Когда я вернулась в магазин, там совсем не было покупателей, но зато был Петер, который что-то рассказывал иноре Эберхардт, а та выслушивала его со своей обычной благожелательной улыбкой. Насколько я поняла, речь опять шла о его неудачах в поиске работы, подходящей для столь высококвалифицированного мага, как он.
— Хочу вернуться на прежнее место, — говорил Петер, улыбаясь своей неуверенной, чуть кривоватой улыбкой. — Я же ушел тогда из-за Сабины. Она говорила, я порчу репутацию таким заработком. Но ее теперь нет, а мне там нравилось. У меня и друзья там остались, назад зовут. Плохо одному.
— Да, плохо, — вздохнула инора Эберхардт. — И я начала об этом задумываться в последнее время. И знаете что…
Тут разговор прервался, так как сработал артефакт, возвещающий о появлении посетителя. Но так как это был всего лишь Эдди, инора Эберхардт после краткого приветствия вернулась к разговору с Петером.
— Я вот что думаю, — сказала она. — Штеффи, у вас же в приюте есть девочки с Даром?
— Да, — ответила я.
Девочки с Даром у нас были, не сказать, что очень много, но приюту и их хватало для зарядки накопителей.
— Вот я и решила. Удочерю кого-нибудь из них, воспитаю и дело передам. Что скажете?
— Я думаю, что любая сирота будет счастлива такому подарку судьбы, — с трудом выдавила я из себя, пытаясь не разреветься от невольно нахлынувшей обиды. — У нас редко кого берут в семьи. Считается, что у подкидышей плохая наследственность.
Вот так, родная дочь ей не нужна, а чужую девочку она будет счастлива видеть рядом. Богиня, скорей бы все закончилось, чтобы я смогла уйти, а перед уходом высказать все, что думаю о таких лицемерных особах. Я постаралась взять себя в руки и даже улыбнулась.
— Что скажу? Дура ты, Маргарета, вот что скажу, — раздраженно выдал Эдди. — У тебя под боком собственная племянница, а ты какую-то чужую девочку удочерять собралась.
— Племянница? — удивленно сказали мы одновременно.
— Да, племянница, — недовольно сказал Эдди. — У меня сначала только подозрения были, но я анализ по волосам сделал. Так что Штефани — твоя племянница, дочь сестры, судя по всему.
Инора Эберхардт посмотрела на меня, потом на Эдди. На ее лице попеременно отражались радость и сомнения. Сомнения победили.
— Этого не может быть, — недоуменно сказала она. — Мы с Эльзой ни одного дня не жили порознь. Если бы у нее был ребенок, я бы об этом знала.
— Не может? — усмехнулся Эдди. — А может, ты знала, но… забыла, а, Маргарета?
В его словах прозвучал какой-то намек, понятный лишь им двоим. Так как инора Эберхардт вдруг застыла с расширенными глазами, уставившись в одну точку. Лицо ее побелело.
— Эдди, но если ты был уверен, что Штефани — моя племянница, почему ты не сказал мне об этом раньше? — хрипло спросила она. — Почему ты молчал?
Эдди с деланым смущением отвернулся, поизучал баночки на витринах, вздохнул.
— Почему, почему, — проворчал он. — Сначала не был уверен. А потом… Скажи, Маргарета, ты бы так же благосклонно отнеслась к браку твоей племянницы со мной, как к браку твоей продавщицы? Молчишь? Вот-вот. Так что я сначала жениться хотел, а потом поставить тебя сразу перед двумя фактами. Получила бы еще одного родственника вместе с племянницей, разве это плохо? А сейчас мне все равно ничего не светит, так что… Пролетели мы с тобой, да, Гроссер?
— Да, — ответил давно молчавший Петер каким-то странным, изменившимся до неузнаваемости голосом. — Тебе ничего не светит. Закрывай магазин, Эберхардт, если не хочешь потерять племянницу в тот же день, что получила.
В горло мне уткнулось что-то острое, но что — я даже увидеть не могла, так как Петер, стоявший за мной, локтем удерживал меня за шею. Инора Эберхардт охнула и прижала руку ко рту. Эдди бледнел прямо на глазах. Никогда бы не подумала, что он будет так из-за меня переживать.
— Что застыла, старая корова? — почти равнодушно сказал Петер. — Быстро закрыла и защиту выставила. Потом поговорим. Или мне эту дуру подрезать надо, чтобы ты поторопилась?
И тон его, и слова — все было совершенно не похоже на то, как он обычно говорил. Казалось, что за спиной у меня стоит совсем другой человек, чужой, незнакомый и от этого еще более страшный. Острие больно кольнуло в шею.
— Сейчас. Только не делай ничего девочке.
Инора Эберхардт бросилась к входной двери с прытью, для нее неожиданной. Наблюдать я могла, лишь скосив глаза, — захват Петера не позволял даже головой двинуть. От его рукава пахло чем-то едким, в носу невыносимо свербело, подмывая чихнуть. Чем это могло закончиться в такой ситуации, даже Богиня не знала.
— Гроссер, не дури, — попытался образумить его Эдди. — Зачем тебе это все?
Он говорил спокойным размеренным голосом, тоже непохожим на его обычную манеру с подшучиванием, и пытался достучаться до Петера, чье тяжелое дыхание билось прямо в уши. Было неимоверно страшно, хотелось зажмуриться и больше ничего не видеть, но в то же время я боялась пропустить хоть что-то. Вполне возможно, это — последнее, что вижу в жизни. Витрины, Эдди и… тетя. Теперь я знала, что она не только казалась хорошей, но и была такой. И от этой уверенности становилось немного легче, появлялась надежда, что все будет хорошо.
— Надоело, — отрывисто сказал Петер.
— Что надоело-то? — пытался развести его на разговор Эдди.
Инора Эберхардт вернулась и застыла в нескольких шагах от нас, боясь сделать лишнее движение. Руками она нервно комкала носовой платок, обычно выглядывавший из-за обшлага рукава.
— Что вы хотите, Гроссер? — спросила она. — Отпустите Штефани, и мы спокойно поговорим.
— Мы и так говорим спокойно, — ответил Петер. Голос его раздавался прямо над ухом, гулко отдаваясь внутри головы. — А отпущу я ее или нет, зависит от тебя, Эберхардт.
Манера его тоже изменилась — презрительная, вызывающая, вместо обычной уважительной и доброжелательной. Дыхание его становилось все тяжелее и тяжелее.
— Гроссер, ты соображаешь, что делаешь? — выразительно сказал Эдди, был он все так же бледен, на лбу блестели бисеринки пота, но говорил спокойно и движений лишних не делал. — Думаешь, так просто уйти сможешь?
— Смогу, — ответил Петер. — Время не тянем. Мне нужен рецепт.
— Какой рецепт? — жалобно спросила инора Эберхардт. — У меня их много.
— Косметические меня не интересуют, — выдавил Петер. — Мне нужен тот, что с ментальной составляющей.
— Я не могу его никому передавать, — инора Эберхардт почти рыдала. — Я магическую клятву дала сестре, что останется внутри семьи.
— Расскажешь племяннице, я послушаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
