— Отчего же он тогда в отставку вышел?
— Его в оную скорее выперли.
— О как?..
— Я особо подробностями не интересовался… Пока. Но кое-что все же выяснил — через Васильева. Иван Иванович, во время своей службы, умудрился заметить пару-тройку неприглядных делишек собственного начальства, после чего в оном разочаровался совершенно. Но тогда еще смолчал и стерпел. А вот когда он раскопал нечто подобное на какую-то достаточно высокопоставленную особу, а ему не дали довести все до логического конца…
— Правдоискателей у нас не любят, хе-хе. А сколько же ему годков, что он этого еще не понял?
— Да их нигде не любят — но ведь и без них совсем уж нельзя? А годков ему столько же, сколько и тебе, то есть тридцать один. В общем, Купельникову сначала несколько раз намекнули, чтобы успокоился. А потом открытым текстом сказали, что таких непонятливых Отдельному корпусу жандармов не надо.
— Хм. А что за высокопоставленная особа?
Александр пожал плечами, в который уже раз поправляя упорно сползающую вниз простыню.
— Кто-то из свиты великого князя Николая Николаевича-младшего, но кто именно — сие тайна великая есть.
Крра-к!
Очередной речной исполин лишился своей хитиновой брони.
— Ладно. Что у тебя, новости есть?
— У меня нету, а вот Гурьян радует. А заодно сам, хе-хе, радуется своей новой игрушке — фотоаппарату.
Погрузневший от выпитого пива оренбургский казак величаво поднялся, дошагал до аккуратно уложенной (спасибо армии за правильные привычки) формы и вернулся с тонкой стопочкой фотокарточек.
— Лицо у господинчика вроде бы и знакомое, да все никак не могу вспомнить, где же я его видел?.. А ведь видел, точно.
Поглядывая попеременно, то на сыр, то на командира, Гриша едва не упустил тот краткий момент, когда лицо друга хищно заострилось. И тут же расслабилось.
— Господин Генрих Нейгель, личный порученец Фридриха Круппа… Что ж, ожидаемо.
Повертев в руках остальные фотокарточки, фабрикант на мгновение о чем-то задумался. После чего положил добычу Гурьяна (и Эммы, его учительницы-напарницы) на краешек стола и кивнул на чуть приоткрытую дверь сауны:
— На второй заход?
— Это можно!
Через некоторое время, распаренные и благодушные, два друга опять уселись за небольшой столик. Жгучий сухой пар, обжигающая прохлада воды в бассейне, опять жаркий парок — напрочь выгнали дневную (а еще вечернюю и ночную) усталость, освободив место для сладкой истомы, и даже (кто бы мог подумать!) некоторой неги. Которая, впрочем, совсем не мешала тихому разговору, перемежаемому время от времени небольшими глотками темного лагера.
— Так что насчет доносчика из бухгалтерии, командир?
— Ну какой же это доносчик, Гриша? Это уже полноценный вражеский шпион, можно сказать — золотая добыча любого контрразведчика. М-да. Письма его у тебя?
— Так точно.
Согласно кивнув, Долгин совершенно нечаянно зацепился глазами за длинные плети "косички" на столе. Поводил головой, выбирая между нежно-коричневым сыром, золотистой воблой и ало-красными раками, и не поленился дотянуться до остатков изрядно погрызенной "веревки".
— Завтра утром занеси мне любое из них.
Главный инспектор чуть было не спросил, почему любое — но вовремя вспомнил, что работает на друга один литвин с очень интересными каллиграфическими талантами. Вспомнил, и промолчал.
— Далее. Выбери среди ребят двоих-троих с явным актерским талантом, подготовь реквизит по варианту три, и будь готов убедить нашего шпиона к самому плодотворному сотрудничеству.
— Всегда готов, командир! Кхм. А после того, как мы с ним посотрудничаем, может его… Того?
— Боюсь, он и этого не переживет.
— Какая жалость.
Синхронно улыбнувшись, приятели в очередной раз убавили уровень пива в своих кружках.
— А после того, как мы порадуем Нейгеля небольшим театральным представлением, можно будет заняться и остальными. Примерно через месяц, а может чуть раньше.
— Угум.
Очередная порция сыра помешала Григорию ответить более внятно.
— Кстати, не забудь позаботиться о враче — собрание получится большим, мало ли кому станет плохо?..
— Все будет в самом лучшем виде, командир.
Примерно через полчаса, убедившись, что в пятилитровом бочонке Венского лагера, фигурально выражаясь, показалось дно (то бишь, струйка из бронзового краника стала до неприличия тонкой), главный инспектор Русской оружейной компании кое-как оделся (лишь бы добраться до навечно закрепленной за ним комнаты-спальни). Прихватил с собой жалкие остатки сыра, вкус которого ему ну никак не получалось разобрать, и тяжелым, и в то же время неслышным шагом удалился в темноту ночного дома. А сам хозяин еще раз навестил парилку, немного поплавал в бассейне, и блаженно пофыркивая, растекся телом по лавке-лежанке, даже и не собираясь никуда идти — ему и здесь неплохо поспится. Закрыв глаза, и поудобнее устроив недовольную очередным синяком руку, Александр опять вернулся мыслями к Круппу — вернее, тому подарку, который он собирался сделать Пушечному королю всея Европы. Бойтесь данайцев, дары приносящих!
"Перевербовать бы Генриха!.. Но что-то сомневаюсь, что получится — поймать практически не на чем, предложить тоже нечего… Кроме денег. Еще можно "выдоить" досуха на предмет информации о Круппе, и скромно похоронить. Возможно?.. Нет, тоже не вариант. Ну что же, значит — свалится скоро на старину Фридриха нежданный дар судьбы. Такой, что и проигнорировать невмоготу, и забыть не получится — а значит, что он обязательно в него вляпается, по самую что ни на есть маковку… Вляпается, и потеряет больше, чем приобретет!".
Легкую полудрему, имеющую все шансы развиться в полноценный здоровый сон, прогнали прочь легкие и почти неслышимые шаги. И очень знакомые — принесшие с собой не только запах цветущей ромашки, но и едва заметное касание к руке:
— Александр Яковлевич, опять синец себе посадили?
Тонко звякнула стеклянная крышка на флаконе с бадягой, прошуршало платье, и в бок Александру уперлось что-то упруго-округлое, безошибочно определенное организмом как женское бедро. Приятная прохлада примочки притушила боль от синяка, затем ловкие пальцы забегали по спине, надавливая, сжимая и поглаживая. Время от времени спины касались и два полушария, не менее упругих, нежели бедро — Наталья очень ответственно подходила к порученному делу, прикладывая всю возможную старательность. Работодатель, разумеется, не возражал.
— Ох!
Вот только слабые ручки милой и женственной горничной иногда забывались, и начинали массировать с силой, более приличествующей какому-нибудь кожемяке. Слава богу, такие моменты все же были достаточно редки — в основном, они нежно и бережно порхали, доставляя немалое удовольствие. К сожалению, недолгое — а как бы хотелось полежать под такими ручками часика два-три!..
— Спасибо, Наташа.
Массажистка тут же встала, а вместе с ней поползла вниз и предательница-простыня — заставляя князя очень резво выйти из состояния полной расслабленности. Простыню-то он поймал.
— Ой!!!
А заодно нечаянно столкнулся с горничной, которая как раз ставила флакончик бадяги на свое законное место. Ну как, столкнулся?.. Нос и правая щека у него абсолютно не болели, да и грудь Наташи совсем не выглядела пострадавшей (как и она сама в целом). Но шишка все же выросла. У князя. Непринужденно забросив ногу на ногу, Александр с большим интересом взглянул на порозовевшую девицу, закрывшую ко всему прочему, свои красивые глаза. Очень, надо сказать, знакомый прием!..
"Какая настойчивая девушка. Ну что же, видимо это судьба. Или нет?"
— Присядь, нам надо поговорить.
Исполнительная горничная немедленно выполнила хозяйское распоряжение. Ошибившись только в одной незначительной детали — она уселась не куда-нибудь, а на колени молодого князя, слегка придавив своим твердокаменным бедром одно, очень даже чувствительное место. Глаза она, кстати, так и не открыла, разве что румянец стал немного погуще.
— Кхм. Наташа… Я никогда не сплю с теми, кто на меня работает.
Явственное огорчение на хорошеньком личике девушки, в полной мере охарактеризовало ее отношение к такому положению дел.
— Так что у тебя есть два пути. Взять полный расчет у экономки, и стать моей содержанкой, или же все останется по прежне…
Договорить у Александра не получилось, его заткнули. Самым грубым, и в то же время нежным образом — сладкими, словно зрелая малина, губами и теплой ладошкой на его затылке. Потом ей же провели по недавно пострадавшей щеке и перевели на шею. Вдобавок ко всему, и собственные руки князя словно бы обрели полную самостоятельность, обхватывая талию Наталии, и расстегивая многочисленные крючки платья… Вернее, помогая хозяйке платья их расстегивать.
