Криптомерии качались под порывами вечернего ветра. Похолодало, и друзья заспешили по тропинке к огонькам храма, мерцавшим где-то вдали, за лесом. Теперь, когда на землю опустилась ночь, им показалось, что долина находится очень далеко внизу. Склоны черных гор нависали над ними, вызывая совсем иное чувство, чем при мягком сумеречном свете.
Возможно, то, что они узнали от Ниигаты, сильно на них подействовало. Оба были сдержанны и неразговорчивы. Вскоре они добрались до мостика к храму. В храме было пусто, но при свете луны казалось, что он, вросший в землю, живет своей жизнью. Лунный свет подобно туману окутывал его, придавая странные и неожиданные очертания. Откуда-то доносились ритмичные звуки, знакомые и незнакомые одновременно. Этот ритм зажег кровь Николаса. Он повернулся к Тати и увидел, что тот смотрит на него. Он услышал удары в кокоро — древняя магия тау-тау, превращающая энергию мысли в реальное действие.
— Раскрой свою душу, Николас, — прошептал Тати. — Вот то, к чему ты так стремился. Это корёку, сила озарения, единственная дорога к сюкен.
Оказавшись неожиданно совсем близко к своей заветной мечте, Николас засомневался. Мог ли он доверять Тати до такой степени? Раскрыв свою душу, он стал бы уязвимым для психической атаки Сидаре, ведь он тоже был тандзяном. Но если он не воспользуется этой возможностью сейчас, угроза Кширы, глубоко запрятанного в его душе, неизмеримо возрастет. У него не было выбора.
Линнер направил свою сущность внутрь, навстречу кокоро, космической мембране, присоединяясь к древнему ритму тау-тау. Криптомерии превратились в столбы дыма, затмившие лунный свет. Мир опрокинулся и сбросил с себя ярмо времени; реальность исчезла. Теперь Николас находился в волшебной невесомости без границ, в которой не существовало никаких условностей и законов, созданных людьми. Вокруг него вздымался и дышал, как гигантский двигатель, космос.
Внезапно он стал ощущать чье-то психическое присутствие по другую сторону светового столба. Это был Тати.
Корёку стояло между ними как харизматический магнит, притягивавший их обоих. Ощущение опасности нарастало по мере приближения к центру светового столба. Душа Николаса была широко открыта. Он чувствовал сущность Тати, ее форму, но не содержание. Если Сидаре был его тайным врагом, то сейчас ему предоставился удобный момент для нападения на Николаса, так как он был полностью поглощен и ослеплен корёку, его психическая защита была снята, чтобы пропустить силу озарения внутрь. Николас снова ощутил шичо, особое и ни с чем не сравнимое течение мысли, исходившее от Тати.
Теперь они оба были так близко от сверкающего светового столба, что Николас видел лицо Тати, трансформированное световым излучением. Он почувствовал его призыв и мысленно ответил на него. Все ближе и ближе он подходил к таинственно сверкающему столбу, пока не ощутил поток ионизированных частиц, направленный на него. Затем случилось что-то непонятное. Николас услышал мысленный голос Тати.
— Я не могу.
— Не могу что?
На какое-то мгновение образ Тати по ту сторону светового столба исчез, и Николас почувствовал, что остался один в тау-тау. Затем Тати снова возник в свете корёку.
— Тати, что с тобой?
— Не знаю... Кшира слишком силен, — на его лице застыло странное выражение.
«Кшира во мне? — подумал Николас. — Кшира во мне настолько силен, что не дает мне подойти к корёку? Что же еще мог Тати иметь в виду?»
Потом образ Тати снова исчез, и Николас понял, что он уже не вернется. В последний раз он долгим взглядом окинул световой столб. Без Тати столб начал постепенно распадаться и замедлять свое вращение подобно двигателю, лишившемуся источника энергии, и Николас мысленным усилием вышел из тау-тау. Он очнулся у храма и огляделся вокруг себя. Сидаре шел по мостику к храму. Николас последовал за ним и вдруг услышал резкий звук справа, доносившийся из одной из храмовых построек. Линнер остановился, пристально вглядываясь в темноту, которую не мог разогнать свет фонарей, но ничего не увидел. Тати вошел в храм и прошептал:
— Здесь кто-то есть.
— Это просто священнослужитель или сторож.
Но Сидаре покачал головой.
— Это кто-то не из здешних.
Он свернул за угол, Николас тоже. Храм был не заперт, как того требовал обычай. На полу лежало несколько ковриков. Возле священного фонтана в форме свернувшейся кольцами змеи Нотен-О-ками лежал маленький бамбуковый ковшик, бесхитростный символ чистоты, который надолго запомнился Николасу с той ночи.
— Тати! — снова позвал Николас и увидел, как оябун бросился к дальней храмовой постройке, где были выставлены статуи преподобных священнослужителей, основавших этот храм много веков назад. Они были высечены из камня и установлены на крутом горном склоне, поросшем деревьями. Туда вели каменные ступени, усердно вырубленные в скале.
— Это здесь! — Тати показал на нишу между двумя статуями, шагнул вверх по склону, но вдруг качнулся и, широко раскинув руки, рухнул на землю. Подбежав к нему, Николас увидел, что из сердца Тати торчит оперенный конец стальной стрелы, на его рубахе выступила кровь. Николас опустился на колени рядом с оябуном и положил руку на его голову. Глаза Тати были открыты, в них застыли гнев и удивление.
— Кто там был? — прошептал Николас, но друг его уже ничего не слышал. Шичо, мысленная связь, существовавшая между ними, оборвалась, и Николас почувствовал себя так, будто потерял руку. Он вскочил, схватившись за шершавую, покрытую мхом поверхность одной из статуй, бросился в лес и долго бежал сквозь лесные заросли, прислушиваясь к посторонним звукам. На небе, очистившемся от тумана, светила полная луна, придавая жутковатый вид деревьям и кустам.
Наконец Николас уловил приглушенный звук кожаных подошв, бегущих по каменистой почве, и помчался влево, наперерез звуку. Кровь стучала у него в висках, и он мчался огромными прыжками. После многих часов, проведенных за беседой с Ниигатой, его тело радовалось движению. Вскоре он увидел каменные ступени. Вверх по ним бежал какой-то человек, и Николас, стараясь держаться в тени криптомерий, стал преследовать его. Потом, когда лестница сделала крутой поворот, открыв взору массивный бронзовый меч Есицуне, выскочил из тени деревьев и помчался наперерез бегущему человеку. Он увидел, как тот зарядил свой легкий титановый охотничий лук стальной стрелой и нацелился в его сторону. Но когда Николас подбежал ближе, человек неожиданно опустил вниз свое оружие. В следующее мгновение он вступил в полосу лунного света, и Николас увидел его лицо. От неожиданности он чуть было не упал: это была Сейко.
— Боже милостивый, что ты наделала!
— Он нес с собой смерть, — процедила она сквозь зубы, стиснутые в страшном гневе. Ее взгляд метался по сторонам. — Он был готов всех погубить.
— Ты ошибаешься, он...
— Он убил бы тебя! — крикнула она и снова вскинула лук.
Николас резко повернулся и, напрягая мускулы, выдернул меч из каменного пьедестала. Его острое лезвие колдовски сверкнуло при свете луны. Сейко вскрикнула и пустила стрелу. Николас отскочил в сторону, но она стреляла не в него. Стрела вонзилась в тонкий слой грунта, на котором он стоял, и под тяжестью меча и собственного веса Николас стал сползать вниз вместе с осколками камня и осыпающимся грунтом. Он пытался ухватиться за дерево или выступ скалы, но все было тщетно. Он продолжал скользить вниз, в долину, а Сейко, освещенная лунным светом, бежала вверх по склону, прочь от Николаса.
Извиваясь всем телом, Николас почувствовал, что нога его зацепилась за сучковатый корень дерева, и через мгновение он повис вниз головой. Корень выдержал его вес, и Николасу удалось вонзить меч в склон горы. Держась за рукоятку меча, он осторожно освободил ногу из цепких древесных объятий и уперся в острый выступ скалы. Подтянувшись на руках, выбрался на твердую поверхность и стал на четвереньках карабкаться вверх по склону. Он чувствовал Сейко на расстоянии, знал, что она оглядывается, всматривается в темноту долины, думая о нем. Он не хотел сделать ей ничего плохого — просто прижать к земле и потребовать объяснений. Однако он так внезапно выскочил из леса, что она вскрикнула от испуга и снова вскинула свой лук. Стальная стрела мрачно сверкнула в лунном свете.
— Ну давай, пристрели меня, как ты сделала это с Тати!
Она прикусила губу и покачала головой.
— Ты ничего не понимаешь!
— Зачем ты убила его?
— Иначе он бы убил тебя, — тихо сказала она.
— Ты это уже говорила, но я тебе не верю!.. Ты просто ревновала меня к нему из-за того, что между нами существовала психическая связь, которая не оставляла места для тебя!
— Мои слова для тебя ничего не значат. И мне не нужны твои слова, я и так понимаю, что твое сердце превратилось в камень!
Сейко сказала правду, Николас не знал, что ей ответить, и промолчал.
