«Парное катание – это когда надо каждый раз заставлять друг друга начинать работу и заставлять ее заканчивать, – говорила Ирина Роднина. – Парное катание – это оба вместе, каждый за себя и каждый за двоих. Я сказала, что характеры должны быть достойны друг друга и, значит, принадлежать сильным людям. Но оба сразу, оба постоянно не могут быть сильными – это невозможно и даже противоестественно, и природа подобного не создает. Поэтому спортивная пара должна быть таким коллективом, такой командой, где каждый постоянно начеку, чтобы оказаться сильнее в тот момент, когда другой слабее. Один оступился, другой поддержал, один ошибся – не в ту сторону поехал, другой – тоже, но сознательно, чтобы сохранить синхронность. Один внутренне дрогнул, другой – словом или взглядом – пришел ему на помощь. Вот это – взаимная страховка во время соревнований и взаимная борьба на тренировках – и есть психологическая особенность парного катания».
Действительно, психологическая совместимость партнеров – немаловажная составляющая в парном катании. К сожалению, после первых побед отношения между Родниной, Улановым и Жуком дали трещину. Если раньше над программой работал сплоченный коллектив, то теперь – три совершенно разных человека со своим видением катания. Ирина начинала взрослеть, приобретала опыт и уже не соглашалась со всем, что ей предлагали тренер и партнер. Она, к примеру, всегда очень боялась врачей и сильной боли, и поэтому, несмотря на заводной характер, не спешила с освоением новых рискованных элементов. У Жука вместе с Родниной и Улановым работала еще одна пара, и Ирина говорила тренеру: «Пусть сначала они попробуют». Жук однажды вышел из себя и ответил: «Если они первыми сделают, то это будет уже их элемент!» Ирина возражать не стала: «Ну и пусть!» Правда, Станислав Алексеевич принимал меры, вплоть до разговора с родителями Иры, и с этими «маленькими бунтами» в большинстве случаев справлялся. Однако с Улановым отношения и у Ирины, и у Жука с каждым днем становились все хуже. Видимо, он из той породы людей, которые очень быстро и легко вынашивают действительно хорошие творческие идеи, но не могут довести их до совершенства. Тренер же исповедовал метод перехода количества в качество, считал, что «лучше переработать, чем недоработать». Уланов начал уставать или делать вид, что устает, задания Жука выполнял с прохладцей. К тому же Алексей был поклонником классического «стиля Протопопова», он считал, что стержень программы – это прежде всего музыкальная идея. Жука это, естественно, попросту бесило.
Не лучше складывались отношения с партнером и у Ирины. Она пыталась доказать ему что-то свое, а Уланов всегда настаивал, что он главный в их дуэте, ведь он – мужчина, к тому же старше и опытнее партнерши. «И пошли стычки, в которых ни он, ни я порой не хотели и не могли друг друга понять, – вспоминала Роднина. – Мне, например, казалось, что в этом месте программы должен быть прыжок, иначе тут пустота, а партнер утверждал, что никакого прыжка вставлять нельзя, потому что именно в этом месте ему позарез необходимо отдохнуть, три-четыре раза вдохнуть и выдохнуть поглубже…
Есть люди, которые и в горячке могут все логически доказать и обосновать. Леша Уланов – человек нелогичный. Даже, так сказать, непредсказуемый – ни в словах, ни в поступках… У меня тоже вылетает все без разбора, а потом и не помню, что наговорила. С тех пор мне вообще кажется, что парное катание – это прежде всего борьба характеров. Не сочетание, а именно борьба…»
Теперь представьте, каково было Ирине в таких условиях готовиться к главному соревнованию в жизни – Олимпийским играм. Как ни странно, сама фигуристка считает два олимпийских сезона – 1972 и 1976 года – неудачными. Оба раза Ирине казалось, что после Олимпиады ей придется завершить свои выступления. Как говорила Роднина, в 1972 году она себя чувствовала так, словно «ее закатали в консервную банку». Проходившие когда-то с большим интересом тренировки превратились в рутину, программа и элементы остались старыми.
Олимпийский турнир оказался одним из самых тяжелых соревнований в жизни Родниной: «Если и не хуже других мы были на той Олимпиаде, то и не лучше – в своих собственных глазах». Чистого катания им показать не удалось – были ошибки и в короткой, и в произвольной программах. Роднина и Уланов выиграли, но особой радости не испытали. В Саппоро Станислав Жук понял, что пары Роднина – Уланов уже нет, а есть два отдельных спортсмена, два человека, через силу выступающие вместе. Впервые Жуку пришлось перестраховаться и убрать из программы несколько сложных элементов.
Заявление Алексея Уланова о намерении после Олимпиады выступать с новой партнершей, своей женой, призером чемпионатов мира, Европы и Олимпиады в Саппоро Людмилой Смирновой для всех стало полной неожиданностью. Для всех, кроме Станислава Жука и Ирины Родниной. Ира еще в 1971 году, в начале предолимпийского сезона, поняла, что они с Алексеем катаются последний год.
В Саппоро Жук спросил:
– Ириша, что же дальше?
– Давайте подождем до конца сезона, – ответила она.
А в сезоне оставалось последнее соревнование – чемпионат мира в Калгари…
Когда Ирина заснула в номере гостиницы, ей приснился сон. Тяжелый сон. Разноцветные полосы свивались в тугие жгуты и сковывали ее. Она пыталась взлететь, уйти от них в голубое небо, но полет не удавался. Что-то с огромной силой тянуло ее за руки вниз.
Падение длилось бесконечно. Она никак не могла смягчить удар о внезапно появившуюся ледяную плиту. Наступила сплошная темнота. И сна не стало. Она засыпала и просыпалась несколько раз. Сквозь сон видела в номере людей, озабоченно смотревших на нее. На какое-то время становилось немножко легче. А затем снова сплетались угрожающие петли, захлестывали с новой силой. Сквозь сон она слышала: «Врачи запретили. Выступать ей не придется…»
В Калгари все шло своим чередом. Обычная предстартовая тренировка подходила к концу. Жук распорядился: «Давайте два с половиной, поддержку окрестную, и все». Прыжок, поддержка и… Ирина очнулась два часа спустя. Диагноз врачей – сотрясение мозга и внутричерепная гематома.
Официальная версия случившегося звучала так: «На одной из последних тренировок перед чемпионатом мира Ирина Роднина упала и ударилась головой о борт». Неофициально же… Многие считали, что Уланов уронил Ирину специально. Кто знает… Да, их отношения к тому моменту вконец испортились, да, Уланов хотел как можно быстрее начать кататься с другой партнершей и все же трудно себе представить, что человек, с которым Роднина проработала бок о бок шесть лет, мог пойти на такое…
Конечно же, Ирина могла отказаться от участия в чемпионате. Никто бы за это ее не осудил, скорее наоборот, врачи очень настойчиво рекомендовали фигуристке отдохнуть и уехать домой. Но, видимо, в ней уже было что-то, что заставляло не сдаваться и идти до конца. Было невероятно тяжело: «Вечером перед произвольной я сидела и прикидывала, в какой части, на каком элементе начну тихо помирать. Не то что ноги ослабнут, а себя потеряю, отключусь. Все-таки у меня было сотрясение мозга. Это случилось не там, где я ждала, а буквально на секунде двадцатой. Там шел «бедуинский прыжок» – боковой, и утром на тренировке я все попробовала, кроме него. А при его исполнении ты оказываешься почти вниз головой. И когда я после него выехала, то окружающее показалось мне довольно смутным. Так было до конца программы – я очнулась, когда мы поклоны делали, и я бухнулась на колени. Леша со Станиславом Алексеевичем унесли меня со льда».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
