— Ну в общем, конечно, — Джейн попыталась улыбнуться.
— Я понимаю, что это тяжело… расставаться с иллюзиями всегда трудно. Но всегда лучше знать правду. К тому же пойми, что у каждого из нас в шкафу свой скелет. Если бы так же вскрыть тебя или меня — у нас обнаружились бы не более приятные вещи в подсознании… это именно то, что в Культе Ликея называют Семенем Дьявола. Мы все заражены этим семенем. Но собственно наше существо, наш Дух состоит из Света, и наша задача — научиться перемещать сознание в область Духа и постоянно поддерживать это состояние… ну это азбука, это тебе известно. Однако Дух Алексея спит, он сознательно отказался от него, и существует на уровне низших принципов. Поэтому ждать от него воинского поведения — довольно глупо с твоей стороны… Да, иногда у него бывают всплески — например, в той сцене с националистами. Он же все-таки ликеид… хотя и там он повел себя не по-ликейски — то, что он пытался договориться с ними, нормально, но он бросил оружие, и это уже след его глубоких заблуждений. Пойми, его картина мира сейчас искажена, он полностью подчинен церковному учению, он неспособен на самостоятельное суждение, самостоятельное решение… Если бы ты сталкивалась со старорелигиозными людьми, как я, ты бы понимала, о чем я говорю. Эти люди фактически заменяют свой Дух на какие-то чисто внешние авторитеты.
— Да, но для чего они это делают? — спросила Джейн, — Ведь должна быть моральная выгода…
— И она есть. Им проще жить, понимаешь? Человек запутавшийся, несчастный, страдающий легко принимает внешние авторитеты… когда приходится все решать самому — жить гораздо сложнее. Когда приходится быть сильным, самостоятельным… например, Юнг утверждал, что религия возникла из стремления человека вернуться в детство, иметь строгого и справедливого отца, который за тебя все решает. Но мы-то на самом деле взрослые, мы понимаем, что мир суров, что решать приходится самим.
Но не будем отвлекаться… Об истоках религии можно говорить много. Я хочу объяснить, почему Алексей относится к тебе так холодно.
Видишь ли, он боится тебя. Бессознательно боится. Когда он перестал быть ликеидом, ему дали почувствовать, что он противопоставил себя Ликею… для него это было серьезное переживание. Он-то считал, что свободен в своих решениях, что ничего страшного в том, что он уходит, нет. Да, он свободен… но он сразу стал чужим для своих друзей, его оттолкнули, и когда он приехал сюда — возникли проблемы с работой… для него было ударом, конечно, и то, что пришлось работать на обычных гражданских линиях, на старых примитивных машинах, а первое время — только на малых… фактически, это работа таксиста. Он не понимал, это казалось ему несправедливостью — ведь он не сделал ничего плохого… но в то же время начал извлекать из этого свою мазохистскую выгоду, как это у них говорят — смиряться. Мы-то понимаем, что человека с такой психологией нельзя ставить на ответственную работу, посылать на войну. Его круг общения ограничился не-ликеидами… когда он пытался завязать разговор с кем-то из ликеидов, его мягко, но явственно отталкивали — он перестал быть своим. Но хуже всего было то, что его обязали проходить обследования… он ведь может от них и отказаться, только тогда его не допустят к полетам. Он может выполнять другую работу, он достаточно образован для какой-нибудь нехитрой профессии, но ведь он летчик… каково это ему? А обследование это — действительно тяжелая вещь. Ты это понимаешь. Какая-то часть его психики любит унижение, но большая часть — очень и очень гордая… Ему это тяжело воспринимать. Я вижу, как меняется каждый раз его состояние. Когда я провожу рефрейминг до обследования — он здоровый человек, после обследования в его подсознании наступает конфликт, несовместимый с жизнью… не знаю, как он потом восстанавливается. Я пробовала сама ему помочь восстановиться, но это невозможно, так как я для него… он мне не верит. Когда человек сам приходит к психологу, он сам отвечает на любые вопросы, раскрывает душу, соглашается на любое унизительное обследование — для него это не унижение, и психолог для него — врач, помощник, которого стесняться глупо, которому можно полностью довериться. Но Алексей приходит не по своей воле… он не доверяет мне, я для него не врач, а следователь, проводящий допрос. Это моя недоработка, конечно, но я не знаю, как вызвать его доверие в таких условиях. Мне приходится практически насильно вскрывать его психику, это тяжело и болезненно, и в результате — у него просто возник страх. Конечно, тщательно скрываемый от самого себя, никак не демонстрируемый… но это самый настоящий страх. Но он направлен не на меня лично даже, Алексей понимает, что я просто выполняю свои обязанности. Это страх, направленный на всех ликеидов вообще. Алексей боится и тебя, потому что ты ликеида… Это подсознательно. Он избегает разговора с тобой, потому что избегает нового насильственного вторжения в душу… кстати, интересно, что эти вторжения он воспринимает как грех, причем, свой собственный грех. Он обращался к священнику даже с вопросом, не должен ли он все-таки оставить работу пилота, чтобы не грешить, говоря со мной, поднимая со дна души всю эту муть… Но священник ему это не запретил. Но конечно, он все равно старается свести это к минимуму. Он не доверяет ликеидам и боится их, понимаешь, в чем дело? Он не то, что не видит смысла или не хочет с тобой спорить — у него просто обычный страх. Выводы для тебя… — Моника задумалась, — То, что ты тогда выдала ему справку в нарушение правил — это, конечно, плохо, но для твоих отношений с Алексеем — очень хорошо. Ты избавила его от этой боли. Второе, ты должна как-то постараться ему показать, что не имеешь отношения к этим обследованиям и, может быть, даже плохо к ним относишься… Третье — самое главное — мягкость и никакой наступательности. Никогда не пытайся его в чем-то убеждать! И не расспрашивай прямо в лоб, никогда… Поставь себя не в позицию ликеида, а играй роль простой женщины… вот как эта Лена. Стань слабой, мягкой, глупой, убеди его своим поведением, что он не должен бояться. И старайся всегда говорить с ним о том, что интересно ему… Наводи его мягко на эти темы, но не спрашивай в лоб, он ненавидит вопросы… знаешь что, давай проведем с тобой небольшой тренинг, скажем, завтра… тебе нужен имидж-тренинг. Подойдешь завтра в пять в Социал?
— Спасибо… если тебе не трудно.
— Это поможет ему раскрыться… Теперь о том, с чего следовало бы начать — что делать с твоей любовью? — Моника задумалась. Джейн отхлебнула еще немного воды из бокала.
— Безусловно, о твоей жизни с Алексеем не может быть и речи. Вы совершенно разные люди. Сейчас у тебя романтическое увлечение, которое через месяц сменится разочарованием и отвращением. Но если твои чувства оставить неразделенными… Это может спровоцировать у тебя еще более серьезную депрессию, вплоть до необходимости лечения. Я всегда предпочитаю лечить страсть удовлетворением. Поэтому… да, я за то, чтобы добиться от Алексея взаимности. Возможно, пожить с ним какое-то время… ах нет, это не получится — он потребует венчания… ну что ж, ты сама будешь решать — настолько ли велики твои чувства к нему, чтобы принять его религию, обвенчаться…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
