На подъезде к развилке Старик сделал мне знак остановиться на обочине. Я хотел было выйти из машины, чтобы проверить жирафов, но тут Рыжик схватила меня за рукав.
— Вуди, — прошептала она, — мне надо тебе кое-что рассказать.
Это вступление мне совсем не понравилось.
— Никуда я не звонила, — призналась Рыжик, заламывая руки. — Пыталась, но… так и не смогла найти сил с ним поговорить… и до сих пор не могу. — Она уронила ладони на колени и посмотрела мне прямо в глаза. — И теперь мне надо уговорить мистера Джонса, чтобы он завтра высадил меня на вокзале в Финиксе. Как думаешь, он согласится? А по пути я позвоню Лайонелю. Клянусь тебе. Мне нужно еще чуточку времени… — В ее глазах читалась искренность, впрочем, в этих делах я судья неважный.
Старик уселся на свое место и посмотрел на Рыжика.
— Если поедем до станции Эль-Пасо, нам вон в ту сторону, — кивнул он. — Будем на месте меньше чем через час.
Она набрала побольше воздуха, приподняла подбородок и сказала:
— Мистер Джонс, я буду вам страшно признательна, если вы…
— Ей нужно сесть на поезд в Финиксе, а туда нам в объезд не добраться, так? — вклинился я в разговор, многозначительно поглядев на Старика.
Он изо всех сил старался быть обходительным, и я молил небеса, чтобы прямо сейчас у него не лопнуло терпение и он не пустился в свои излюбленные рассуждения о том, что «лжецов не потерпит», если вдруг заподозрит Рыжика во вранье.
Но нет, он сказал только:
— Я вам оплачу билет отсюда. Больше ничем помочь не могу.
Такого поворота никто из нас не ожидал.
— Это очень любезно с вашей стороны, мистер Джонс, — быстро ответила Рыжик. — Нояуверена, что мне уже переслали деньги в Финикс. Честное слово.
Я покосился на Старика и выразительно выпучил глаза — так старательно, что им впору было полопаться.
Мы действительно повернули на Финикс и продолжили путь по пустыне. По дороге все молчали, не считая меня, — я по-прежнему извинялся каждый раз, когда касался ноги Рыжика во время переключения скоростей. Но она этого, кажется, и вовсе не замечала. В ее глазах снова появилась задумчивость. Такое выражение я у нее уже заставал на карантинной станции, когда она сидела одна в «паккарде» и смотрела на ворота. Еще до всех событий.
На закате мы подъехали к местечку, которое Старик присмотрел еще во время пробной поездки. Это была даже не автостоянка, а новенький мотель, представлявший собой вереницу маленьких домиков, между которыми виднелось узкое пространство, где можно было припарковаться. Зато перед домиками обустроили небольшой оазис с настоящими пальмами, а еще мы были тут единственными гостями. Припарковавшись с краю, мы заняли ближайший домик, а соседний Старик оплатил для Рыжика. Она снова поблагодарила его за доброту и скрылась внутри, напоследок взглянув на меня своими зеленовато-карими глазами.
Старик пошел к жирафам, а я остался и еще долго смотрел ей вслед, пока меня не позвали на помощь. Когда я наконец сумел выбросить из головы Рыжиков взгляд и подошел к Старику, тот осматривал ногу Красавицы. По его радостному лицу я сделал вывод, что ей уже лучше, но убедиться в этом смог только тогда, когда он взобрался по лесенке, чтобы погладить Красавицу по голове. К этому времени она уже вовсю чавкала жвачкой и казалась вполне довольной. Не проронив ни слова, Старик слез и пошел в наш домик. Как и всегда, мне предстояло караулить жирафов первым. Но вместо того чтобы влезть на прицеп, я вдруг оказался у двери Рыжика с тяжело колотящимся сердцем, жаждущим чего-то такого, что я никак не мог обозначить, а уж побороть — тем более. Каждой клеточкой, каждой натянутой мышцей своего юного восемнадцатилетнего тела я хотел чего-то, о чем страшился попросить.
И только когда в горах завыли койоты, я смог пошевелиться. И вернулся к жирафам.
Я все-таки влез по стенке прицепа, тяжело дыша, чтобы унять бешеный стук сердца. Уселся на перекладину между загонами, а жирафы пожевывали жвачку и фыркали, недовольные ночной прохладой — и заметившие мое появление. Пахло от меня, должно быть, как от самой пустыни. Но в ту ночь я ровно так себя и ощущал. Луна еще не успела выглянуть, и небо зачаровывало. Вы, наверное, думаете, что в безлунную ночь в пустыне темно хоть глаз выколи. Как бы не так! Тут воцаряются тени. Наверное, из-за того, что между тобой и горизонтом толком ничего и нет, звезды сияют ярче, и свет их совсем иначе отражается от земли. Небо было до того чистым, что я даже решил поискать созвездие Жираф, раз уж мы оказались неподалеку от Мексики, где его проще всего различить. И уже от самих этих поисков на душе стало легче.
А спустя несколько минут койоты в пустыне завыли еще громче — до того звонко, что, казалось, они затаились совсем рядом. Заметив внизу какое-то движение, я тут же приготовился к встрече с хищником.
— Вуди?
Рыжик.
Вой стал еще громче, и она взобралась по стене вагончика вдвое проворней обычного.
Быстро погладив Красавицу, Рыжик уселась на перекладине рядом со мной, свесив ноги со стороны Дикаря, а тот подошел поближе и ткнулся в нее своей массивной мордой. Рыжик опустила ладонь ему на нос и обняла за шею, словно в знак благодарности за то, что он спас ее — и всех нас — от пустынного разбойника. Так она просидела, пока жираф не принялся возражать, то есть довольно долго.
А когда она разжала объятия, я затараторил:
— Хорошо тут, правда? Как по мне, пустыня пахнет по-особому. И жирафам явно нравится этот запах. Я подумал, наверное, эта местность сильнее других напоминает им дом. А может, они чувствуют, что скоро их уже выпустят из вагончика. Ехать-то всего ничего осталось…
Рыжик коснулась моей руки, чтобы прервать этот поток слов, а потом повернулась ко мне лицом. Пятнистые великаны подобрались к нам еще ближе, обдавая ноги теплым дыханием. Рыжик раскинула руки и обняла их обоих одновременно. А затем едва слышно спросила, нежно поглаживая зверей: — Знаешь, за что я так люблю фотографии? — За что?
— На них время замирает, — ответила она и улыбнулась своей печальной, натянутой улыбкой, которую я так надеялся никогда больше не увидеть.
Так началось ее прощание.
Стоит только осознать, что ты что-нибудь делаешь в последний раз, и от радости ни следа не остается. На мою долгую жизнь «последних разов» пришлось немало, но тогда я этого не знал. В ту минуту все было понятно. Близилось расставание… Завтра — с Рыжиком, а послезавтра — с жирафами. От одной мысли об этом делалось нестерпимо горько. Я смотрел на Рыжика в отсветах указателя на мотель, на ее раскинутые руки, растрепавшиеся кудри, мятые штаны и рубашку. Выглядела она в точности как человек, застрявший в прицепе с парочкой жирафов и потерявший все, не считая одежды. Но для меня во всем белом свете не было картины прекрасней.
Мы просидели так целую вечность и в то же время, казалось, — всего ничего, как часто бывает в такие моменты. Кругом было тихо, слышался только топот жирафов и хор койотов. В воздухе разлился холод. Я понимал: Рыжик вот-вот скажет, что ей пора обратно, в комнату. Так ведь было всегда. Но вместо этого она спросила таким тихим и усталым голосом, что я едва его узнал:
— Вуди, а можно мне остаться? Не хочу сегодня быть одна… А вы с жирафами…
Она не закончила своей мысли, но я сделал это за нее, попросив у жирафов разрешения опустить крышу. Они возражать не стали. Я слез на лестницу, сделал Рыжику знак спуститься и закрыл вагончик. А потом, точно это было самое обычное на свете, спрыгнул вниз, взял Рыжика за руку и помог ей подняться на крышу. Красавцы высунулись в свои окошки и окружили нас, а мы улеглись на прицеп, все еще держась за руки. Бок о бок. Устремив глаза в небо.
Во мне снова пробудилась та самая странная жажда, и, готов признаться, захотелось даже коснуться не только Рыжиковых рук, пускай я был совсем и неопытен в таких делах. Старик недаром называл меня мальцом: в свои восемнадцать я по-прежнему оставался мальчишкой, когда речь касалась многих значимых вещей — наподобие этой. И хотя я мог совершить то, о чем молило все мое тело, — склониться над ней и попробовать снова ее поцеловать, выказать свою страсть в надежде, что она ее разделит, — я понимал, что делать этого не стоит. Рыжику сейчас нужно совсем другое. Откуда я это взял, понятия не имею, но меня и самого удивило, что в этой ситуации в мыслях моих не было и капли эгоизма. Пускай внутри меня и бушевало пламя страсти, я всячески старался избегать всего, что только могло отпугнуть Рыжика, лишь бы она оставалась рядом со мной в эту ночь.
