В 1927 году Крылов узнал о решении Коммунистической партии и Советского правительства осуществить в кратчайшие сроки широкую программу по строительству Военно-Морского Флота.
– Вот теперь мне в самом деле пора домой, – сказал он самому себе и, распрямившись, казалось, скинул с плеч два десятка лет.
Десятую годовщину Октябрьской революции Крылов встречал в Ленинграде.
Глава тринадцатая
«Вот идет большая волна…»
Он успел к самому началу.
Страна готовилась к осуществлению первой пятилетки. Результаты труда советских людей в ней должны были пойти и па создание мощного военного флота.
Дух захватывало от развернувшейся перспективы приложения сил и знаний. Предстояло освоение Северного морского пути, создание авиации, строительство тысяч и тысяч километров дорог, мостов, гигантских электростанций, металлургических комбинатов, автомобильных и тракторных заводов. И в основе каждого великого замысла нашей страны – математика. «Значит, прежде всего надо уметь производить численное вычисление быстро и верно».
Это и сказал Крылов в январе 1928 года на первой лекции в Морской академии после возвращения из заграничной командировки.
«По мнению Алексея Николаевича, – вспоминал ученик Крылова академик Шиманский, – математика для инженеров должна в основном служить лишь в качестве мощного н необходимого средства для решения практических задач, а не в качестве объекта самостоятельного изучения многих ее разделов».
Таким образом, адаптационного периода просто не было – Крылов немедленно после прибытия включился в работу. Установить диапазон ее – дело бесперспективное. Он консультирует н непосредственно участвует в создании новых кораблей – линкоров, крейсеров, миноносцев, подводных лодок, сторожевиков, тральщиков. Неопытный взгляд, пожалуй, пе заметит разницы между новыми кораблями и теми, что сходили со стапелей 15— 20 лет назад. По это разительно не так, у новых – другие мореходные качества, другая прочность и другая остойчивость, иная форма обводов.
Почти одновременно Крылов создает два труда, равноценные как для теории, так и для практики: «Некоторые замечания об обработке прогрессивных испытаний судов» и «О вращательном движении продолговатого снаряда». Вместе с тем морской академик председательствует в Государственной комиссии по строительству доков – разве может флот без них! А заодно к нему обращаются строители моста через Неву с просьбой помочь с установлением кессона для подводных работ. Крылов помог – кессон установили, академик же, – тоже заодно, чтобы любой прораб знал бы, как это делать, – написал обстоятельное исследование по этому важному в строительстве делу.
Журнал «Мелкое судостроение» поместил технически не очень грамотную статью иностранного автора. Возмущенный столь откровенным низкопоклонством, Крылов устроил нагоняй редколлегии, опубликовавшей «бред сумасшедшего потому только, что этот бред опубликован в иностранном журнале».
– Алексей Николаевич, – не имея оправданий, стал все-таки хоть как-то оправдываться редактор и выдвинул, растерявшись, аргумент: – Журнал наш ведь называется «Мелкое судостроение».
– Хоть судостроение у вас мелкое, но оно не должно быть… глупое.
Уличив японского инженера Иокота, присвоившего себе в статье «Новые формулы для нахождения статистических моментов и моментов инерции площадей» то, что принадлежало Чебышеву, Крылов предупредил коллег-инженеров: «Я не потому вошел во все подробности, что формулы Иокота имели бы значение в кораблестроительных расчетах, – ими пользоваться не будут, а для того, чтобы предостеречь от имеющейся привычки считать все, что носит заграничный штамп, за непреложную истину, а это далеко не всегда правильно».
В больших начинаниях вполне естественны ошибки как теоретического, так и исполнительского плана. Естественно также, что чем их меньше, тем скорее развитие начинания. Противостоять неверным решениям, когда маховик начинания уже раскручен, сможет далеко не каждый специалист. И дело здесь не в личной храбрости, хотя, безусловно, и она нужна, вопрос в умении доказательно подвергнуть критике неверное решение. Особенно же это противостояние подвержено риску, когда оно требуется немедленно. Невыгодность позиции борца очевидна: противники располагали временем, а он лишен этого фактора.
В такие положения неоднократно попадал Крылов. Вот один пример из таких ситуаций: техническое задание предусматривало проектирование и постройку ледокола, который обладал бы мощностью 24 тысячи л.с.
Как известно, ледокол адмирала Макарова «Ермак» с более чем в два раза меньшей мощностью одолевал лед толщиной в один метр.
Ничего не знавший о продуманном техническом задании, академик Крылов вдруг услышал на авторитетном совещании вопрос, какой толщины лед будет преодолевать замышляемый ледокол в 24 тысячи л.с.
Что-то при общем молчании прикинув, Крылов ответил, что ледокол указанной мощности преодолеет толщину льда 1,25-1,5 метра.
Вопрошавший, сориентированный на цифры, в три раза большие, понятно, невольно воскликнул, зачем, мол, тогда такой «сверхмощный» ледокол нужен.
– Ну, это уж другой вопрос, но я полагаю, что есть у нас царь-пушка, царь-колокол, будет и царь-ледокол.
После общего смеха за многомиллионный «памятник» не ратовали даже его проектировщики.
Николай Карлович Кен, судостроитель и преподаватель, начиная занятия с первокурсниками, непременно рассказывал случай из собственной практики:
– Изобрели мы в 1940 году один весьма нужный приборчик с действием на воде. Теоретически все было обосновано и, следовательно, получено «добро» на изготовление прибора. Исполнили три опытных образца – не нарадуемся, всем конструкция взяла: компактностью, простотой изготовления и приведением в действие. Испытали в бассейне, повезли в условия, в которых прибору предстояло нести службу, на большую воду, и – осечка. Первая, понятно, была отнесена за счет известной поговорки о блинах, но вторая, а за ней и третья – они обескураживали.
Вернули прибор на доработку, хотя какая уж доработка, когда и мысли нет о причинах осечки. Не действовал прибор так, как было нужно ему действовать Не срабатывал по-задуманному, а теоретически все в нем было вроде верно. Необходимо отметить, что прпб.., имел форму шара и никакой другой иметь не мог. Та., вот, когда он на большой воде начинал работать, то пот воздействием волн отклонялся в сторону, противоположную нужной. Все время в противоположную.
Вносили мы в прибор поправки, принципиальные изменения с перестановкой узлов внутри – ничто не помогало. Делать нечего – приходилось расписываться в собственной беспомощности и невозможности использования прибора. А он был нужен флоту, и, повторяю, теоретически все в нем было обдумано, выверено, высчитано, но… Перед самым «фитилем» от начальства кто-то и: нас, разработчиков злополучного прибора, обмолвился: «А Алексей Николаевич не поможет?» – «Чем? – ви;-разил другой. – И он не бог, да и к восьмидесяти».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
