Яков Васильевич Волков хорошо знал флот, любил его и частенько наведывался на корабли. Он постепенно вводил меня в курс дела: рассказывал о людях, сообщал все неприятные чрезвычайные происшествия последнего времени. Он пользовался большим авторитетом среди моряков, проникся уважением к нему и я.
Начальник политуправления флота Петр Иванович Лаухин был несколько иного склада – молчаливый, чуть-чуть замкнутый. Невысокого роста, полный, он был немного тяжелее на подъем, береговые части посещал охотнее, чем корабли, выходящие в море.
Одно их объединяло: оба не считались со временем, работали с раннего утра до позднего вечера. Театр был большой – забот много, бытовые условия тяжелые. То тут, то там случались неполадки.
Немного позднее П. И. Лаухина на посту начальника политуправления сменил Д. И. Савелов. Спокойный и рассудительный, очень внимательный, он быстро завоевал всеобщее уважение. Савелов успевал бывать во многих частях, на кораблях и без шума проводил огромную работу по обеспечению боевой и политической подготовки. Прошло много лет, но и сейчас, стоит разговориться со старыми дальневосточниками, они непременно вспомнят добрым словом Дмитрия Ивановича Савелова. Запомнился мне и комиссар одного из эсминцев М. Н. Захаров. На этом эсминце А. А. Жданов и я по поручению правительства ходили в Находку, чтобы убедиться в пригодности этой бухты для нового торгового порта.
Отличительной чертой Михаила Николаевича было его умение работать с массами и потребность постоянно находиться, как говорится, в самой гуще народа.
– Хороший комиссар на этом корабле, – заметил еще тогда Жданов.
Последующие годы подтвердили эти слова. М. Н. Захаров стал членом Военного совета Тихоокеанского флота.
На Дальнем Востоке я познакомился и с полковым комиссаром И. И. Азаровым. Служил он на седьмой морской бригаде. Наш флот начал только-только пополняться эсминцами и сторожевиками. Одни базировались во Владивостоке, другие еще строились. На заводе я и встретился с этим беспокойным и энергичным политработником.
В 1939 году Азарова хотели перевести на работу в крайком партии, причем ему предлагали более высокую должность. Илья Ильич решительно отказался.
– Не хочу уходить с флота, – заявил он.
«Вот это ценно», – подумал я и поддержал его просьбу остаться на флоте.
Перед войной Азаров служил в Управлении политпропаганды в Москве, потом его послали на Черноморский флот, и в самое тяжелое время войны он находился в осажденной Одессе.
А разве забудешь Николая Петровича Зарембо! Я познакомился с ним еще в годы учебы в Ленинграде. В 1937 году во Владивостоке он плавал на сторожевиках. Затем служил в отдаленном районе Тихоокеанского флота – Советской Гавани. Жизнерадостный, необычайно энергичный, он не робел перед трудностями того сурового края, а главное – умел вселять бодрость духа, уверенность в своих силах у подчиненных. В годы войны он с честью трудился на различных морских театрах. В дни защиты Сталинграда Н. П. Зарембо назначили на Волжскую флотилию. Потом он воевал на Севере, служил в центральном аппарате.
Уже будучи на пенсии, Николай Петрович по-прежнему изумлял всех бодростью и неутомимостью, вечно куда-то спешил, был одним из активнейших деятелей Комитета ветеранов войны.
Из политработников подводных лодок нельзя не вспомнить М. З. Кривицкого. Это был прямой и честный человек, открыто высказывавший свои убеждения. В 1938 году он был начальником политотдела бригады подлодок. Когда арестовали командира бригады Г. Н. Холостякова, Кривицкий нашел в себе мужество заявить, что он не верит, будто Холостяков враг народа.
Позднее на других флотах мне приходилось встречать политработников из бывших дальневосточников – В. П. Алексеева, Л. Н. Пурника, М. Г. Быкова, В. В. Карякина и многих других.
Следует признаться, что иногда у меня случались и шероховатости во взаимоотношениях с отдельными политработниками. Я не искал хорошего к себе отношения во всех случаях жизни и шел на конфликт, если считал это необходимым для дела. Ведь хорошие отношения с подчиненными – это еще не доказательство правильного поведения руководителя. Частенько спорили, подчас чрезмерно горячо, но в конце концов приходили к единому мнению.
Особенно приятной была встреча в этих новых далеких местах со старыми знакомыми по службе или учебе.
Встречи на Дальнем Востоке чем-то напоминают мне встречи соотечественников вдали от Родины. Когда я служил на Черном море, то многих знал только по фамилии. А во Владивостоке встретился с ними, как со старыми добрыми знакомыми. Вспоминали крейсера, на которых вместе служили, теплое Черное море, походы, учения…
В первые же дни приезда я встретил во Владивостоке инженера-электрика М. И. Денисова. Вместе с ним мы плавали на «Червоной Украине» еще в 1927 году. Он и тогда был уже немолодым человеком, но флотскую службу любил и крепко привязался к своему кораблю.
На «Червоной Украине» в ведении Митрофана Ивановича находились все электромоторы – а их на корабле немало. Самые большие хлопоты причиняли ему так называемые исполнительные моторы, с помощью которых перекладывали огромный руль. Случалось, они отказывали, и крейсер, положив руль, скажем, на правый борт, начинал циркуляцию, которую не удавалось сразу остановить. Тут могли произойти и крупные неприятности. Выручал всегда Денисов. Он стремглав бросался в глубокую шахту – на самое дно корабля, куда вел узкий скоб-трап, по которому только и можно было добраться в румпельное отделение к злополучным моторам. Денисов наводил там порядок и затем поднимался на верхнюю палубу весь в поту, но с довольным лицом.
На Черном море мы как-то потеряли друг друга из виду и вот снова встретились во Владивостоке. Оказалось, что мы даже живем в соседних домах. Но разговор у нас поначалу как-то не клеился. Я обращался к нему по-прежнему на «ты», звал его попросту Митрофаном Ивановичем. Он же перешел на «вы», намекая, что теперь наши отношения, дескать, уже не те, что я стал для него высоким начальством…
– Вы, наверное, и в гости ко мне теперь не придете, – сказал он мне однажды.
– Почему? – удивился я. – Позовешь, так приду.
В субботу вечером, как договорились, я побывал у Денисова в гостях…
О товарищах, которых я здесь назвал, хотелось бы рассказать куда больше. Но их качества в полной мере раскрылись в годы Великой Отечественной войны. А об этом я еще собираюсь написать.
Встречи с В. К. Блюхером
Здесь, на Дальнем Востоке, я познакомился с маршалом Василием Константиновичем Блюхером.
О Блюхере я впервые услышал, будучи курсантом военно-морского училища. В октябре 1925 года наша рота выехала в Москву на похороны М. В. Фрунзе. После печальной церемонии мы присутствовали на большом митинге частей гарнизона Московского военного округа. Мы прибыли туда строем, значительно раньше назначенного часа. Хозяева встретили нас гостеприимно. Зал еще был пуст, и мы под руководством местного политработника осматривали помещение. Наше внимание привлекла витрина. Мы увидели портреты К. Е. Ворошилова, М. Н. Тухачевского, С. М. Буденного, А. И. Егорова, В. К. Блюхера и других военачальников, героев гражданской войны. Наш гид коротко рассказывал о каждом из них. Из всего сказанного о Блюхере почему-то запомнилось, что в 1918 году он был награжден орденом Красного Знамени № 1. И еще меня удивила фамилия. «Почему Блюхер? Василий Константинович – и Блюхер?» – подумал я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
