— А ну прекрати! — вскричал Старик.
— Да я ж просто хочу, чтобы они перед вами покрасовались, — заявил подслеповатый недотепа, так и не прервав своего занятия. — Вы ведь мои первые клиенты за черт знает сколько времени?
— Да ты их так переубиваешь всех! — возмутился Старик, кивнув на клетки, выставленные под жаркое солнце.
— А ты почем знаешь?
— Я в настоящем зоопарке работаю, — с негодованием сообщил Старик. А потом, покосившись на прицеп, заглушил в себе гнев и достал кошелек. — Нам надо только проверить жирафов, ничего больше. Мы заплатим за постой и поедем дальше.
— Мать моя женщина, да я не прогадал? — вскричал коротышка, торопливо отобрав у Старика деньги. — Когда я увидел, как вы подъезжаете, я сказал себе: «Кутер, да в этом прицепе наверняка целое стадо жирафов!» Но решил пока помолчать, чтобы вы сперва подтвердили, что тоже их видите. А то еще подумаете, что я сбрендил! Погодите минутку.
Он исчез в хибаре.
Вспомнив окончание моего литл-рокского кошмара, я потянулся к подставке для оружия. На улицу коротышка вернулся с двуствольным обрезом.
— Нет-нет-нет, это ты брось, — сказал он и прицелился в меня.
Подскочив к стойке, он схватил стариковское ружье и дробовик и швырнул их в кусты. Последний долетел аж до самой дороги.
— Черт возьми, да в чем дело?! — вскричал Старик. — Я же тебе заплатил. Еще хочешь? Что тебе вообще нужно?
— А ты сам-то как думаешь, мистер Настоящий Зоопарк, — отрезал коротышка. — Мне жирафы нужны. Но я человек разумный. У вас их двое. Я заберу одного. Чтобы каждый остался доволен.
Старик наградил пустынного пройдоху взглядом, от которого впору было провалиться сквозь землю.
— Не получишь ты жирафа. И стрелять в нас не станешь. Тебя за это вздернут, и ты это сам знаешь.
Кутер улыбнулся — от воспоминаний об этой улыбке мне и девяносто лет спустя не по себе. А затем он сказал:
— Так-то оно так. Но за стрельбу в животных у нас не вешают, а жираф — это животное. Так что, если мы не поладим, я просто пристрелю одного из них и скормлю своим зверушкам. — С этими словами мерзкий недоумок со всей силы стукнул по стенке прицепа, и оба жирафа высунулись в окошко. Кутер тут же прицелился в них из обреза. — Пиф-паф! — выкрикнул он. — Пиф-паф!
Было видно — Старик готов голову ему оторвать, и коротышка тоже это заметил, потому что тут же взял врага на прицел.
— Может, вам наглядной демонстрации не хватает, а? — спросил он. А потом подошел к своим клеткам и застрелил енота. Кишки разлетелись во все стороны.
— Черт бы тебя побрал! — ругнулся Старик.
Коротышка сощурился.
— Знаешь ли, я и сам в этой жизни далеко не ангелочек, но богохульства на своей территории не потерплю, тем более что Господь сегодня благоволит старине Кутеру. Так что за языком следи. Это же относится к твоему юнцу. Недаром у него на шее дьявольская метка, — сказал он, указав дулом на мое родимое пятно. — В общем, я забираю одного из ваших зверей. Выбирайте какого. Даю вам минуту.
— Нет, погоди… — взмолился Старик.
— Уважаемый, я этим хоть весь день забавляться могу. Мне-то что.
Коротышка открыл клетку с зайцами, достал одного за шкирку и кинул поверх клетки с пумой. Тут костерок моей ярости разгорелся в жаркое пламя. Я знал, что мы сейчас услышим. Заячьи крики ужасно похожи на младенческие, если зверек погибает не быстро. Именно поэтому уже к десяти годам я стал превосходным стрелком, лишь бы только никогда больше их не слышать. И пока пума ела зверька живьем, пачкая клыки его внутренностями, стоны несчастного зайца не смолкали. Он всё кричал, кричал, кричал, и наконец самообладание, каким я заручился, досказав свою историю, вконец меня оставило. Я бросился на коротышку, а в следующий миг рухнул лицом на землю. Старик подставил мне подножку прежде, чем недоумок успел выстрелить. Под пристальным стариковским взглядом я поднялся на ноги. Воцарилась тишина, если не считать мерзкого смеха Кутера.
А потом мы услышали чей-то жалобный, глухой голос.
— Не стреляйте… — донеслось из прицепа.
— Это что же, девка? — Коротышка резко к нам повернулся. — У вас там и девка есть? Ну-ка давайте глянем!
Я распахнул боковую дверцу в загончик Дикаря. И увидел Рыжика — она пряталась за длинными жирафьими ногами.
Старик застонал.
Кутер захихикал еще громче.
— Взяли даму на прицеп, как я погляжу! Всегда хотел сделать так же!
Рыжик выбралась наружу, сметая с лица налипшие соломинки, а Кутер с хитрой ухмылкой подошел ближе.
— Ну раз уж она у вас уже всему обучена, может, отдадите ее мне вместе с жирафом? — предложил он, обведя дулом ее бюст.
Рыжик оттолкнула обрез и хотела было броситься к нам, но коротышка силой остановил ее и продолжил оглаживать своей пушкой. Я смотрел на это, и от осознания того, что не могу ей ничем помочь, искры ярости в моей душе жарко запылали — совсем как в то утро, когда я выстрелил в отца. Если еще мгновением раньше, когда истошный заячий стон выбил меня из равновесия, я едва удержался от того, чтобы не начистить этому наглецу с обрезом в руках его наглую задницу, нисколько не боясь схлопотать от него пулю, то теперь, при виде того, как он оглаживает Рыжика, я уже никак не мог отделаться от безрассудных мыслей. Должно быть, Старик прочел это по моему лицу, потому что тут же подошел поближе и громко проговорил:
— Надо сказать ему правду, малец, так будет лучше, — прогремел он и многозначительно поглядел на меня. Потом повернулся к коротышке и кивнул на Красавицу. — Она ранена.
Кутер сощурился и сделал Старику знак, чтобы тот показал рану.
— Мне больной жираф ни к чему. Дай-ка гляну, что там да как.
Рыжик торопливо отошла в сторону, а Старик распахнул боковую дверцу загончика Красавицы и тоже отступил.
— Ты тоже отойди, встань с другой стороны, — велел мне коротышка и стал ждать, пока я послушаюсь.
Эта самая дверь доставала нам со Стариком до плеча. А вот коротышка без труда вошел бы в нее, даже не наклонив головы. Красавица стояла у самой двери, всего в нескольких дюймах от него, и перебирала передними ногами.
— Видишь? — спросил Старик у Кутера. — На задней ноге. Смотри внимательно.
Так и не опустив обреза, дуло которого по-прежнему смотрело на Старика, Кутер сунул нос в загончик, совсем как Эрл в ту ночь, когда на прицеп напали хулиганы. Но стоило его лицу оказаться в непосредственной близости от Красавицы, как он поспешно высунулся обратно.
— Погоди-ка минутку. — Он уставился здоровым глазом на Старика. — А она пинается? А то ведь вам это было бы ой как кстати.
— Животные лягаются только задними ногами, — сообщил Старик мягким, точно бархат, голосом. — Это всем известно.
— Ну-ну, — сказал Кутер и снова сунулся в загончик.
Мы со Стариком затаили дыхание в ожидании, когда он подберется достаточно близко, чтобы Красавица могла его пнуть и всех нас спасти.
Вот только Кутер-то к ней подошел. А она пинаться не стала. Глядя на нас сверху вниз округлыми глазами, она только топала, фыркала и раскачивалась.
Но лягаться — нет, не лягалась.
Кутер высунулся обратно.
— Погоди-и-и-ка минутку. С какой стати ты вообще вздумал это мне рассказать? Надуть меня решил? Если ты говоришь, что ранен этот жираф, возможно, на самом деле захворал другой! А может, ты мне рассказываешь, будто болен этот жираф, чтобы я подумал, что на самом деле болеет другой, когда как на самом деле второй здоров, а первый хворает! Ха! Ловко придумано! — Он пригрозил мне обрезом. — А ну покажите второго жирафа.
Старику даже не хватило духу поглядеть на меня. Мы оба понимали: легкий путь к отступлению отрезан. Дикарь в жизни никого не лягнул.
Тогда-то я и понял: дело принимает скверный оборот. А уж этого я никак не мог допустить. Особенно теперь, после ураганов, гор, медведей, толстосумов, наводнений — и это не говоря уже о худшем дне в моей жизни. Кутер заглянул в дверцу Дикаря, на этот раз наставив дробовик прямо на жирафа, но даже эта картина меня не испугала. А все потому, что, когда тебе восемнадцать и ты так и кипишь от внутренней ярости, порой наступает такой момент, когда уже не получается просчитывать последствия.
