меньше тысячи раз, повредила девственную плеву, когда, следуя указаниям Мэй-Линг, помещала внутрь себя кусочки морской губки во время ежемесячных недомоганий. Это просто ужасно.
— Все хорошо, — горестно вздохнула она.
Дрейк смерил девушку встревоженным взглядом:
— Да ну? А звучит как-то не очень.
— Я просто полагала… ну, я думала, что крови будет больше.
— О?! — выдохнул он с огромным облегчением — вот только Пэйтон не была уверена, что стало тому причиной: то, что у нее почти не было крови, или то, что он выказал себя умелым любовником, возведя её на вершину наслаждения. — Не нужно так переживать. Я вовсе не хочу, чтобы тебе было плохо.
— Ну да… Понимаю, конечно — уныло протянула Пэйтон. — Однако живи мы в менее цивилизованные времена, ты был бы обязан предъявить своим родным простынь со следами моей девственной крови, чтобы доказать им, что я была непорочна до того как оказалась в твоей постели.
— Сильно сомневаюсь, — с некоторой иронией возразил Дрейк, — что в том невероятном случае, если нам удастся выбраться отсюда живыми, кого-либо из моих родственников — в особенности мою бабулю — будут интересовать доказательства твоей невинности.
— И всё же, это как-то огорчает… Девушка ведь теряет девственность лишь раз в жизни и…
— И ей хотелось бы, чтобы всё прошло настолько драматично, насколько это вообще возможно?
— Что-то вроде того. Просто было бы неплохо, будь крови чуть побольше.
Дрейк чувствовал себя последним негодяем. Он похитил у нее то, на что у него не было никаких прав. К тому же сделал это, отлично сознавая, насколько бесчестно поступает. Он поклялся себе, что если ему повезет еще раз заняться любовью с Пэйтон Диксон, то он сделает это в постели, а еще лучше — на их брачном ложе. А если с постелью ничего не получится, то по крайней мере, надеялся, что в достаточной мере будет владеть собой, чтобы больше ее не пугать.
И хотя Коннор полагал, что она получила удовольствие от их любовных ласк, он корил себя за то, что набросился на Пэйтон как дикий зверь — вопреки своим клятвам, что этого не сделает. И неважно, что она была сверху…
Но вот скажите, как бы он сумел сдержаться? Ведь у него еще никогда не было женщины, которая отдавалась бы ему целиком с такой готовностью и страстью. А потому в то же мгновение, когда боль и страх в её ореховых глазах сменились радостным изумлением — он пропал. После этого Дрейк уже был не в состоянии остановиться — особенно когда, полностью погрузившись в неё, обнаружил меж стройных ножек Пэйтон Диксон свой собственный рай на земле — самое тугое и тесное, влажное и жаркое место, которое мог только себе вообразить.
Но, невзирая на это, он обязан был сохранить самообладание. В конце концов, он ведь не какой-то безусый юнец, впервые попавший в спальню леди. Однако же он взял Пэй как дикарь, без следа нежности — и ее невинность, черт подери!
Неважно, что она производила впечатление полностью удовлетворенной, и единственное, о чем сожалела — с ее слов, единственное — о неприлично малом количестве девственной крови, он ее грязно использовал. Как бы то ни было, он должен отблагодарить ее.
— Тебе станет легче, — бережно заключив её лицо в свои ладони, начал он, — если я скажу, что люблю тебя?
Сердце Пэйтон пропустило удар.
— Ты что..?
Одна из его золотистых бровей выразительно приподнялась.
— А чему ты так удивляешься?
— Ну, хотя бы тому, что, будучи влюбленной в тебя уже много лет, всегда полагала, что ты этого не замечаешь.
