— Да, сюкен, — нехотя признался Николас.
— И, конечно же, ты хочешь знать, научу ли я тебя этому искусству.
Николас не ответил, продолжая идти по дороге, которая уже превратилась в грунтовую тропинку. Они быстро вышли за пределы более обжитой территории храма и углубились в дикую природу. В вершинах деревьев невидимые в густой листве щебетали птахи.
Николас обернулся к Тати.
— Я далек от любви к якудзе и ее членам. Но для тебя я собирался сделать исключение, потому что... — Линнер разглядывал деревья, утопавшие во мраке ночи. В воздухе стоял их смолистый запах. — Потому что наши души соприкоснулись, и мы могли бы многому научиться друг у друга. К сожалению, каждый из нас ведет обособленный образ жизни, что... Из-за такого образа жизни я потерял жену и еще одного, очень дорогого мне человека. В юности этой внутренней жизни мне было достаточно. Но это было очень давно, и тогда я был совершенно другим человеком. — Он покачал головой. — Ты прав, я стремился к сюкен с тех пор, как понял, что я тандзян. Но я не собираюсь злоупотреблять этой властью по отношению к тебе или кому-то еще.
Сидаре остановился и долго, пристально вглядывался в лицо Николаса, не делая ни единого движения. Над их головами пролетела черная птица и скрылась в зарослях криптомерии. Наконец, Тати произнес:
— А кто тебе сказал, что сюкен — это объединение двух путей тау-тау?
— Никто, я догадался...
— Эта теория объединения — миф. Линнер-сан, ты заблуждаешься. Сюкен существует, и корёку — его единственная тропа; сюкен удерживает два начала, свет и тьму, в одной душе, каждое по отдельности. Совершенство единения, как и любая другая форма совершенства человеческого существования, невозможно.
Тати видел выражение лица Линнера, но не имел ни малейшего представления, что оно могло означать. Он не знал о минах замедленного действия Кширы, тикающих где-то глубоко в душе Николаса.
— Но я с удовольствием научу тебя всему, что сам знаю. Я поклялся делать это по отношению к каждому встреченному мною тандзяну. Но даже если бы этой клятвы не было, я все равно стал бы тебя обучать всему, чему сам научился. Ведь мы же друзья.
— Да, — сказал Николас, вспоминая предупреждение Сейко об одержимости Тати Плавучим городом. — Мы друзья.
Они продолжили путь. Ниигата жил в небольшом домике, к которому вела узкая тропинка. Там, впереди, светились в темноте его окна. Вскоре показался небольшой крытый тростником домик. Он был построен из рубленого леса в традиционном японском крестьянском стиле — без гвоздей и без каких-либо связующих растворов.
Когда они подошли к входной двери, Сидаре сказал:
— Предоставь это дело мне. Я знаю, как разговаривать с людьми Рока.
— Но откуда тебе известно, что Ниигата побывал в Плавучем городе?
Тати ударил себя по груди кулаком:
— Вот откуда.
Нахмурившись, он постучал в дверь. Через мгновение на пороге появился тощий долговязый человек, которому было, наверное, уже за шестьдесят. Он был настолько истощен, что всем своим видом напоминал фотографии узников концлагерей. На голове его не было ни единого волоса. Для мужчины такого возраста это неудивительно, однако Николас заметил, что у него также нет ни ресниц, ни бровей.
— Ниигата-сан?
— Хай.
— Нас послал к вам один ваш друг. — Тати шагнул к порогу. — Его зовут Рок.
Николас быстро двинулся вперед, чтобы успеть подхватить Ниигату, прежде чем тот упадет на пол. Николас поставил его на ноги. Казалось, он весил не больше ребенка, его кожа была красной и покрыта гнойниками, при этом она блестела, как винил.
— Простите меня, — сказал Ниигата, оправившись, — не чаял снова услышать это имя.
— Этот человек умирает от радиоактивного облучения, — сказал Николас Тати и, обернувшись к старику, продолжил: — Ниигата-сан, кто-нибудь лечит вас? Вам нужно в больницу.
Ниигата жалобно улыбнулся:
— Моя болезнь неизлечима. Уж лучше я буду жить здесь, чем стану объектом любопытства ученых.
— Так вы побывали в Плавучем городе? — спросил Сидаре.
Николас почувствовал, как сердце Тати учащенно забилось.
— Входите, — жестом пригласил их в хижину Ниигата. — Я как раз собирался обедать. Не хотите ли разделить со Мной трапезу? Давно уже я не принимал гостей. Священнослужители регулярно навещают меня, но никогда не остаются надолго. Буду рад компании, даже если это действительно Рок прислал вас.
Николас быстро взглянул на Тати, но оябун сделал вид, что не заметил этого.
Вслед за истощенным стариком они вошли в дом. Ниигата медленно направился к очагу. Николас сказал:
— Вы были в Плавучем городе, но все же сумели вернуться.
— Да, я сбежал, — просто ответил Ниигата. Он помешивал корнеплоды, булькавшие в соевом соусе в большом железном котелке, который был подвешен на крюке над очагом.
— Похоже, наше появление не слишком напугало вас.
Ниигата поднял взгляд:
— Я уже мертв. Что еще может Рок сделать со мной? И все же мне неприятно слышать это имя.
Достав стопку грубых деревянных мисок, он положил в каждую щедрую порцию овощного рагу. Его руки дрожали, и он чуть было не пролил содержимое котелка на татами, но ни один из гостей не поднялся, чтобы помочь ему, так как он тут же скомандовал: «Сидите!»
Все трое ели в полном молчании. Как оказалось, аппетит был только у Николаса и Тати. Хотя пища была вкусной и ароматной, Ниигата едва прикоснулся к ней. Николаса это не удивило.
— Вы участвовали в проекте Абраманова, не так ли? — задал вопрос Сидаре, Ниигата отложил в сторону свои палочки для еды.
— Так вы не из Плавучего города?
— Нет, — ответил Тати. — Мы хотим положить конец тому, что там происходит.
— Так вы ничего не знаете, — голос Ниигаты упал, чувствовалось, что он вообще страшно устал от жизни.
— Да, почти ничего, И мы пришли к вам, чтобы все узнать.
Ниигата кивнул:
— Нет ничего важнее правды. — Он поднял голову, и его черные глаза вспыхнули лихорадочным блеском. — В наши дни только правда имеет значение. И, думаю, у меня нет иного выбора, кроме как поверить вам. — Он повел худыми плечами. — Возможно, я снова ошибусь, но большего зла, чем мне уже причинили люди, никто не сможет причинить.
И он рассказал им все, что ему было известно: о том, как Рок подобрал Абраманова в Южно-Китайском море, о том, что, когда ученый поправился, он уговорил Рока достать со дна моря его бесценный груз. Знал Ниигата и о лаборатории с горячей камерой, где проводились эксперименты с высокотоксичным радиоактивным элементом.
— Какой мощностью обладает этот элемент 114м? — спросил Сидаре, когда Ниигата окончил свой рассказ.
— Ну что вам сказать? — голова больного покачивалась на тонком стебле шеи. — Этого никто по-настоящему не знает. Даже Рок не осмеливается опробовать его на деле во Вьетнаме, так что опытный образец был изготовлен на основании лишь теоретических выкладок. Мне доподлинно известно, что этот элемент более токсичен, чем плутоний. Это страшное вещество. Непосредственный контакт с его частицами неизбежно ведет к смерти. Необходим тщательный контроль за загрязнением, так как на поверхности этого вещества всегда находится определенное количество мельчайших частиц, которые образуются в результате окисления. Опыты с элементом проводятся в вентилируемой горячей камере. Для того чтобы предотвратить окисление, в ней постоянно поддерживаются отрицательное давление и инертная атмосфера, состоящая из аргона. Однако предотвратить окисление не всегда удается, и тогда неизбежно перемещение высокотоксичной пыли. Кроме этого, существует еще и гамма-излучение. Элемент 114м является столь мощным источником гамма-излучения, что если в течение пяти минут человек будет находиться в десяти метрах от него без специальной защиты, он обязательно погибнет.
— Если это такое страшное вещество, зачем вообще иметь с ним дело? — спросил Тати.
— На это имеется несколько причин. У элемента 114м очень большое сечение поглощения тепловых нейтронов, что превращает его в наиболее эффективное ядерное топливо. Его критическая масса гораздо меньше, чем у урана или плутония. К тому же период полураспада чрезвычайно долог. Вы знаете, что все это значит?
— Кажется, я догадываюсь. — Николас почувствовал, как по его коже пробежали мурашки. — Абраманов открыл элемент, который может быть превосходным материалом для изготовления мощного оружия.
Ниигата кивнул:
— Правильно, русский ученый заявляет, что коэффициент размножения нейтронов настолько велик, что если бы нашелся такой дурак, который поместил бы два небольших — скажет, пять дюймов на восемь и на один дюйм — кусочка этого вещества на расстоянии трех футов друг от друга, то немедленно началась бы ядерная цепная реакция.
— И какой мощности? — у Николаса перехватило горло.
— По расчетам Абраманова, таких двух небольших кусочков достаточно для уничтожения четырех городских кварталов.
