Хрис Блейн кого-то сильно напоминал Кевину. Разумеется – отца, капитана Родерика Блейна, но и еще кого-то... И когда Хрис остановился у окна, Реннер наконец вспомнил. Он словно наяву увидел гардемарина Хорста Стейли, смотрящего на Глаз Мурчисона, сверкающий напротив Угольного Мешка, точно один-единственный глаз из раскаленного докрасна угля на лице монаха, скрывающего голову под капюшоном. Кевин тотчас же сообразил, что видел Хорста таким, каким тот был совсем незадолго до того, как «Макартур» отправился к Глазу Мурчисона.
Сейчас Хрис стоял у окна, закрывая собою Человека в капюшоне, затем он медленно двинулся по корме на завтрак, а Кевин по-прежнему стоял и размышлял о станции.
Затем вновь он задумался о молодом человеке? Почему он так похож на Хорста? На Хорста Стейли, который узнал слишком много о Мошке-1 и трагически погиб в возрасте двадцати восьми лет. Ведь Хрис никогда не встречался с Хорстом. Безусловно, между ними не было родственных связей. Хрис Блейн очень походил на отца, то же квадратное лицо, пышные светлые волосы, маленький, чисто ирландский нос... который у Родерика был сломан; в то время как Хорст Стейли был очень красив, точно сошел с обложки журнала, со своим правильной лепки треугольным лицом, огромным ростом, могучими мускулами и широкими, покатыми плечами...
– А!..
– Что с тобой? – вскинул на него глаза Гораций Бери. Хрис Блейн как раз приблизился к ним на такое расстоянии, что Реннер смог бы услышать его голос.
– Так, просто размышляю, – ответил он Бери. Когда они подходили к мостику, Реннер услышал голос Трухильо, веселый, бодрый, мелодичный и не очень громкий; в то время как мощный голос Блейна перекрывал собою гул корабельных систем.
– Если не хотите влипнуть в крупный скандал, не вздумайте посвящать ваше высокое начальство разглагольствованиями о «мнимых» кораблях, – говорил Блейн девушке. – Они выглядят настолько безвредно, что вас просто высмеют!
– А я и не буду. Какая мне польза от такого материала? А настоящий скандал я устрою потом, – отвечала Трухильо с усмешкой.
Оба закончили завтракать. Джойс Трухильо уселась в уединенном кресле напротив нескольких экранов. С ее места не было видно панели управления. Блейн опустился в кресло второго пилота. Реннер подождал несколько минут, затем спросил:
– Ну, как наши дела, Хрис?
– Семьдесят часов полета, причем с постоянно увеличивающейся скоростью, – ответил молодой человек. – Теперь я, пожалуй, сбавлю тягу. Потом мы можем сбросить дополнительный бак, и лететь по инерции до тех пор, пока не доберемся до прыжковой точки, ведущей к красному карлику. Это займет двести семьдесят часов, если прыжковая точка не сдвинулась. Если же это произошло, то считайте, что все полетит в тартарары.
– Полагаю, нам следует сохранить бак и заново заправить его. Лучше подстраховаться.
Блейн кивнул.
В течение следующих пяти минут тяга снизилась до обычной гравитации в 0,5 g, достаточной для того, чтобы жидкость не плавала в воздухе шариками. Реннер переждал немного, затем спросил:
– Не возражаете, лейтенант? – и двинулся по корме за кофе.
Он не удивился, обнаружив, что прямо за ним летит Бери. И снова спросил:
– Вам турецкий?
– Будь так добр. Кстати, ты оставил... оставил Блейна управлять моим кораблем. Считаешь это правильным?
– Мы находимся почти за пределами орбиты Дагды в системе Каледа, причем – в состоянии свободного падения. Что может случиться? Внешние? Или в двигателе вспыхнет гелий? Вы же знаете, он обучался водить корабли в ИВКФ.
– Знаю.
– Я тоже.
– Я чувствую, что тебе надо мне что-то сообщить. И тебе не хочется, чтобы он об этом знал, так? Или эта женщина Трухильо?
– О... что-то меня гложет, не дает покоя. Да ладно, пустяки, Тем более, что я догадался – что. Вы не можете помнить гардемарина Хорста Стейли. Так вот, это был один из лучших офицеров в ИВКФ, этакий импозантный красавец, прямо, как с плаката. И если он что-то делал, то – идеально. Блейн ведет себя точно так же, но если у Стейли все получалось, как само собой разумеющееся, то Блейн делает это сознательно, словно по какому-то сигналу.
– В конце концов, он воспитывался мошкитами. А что ты думаешь о Трухильо?
Реннер улыбнулся.
– Ее я давно раскусил. Только секс и любимое дело, но, как говорится всему свое время. Она может заниматься этим попеременно. И всегда бывает на высоте. Я имею в виду – и в сексе и в деле. Так каковы правила этого полета, Гораций? Заниматься сексом или нет?
– Думаю, я на все закрываю глаза. Бедняга старина торговец Бери ничего не замечает. Но разве она здесь не ради дела?
– Разумеется, ради дела. У нее далеко идущие планы, Гораций. И довольно перспективные, однако. Мне и в самом деле это нравится. Нравится флиртовать. – Реннер заметил, что магнат даже не улыбнулся и продолжал: – Дайте ей передохнуть, Гораций. Ее папа рассказывал ей о торговцах, о принцах-купцах, но ведь она так ничего и не знает. Она узнает о торговцах от вас.
– «Ваша репутация опережает вас», – процитировал Бери слова Трухильо на Комиссии.
– Сомневаюсь, что она имела в виду что-то неприглядное, – сказал Реннер и вздохнул. – Она собралась в развлекательное путешествие. А тогда... просто впервые в жизни ей выпала возможность вас задеть, а вы... вы ненавидите Блейна, и если мы окажемся на месте как и намечали, то мы будем там именно тогда, когда на нас вылетит целая армада мошкитов.
Наступила тишина, за время которой Реннер успел сварить две турки кофе. Бери взял свою чашку и спросил:
– Как ты можешь говорить, что я ненавижу Кевина Христиана Блейна? Он же твой крестный сын. И мой гость.
– Гораций, вы никогда не бываете открыто грубы, а я вас достаточно хорошо знаю. И, послушайте, если мне придется... Игорь! Сегодня ночью мы создадим нечто совершенно другое, совершенно.
– Да, доктор Франкенштейн! Да, да!
– Сегодня ночью мы создадим неправоверного, которого меньше всего хотели бы видеть на борту крохотного корабля торговца Горация Бери. Мы зададим ему следующие характеристики... пуф-пуф-пуф!.. Англо-саксонец. Христианин. Человек из Имперского космофлота. Родственник того самого Родерика Блейна, который некогда взял Бери под арест на борту военного судна ИВКФ. И наконец... пуф-пуф-пуф!.. Он будет воспитан Посредниками мошкитов!
Когда Гораций заговорил, у него даже исчез акцент:
– И в довершение всего, он – манипулируемый сукин сын.
– Я бы сказал, что его натаскали мошкиты.
– Совершенно верно, Кевин, но он пытался манипулировать мной. Неужели он держит меня за дурака?
– Гммм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
