– Сначала я вопрос должен задать, идиот! – рявкнул на палача Перразий.
– Так задавай, светлейший, чего ты тянешь, – огрызнулся обиженный Муций.
Перразий шагнул к женщине и произнес охрипшим от волнения голосом:
– Ефимия дочь Стронция, признаешь ли ты себя виновной в том, что вступила в связь с посланцем ада.
– Он назвал себя посланцем Белеса, – испуганно отозвалась несчастная.
– Спрашиваю тебя во второй раз, Ефимия дочь Стронция, ты вступила в связь с человеком, или это было существо другой породы?
Ефимия медлила с ответом, а потому корректор махнул рукой палачу:
– Давай.
От крика женщины у Серпиния дрожь пошла по телу, он попытался вскочить, но падре Леонидос сильной рукой удержал его на месте.
– Хороша! – прицокнул языком Марк. – Немудрено, что к ней ходят не только мужчины.
– Стыдитесь, трибун, – осуждающе покачал головой Леонидос.
От второго рывка женщина потеряла сознание, а корректор Перразий пришел в ярость и не нашел ничего лучше, как наброситься с упреками на палача.
– А я здесь при чем? – расстроился Муций и плеснул в лицо женщины водой из кувшина. – То тяни, то не тяни!
Ефимия очнулась и уставилась на Перразия глазами, полными боли и ужаса. Корректора передернуло. Женщине он, безусловно, сочувствовал, но долг превыше всего. В конце концов не он втянул несчастную Ефимию в заговор против императора. Она сама по легкомыслию или глупости спуталась невесть с кем, поставив тем самым Перразия в непростую ситуацию.
– Это был человек? – почти взвизгнул корректор.
– Нет, – произнесла слабым голосом Ефимия. – Он другой.
Светлейший Пордака довольно хмыкнул, трибун Марк крякнул, падре Леонидос сокрушенно покачал головой, а нотарий Серпиний просто икнул от изумления. Перразий бросил в их сторону злобный взгляд, но достоинство не потерял и продолжил допрос без гнева и пристрастия.
– Кто послал его к тебе?
– Никто, – ответила Ефимия, чем вызвала гримасу презрения на лице корректора, а вслед за гримасой последовал новый взмах руки. Тело несчастно давно уже оторвалось от опоры, и теперь она висела на неестественно вывернутых руках. Еще один рывок Муция и его подручного сделал бы Ефимию калекой, и, возможно, поэтому палач счел возможным промедлить с выполнением приказа.
– Может, попробовать плеть?
– Пробуй, – рыкнул в его сторону корректор.
Удар плети оставил на коже Ефимии кровавый след. Зато после отчаянного крика она произнесла севшим от боли голосом:
– Я сама вызвала его.
Падре Леонидос всплеснул руками, трибун Марк притопнул ногой, а префект анноны Пордака даже вскочил с лавки от изумления. Разумеется, корректор Перразий был не настолько глуп, чтобы поверить в искренность этих людей. Наверняка кто-то из этой троицы успел поговорить с Ефимией и даже обещал ей свою поддержку в случае надлежащего поведения. И теперь они все четверо будут морочить голову упрямому корректору. Ведь Ефимия не просто признается, она признается под пыткой, а такие откровения всегда были в цене. Все-таки надо отдать должное этой хрупкой на вид женщине, периодически она теряет сознание, но не самообладание. И будь на месте Перразия какой-нибудь простак, она бы непременно добилась своего. Конечно, он может пустить в ход раскаленное железо, но результат будет тот же самый. Эта женщина охотно признается, что вступила в связь то ли с демоном, то ли с богом, ибо это признание ничем ей, в сущности, не грозит. Разве что осуждением христианской церкви, которого эта закоренелая блудница не слишком боится.
– Снимите ее с дыбы, – приказал Перразий.
– Железо? – вопросительно глянул на корректора Муций.
– Нет, – покачал тот головой. – Зачем же пытать огнем столь прекрасное тело. Я даю слово, благородная Ефимия, что не только сохраню тебе жизнь, но и выпущу на свободу, если он явится на твой зов.
– Кто он? – не понял Муций.
– Демон! – рявкнул Перразий. – Или языческий бог! Мне все равно.
На скамейке, где сидели ненавистные корректору люди, воцарилось смятение. Похоже, ход Перразия явился полной неожиданностью для Пордаки и Марка. И только падре Леонидос попробовал протестовать:
– Это переходит все разумные пределы, сын мой.
– Ты можешь покинуть это помещение, падре Леонидос, если тебя шокирует предстоящее зрелище, – насмешливо отозвался Перразий.
Однако эллин не внял предостережению римлянина и с тяжким вздохом сел на лавку. Осуждение неразумных действий упрямого корректора было написано на его лице ярчайшими красками. Однако Перразий сдаваться не собирался. Дайте срок, и он выведет всех заговорщиков и лицемеров на чистую воду!
– Ты пользовалась магическими средствами, чтобы вызвать демона? – спросил корректор у Ефимии.
– Он не демон, – запротестовала матрона.
– Неважно, – поморщился Перразий.
– Мне вполне достаточно собственного тела, чтобы привлечь внимание богов, – сказала Ефимия, скромно опуская очи долу.
– Еще бы, – хмыкнул трибун Марк.
Корректор почувствовал подвох, но никак не мог сообразить, в чем же он заключается. Если судить по лицу этой женщины, то она действительно была уверена в своих способностях очаровывать не только мужчин, но существ другого порядка. Нельзя сказать, что Перразий совсем уж не верил в демонов и посланцев богов. Возможно, где-то в иных местах они и давали о себе знать нашему миру, но не могут же они появиться здесь, в подвале, в центре славного города Рима, на виду у чиновника императора светлейшего Перразия. Это будет слишком большой наглостью даже для нечистой силы. К сожалению, и палач Муций, и его подручный, и даже агенты придерживались иного мнения, а потому испуганно жались к выходу, оставив отважного корректора практически наедине с матроной, впадающей в транс. Перразий ошалело смотрел, как вибрирует и дергается обнаженное тело женщины. Конечно, это можно было назвать танцем, если бы не откровенные позы, которые принимала блудливая Ефимия. Она действительно кого-то звала, обещая блаженство. Тело ее выгибалось столь сладострастно, что Перразий залился краской от макушки до пят. Все-таки он родился мужчиной, а не бесполым корректором. И уж хотя бы в силу этого факта не мог не откликаться плотью на откровенный призыв женщины.
Постыдную слабость, впрочем, проявил не только Перразий. На скамейке, стоящей у дальней стены, тоже началось шевеление. Первым сорвался с места трибун Марк, его попробовали удержать Пордака и Леонидос. Возникла небольшая свалка, отвлекшая внимание корректора, и без того пребывающего в крайне взвинченном состоянии. Перразий обернулся было к Муцию с призывом обуздать расходившегося трибуна, но как раз в это мгновение его ослепила чудовищная вспышка. Корректор прикрыл глаза рукою и отшатнулся к стене. Однако крик, полный животного ужаса, заставил его открыть глаза.
