Погожев стоял около камбуза и маленькими глоточками потягивал чай из эмалированной кружки — утолял жажду. Витюня, стармех и Зотыч вели разговор недалеко от него, около входа в машинное отделение. Погожев прислушивался к их разговору и думал: «Если слух насчет замета Торбущенко оправдается, какое самочувствие будет у Малыгина? Малыгин, конечно, не ожидал такого. Да и кто ожидал? Этот замет поубавит спеси у Малыгина». Ему вспомнилась малыгинская «приписка» к договору насчет «крупного рогатого скота», и он мысленно улыбнулся...
— Торбущенко сделал правильно, вызвав к себе приемку, — одобрил стармех Ухов. — Другого выхода я не вижу.
— Факт, — поспешно согласился Витюня, — на рефрижераторе тоже план. А тут такой куш подвалил... Помните, как на хамсовой путине одним заметом мы столько рыбки накрыли, что сами — под завязочку и подвернувшегося «таманца» полностью хамсой налили. — И, помолчав, уже спокойно добавил: — Правда, в том году хамсички этой было много. Керченский пролив кипел от рыбы...
Погожев закурил и посмотрел на часы. Сегодня который раз уже смотрит он на часы! Да и не только он. Всем не терпится узнать о замете из уст самого кэпбрига Торбущенко... «Если вовремя подошла приемка, к двадцати часам они уже могут сдать рыбу», — прикинул в уме Погожев.
Вечерело. Зной заметно шел на убыль. Далеко за кормой остались воды гостеприимной Болгарии. И живописная речка Ропотамо. Армада судов вслед за рыбой устремилась к берегам Одессы. Города им пока было не видно. Но огонь маяка на мысе Большой Фонтан вот-вот должен был показаться. Впрочем, местонахождение судна рыбаков меньше всего волновало. Главное сейчас — рыба. За ней рыбаки — хоть к черту на рога! Спустившись с ходового мостика и зайдя в каюту, Погожев взял с полки первую попавшуюся ему книгу и присел к столику. Глаза его бегали по страницам, но смысл написанного ускользал от Погожева, так как его голову ни на минуту не покидала мысль о Торбущенко. Погожев почти был уверен, что, хлебнув из чаши рыбацкой славы, Торбущенко едва ли захочет сдавать позиции. Но и Малыгин скорее ляжет костьми, чем будет в хвосте у того самого Торбущенко, чье предложение о соревновании он так пренебрежительно отталкивал.
Погожев сунул книгу на прежнее место и вышел на палубу. До выхода на связь еще оставалась добрая четверть часа. Но он не выдержал и сказал Климову:
— Прогуляемся по эфиру. Может, услышим что-нибудь интересное.
Климов понимающе улыбнулся, сморгнув белесыми ресницами-звездочками.
— Не терпится, Андрей Георгиевич? — спросил он.
— Точно, Володя, — признался Погожев.
— «Король», наверно, сейчас икру мечет.
— С чего бы это? — спросил Погожев не совсем искренне, так как мысли у него с радистом были одни и те же.
— А как же! — оживился Володя, и лицо его засветилось восторгом. — Такого фокуса «король» в жизни не ожидал... «Партизан» вставил фитиль «королю»...
Климов не успел отпереть радиорубку, а Леха уже был тут как тут.
— Смотри, чтоб не пригорело жаркое, — сказал ему Володя, шутя. — Заслушаешься и о камбузе забудешь.
— Ни-и, — мотнул головой Леха. — Жаркого вже немае. Усе полопали. — И присел на комингсе, обхватив колени большими крестьянскими руками, с каким-то настороженным интересом наблюдал за действиями радиста. Хрящеватые, плотно прижатые к голове уши только усиливали эту Лехину настороженность.
— На яком ж мы теперь месте будемо? — спросил он почему-то вполголоса.
— Сейчас узнаем, — сказал Погожев и вынул из кармана блокнот для записей.
Леха зыркнул маленькими глазками в сторону Климова и, убедившись, что тот занят аппаратурой и особо к их разговору не прислушивается, спросил:
— Рыбаки в каюте масалили, что вам за це гроши не платят. И, мол, прибыля тэж. Це вирно?
— За какое это «це»? — спросил Погожев.
— Ну, за то, шо з намы вместе сеть тягаете.
— У меня зарплата, — сказал Погожев.
— Тэж за клуб. А шо ж вы тоды за цю рыбу так болеете? Я ж бачу.
— Это же наше, колхозное дело. И какая же нам будет цена, если мы за собственное дело не будем болеть. Ты ведь тоже болеешь: придумал радиопередачу о передовиках. Хорошо придумал, — похвалил Погожев.
Леха беспокойно поерзал по комингсу, хотел что-то сказать еще, но смолчал и задумался.
В дверях появился Кацев, и в радиорубке сразу же стало темно.
— Да не заслоняй ты своими телесами, — сказал Климов.
Сзади Кацева тоже теребили, просили подвинуться, дать и другим место. Около радиорубки собралась чуть ли не вся бригада.
— Что скажет штаб путины о бригаде Торбущенко? — пощипывая усы, гадал Кацев. — А может, и ничэго.
— Как ничего? Не имеет права, — возразил Витюня. — Если о таких заметах будут замалчивать...
— Да погоди, есть ли этот замет. Может, все это хохма, — перебил кто-то из рыбаков Витюню.
Все настороженно замолкли.
Климов повернул рукоятку, включил эфир. Толпящиеся у дверей рубки рыбаки замерли. Даже забыли о своих сигаретах. И вдруг со спардека донесся возбужденно-радостный голос кэпбрига:
— Рыба, мать вашу туда, сюда и обратно! Товсь!..
В мгновенье ока около радиорубки не было ни души. Теперь уже не до рыбы Торбущенко, надо было не упустить свою. У рации остались только Володя с Погожевым. Внимание их раздваивалось: надо было следить за аппаратурой и не терпелось узнать, что же делается на палубе. Разговаривали с Гусаровым и Сербиным, а сами невольно прислушивались, что происходит у них на сейнере: отдали кляч... сделали замет... стягивают троса нижней подборы невода...
Ага, вот и Торбущенко. В микрофон они кричали попеременно, то сам кэпбриг, то инженер Селенин. Настроение у них подскочило до неузнаваемости. Так и есть, рыбу сдавали из «подсушенного» невода. Из моря прямо на рефрижератор.
— Все первым сортом! — сообщал Селенин.
— Полчаса, как отошли от приемки... Находимся в поиске! — какой-то возвышенной скороговоркой бубнил в микрофон Торбущенко.
— Поняли вас! Поздравляем с заметом!..
И вдруг вклинился голос со стороны:
— Присоединяемся к поздравлению! Поздравляем! Так держать дальше!..
Погожев не сразу узнал голос Малыгина. Нет, не самого Платона Васильевича —
