Перекатившись, Шон вскочил на ноги и бросился бежать, петляя и делая зигзаги, чтобы сбить с прицела возможного невидимого стрелка.
Добежав до колючих зарослей, он опять бросился навзничь, бегло озираясь. И тут же заметил труп, лежащий под невысоким терновым кустом лицом вниз всего в нескольких ярдах от него. Это был чернокожий. С тела кто-то содрал одежду и ботинки.
— Джоб! — хрипло вырвалось у него из груди. Крадучись, он пополз вперед, пока не оказался бок о бок с трупом. Единственное пулевое отверстие зияло в спине мертвеца, в ране уже копошились мухи. Кровь запеклась черной коркой, и Шон уловил запах тления.
— Мертв уже сутки, — определил он и поднялся на колени. Теперь можно было не соблюдать особой осторожности. Он бережно приподнял мертвую голову. Шею покойника свело трупным окоченением, и Шон, крякнув с огромным облегчением, отпустил голову, которая упала с глухим стуком на землю. Это был чужак.
— Джоб! — позвал он. — Клодия! — Это был вопль отчаяния, и Шон побежал вперед, к месту, где ее оставил. Там было пусто.
— Джоб! — Он дико озирался вокруг. — Клодия!
На краю поляны лежал другой труп чернокожего, тоже раздетый, и Шон подбежал к нему. Еще один чужак, тощий карлик, которому выстрелом снесло полчерепа. Он тоже начал разлагаться, и его живот вздулся, как блестящий черный шар.
— Двое подонков выбыли, — с горечью произнес Шон. — Хорошо стреляешь, Джоб.
Матату следовал за Шоном; сейчас он осматривал навес. Наконец оставив его, он принялся рыскать кругами, как охотничья собака в поисках тетерева. Шон и Пумула молча наблюдали за происходящим, не пытаясь идти за ним, чтобы не спутать следа. Через несколько минут Матату вернулся к ним. — Это та же шайка, что гналась за нами прежде. Их было пятнадцать, они окружили хижину и ворвались. Джоб пристрелил двоих из бандуки «30/06», — он показал Шону пустые гильзы. — Они сопротивлялись, но те взяли их в плен и увели с собой.
— И мемсахиб тоже? — Шон боялся услышать ответ.
— Ндио, — на суахили ответил Матату. — Да, ее они тоже увели с собой. Она еще хромает, но они поддерживали ее под руки. Она все время вырывалась. Джоба ранили, и Дедана тоже. Наверное, их избили, и я думаю, что им связали руки. Они шли, спотыкаясь. — Матату показал на трупы. — Они сняли форму и ботинки со своих мертвецов, забрали их оружие и ушли обратно, — он показал в сторону перешейка.
— Когда? — спросил Шон.
— Вчера утром. Наверное, они ворвались в лагерь на рассвете.
Шон угрюмо кивнул, но внутри у него все кричало: «Клодия, о Боже, Клодия, если они только тронут тебя, я им кишки вырву!»
— В погоню, — сказал он вслух. — Бегом!
Пумула сбегал назад к каноэ, чтобы забрать снаряжение и бутылки с водой, и Шон пустился бегом, едва скользнув в лямки своего рюкзака. Куда-то испарилась непомерная усталость от бессонной ночи, которую он провел, толкая каноэ. Он ощущал себя сильным, свирепым и неутомимым.
На первой же миле они перешли на профессиональный бег разведчиков, ведущих погоню. След оставался холодным, и Шон бежал, не опасаясь засады. Он полностью полагался на Матату, который сразу заметил бы замаскированную ловушку или противопехотную мину, приготовленную для них врагами. Не считая этой маленькой предосторожности, они неслись едва ли не с марафонской скоростью, вытянувшись в одну линию.
Лицо Клодии непрестанно маячило у Шона перед глазами, и на ногах у него будто вырастали крылья. Их пятнадцать, сказал Матату, и всех их будет соблазнять нежное белое тело Клодии. Пока было незаметно, чтобы они где-нибудь остановились позабавиться с ней. Он без возражений принял версию Матату, что бандиты подкрались к лагерю на рассвете, напали внезапно, но старались не причинять пленникам вреда. Они были нужны им живыми, а не мертвыми. Похоже, что Джоб и Дедан отделались несколькими ударами прикладом, но мысль о Клодии не давала Шону покоя.
Они заставляли ее идти, несмотря на раненую ногу. Это большая нагрузка на колено, и Клодия может остаться хромой на всю жизнь. Любая вынужденная задержка из-за ее травмы только озлобит их. Все зависит от того, насколько им нужна белая пленница. Скорее всего, они используют ее как заложницу, чтобы торговаться с западными правительствами. Многое зависит и от того, кто это — ФРЕЛИМО, РЕНАМО или обычные бандиты, от того, насколько они организованны, кто их вожак и насколько силен его авторитет; но Шон знал — Клодии в любом случае угрожает страшная опасность.
Догадываются ли враги, что за ними идет погоня? Наверняка они видели следы, ведущие в деревню, и поняли, что не хватает троих — нет, вместе с Капо, четверых. Да, они не могли этого не заметить, а значит, ожидали преследования и были начеку.
Трудно рассчитывать, что Клодия сможет постоять за себя. Шон так и представил себе, как она препирается с похитителями, настаивая на своих человеческих и гражданских правах, отказываясь выполнять их приказания. Несмотря на тревогу, при этой мысли он улыбнулся. Они небось думали, что в лапы им попалась домашняя кошечка, а обнаружили, что связались с разъяренной тигрицей.
Его улыбка погасла. Он знал, что независимое поведение Клодии только разозлит их, стремительно снижая ее шансы выжить. Если вожак банды с трудом удерживал власть, то это будет для него предлогом повысить авторитет в глазах собственных людей. В Африке царили патриархальные нравы, и вряд ли он потерпит от женщины отказ повиноваться его воле. Если Клодию похитили те же бандиты, что вырезали деревню, то в их жестокости сомневаться не приходилось.
«Хоть раз в жизни, детка, придержи свой язычок», — про себя взмолился Шон.
Бегущий впереди Матату неожиданно остановился и жестом подозвал его. Шон подскочил к нему.
— Здесь они останавливались, — Матату указал на следы привала в тени молодого мопане.
В пыли валялись смятые черные окурки, и Матату показал на свежие белые надрезы на темном стволе мопане — следы от срезанных ветвей. Веточки поменьше ободрали и бросили; листья на них совсем завяли. Значит, Матату был прав — похитители были здесь вчерашним утром.
Шон удивился, зачем им понадобились ветки, и Матату пояснил:
— Они сделали мушелу для мэм.
Шон с облегчением кивнул. Конечно, разбитое колено Клодии их задерживало, но они соорудили носилки из ветвей мопане, вместо того чтобы просто прикончить ее выстрелом в затылок. Пока дела шли лучше, чем Шон ожидал, и он мысленно прибавил Клодии шансов остаться целой и невредимой. Видимо, они ценили свою пленницу выше, чем он на то рассчитывал.
Но самой большой опасности она подвергалась вчера вечером, когда они остановились на ночлег. У бандитов был целый день, чтобы глазеть на нее; наверняка ее тело дразнило их воспаленное воображение. Шон не нашел в себе сил представить, что с ней стало, если в какой-то момент вожак потерял контроль над своими людьми.
