– Но, Николай Оттович, среди присутствующих…
– Да я, ваше превосходительство, говорю не только о тех, у которых узкие погоны на плечах (гражданские чины), а и о тех, которые носят широкие погоны (генералы и военные чины).
Под общий хохот Воеводский закрыл заседание, опасаясь, что Эссен, годами не сходивший с палубы кораблей, прибегнет к более сильным, «палубным» выражениям.
Примерно через год получаю повестку, что в комиссии по «Наказу» будет рассматриваться вопрос об организации Морского технического комитета. Само собой разумеется, что на это заседание я пошел, захватив и петровский «Устав морской».
Место за столом мне было оставлено рядом с Воеводским по левую руку. Открывается заседание, читается проект об организации кораблестроения и в числе статей такая: «Главный инспектор кораблестроения одно
временно есть и председатель Морского технического комитета». Обыкновенно, что и было вполне правильно, председателем Морского технического комитета назначался адмирал, а не один из главных инспекторов, чтобы не имел преимущественного права сравнительно с другими главными инспекторами…
Все члены комиссии высказались за включение этой статьи; тогда, попросив слова, я открыл Морской устав Петра, показал статью, кажется, третьей книги Воеводскому н прочел: «Аще кто девицу изнасильничает, да сказнен будет смертию». За этой! статьей следует такое толкование: «При суждении о сих делах судья должен поступать с великим рассуждением: где и когда сие учинено, кричала она или не кричала, есть ли у нее ссадины или кровоподтеки, когда она на то жалобу принесла, тотчас же или промедлив день или два… тогда часто по всему видимому видно бывает, что и она к тому немалую охоту имела. Некоторые права полагают, что публичная девка изнасилована быть не может, но сие неправильно, ибо насилие всегда есть насилие и надо на самое дело и обстоятельства смотреть невзирая на персону, над коею учинено».
– Вот слова великого основателя флота и великого законодателя; даже при суждении о таком паскудстве надо не взирать на персону, а здесь при суждении «о добром флота управлении» вносится персональная статья. Я в данный момент совмещаю обе должности по выбору вашего высокопревосходительства в силу особых обстоятельств до тех пор, пока вам угодно будет признавать это необходимым; но если ввести проектируемую статью в «Наказ», то в будущем всякий будет вправе сказать: «Вот Крылов-то сидел в комиссии по «Наказу» рядом с морским министром да для себя статью и сочинил» – надо на самое дело и обстоятельства смотреть, невзирая на персону.
Предполагаемая статья была из проекта «Наказа» исключена, а самый проект в 101-й раз направлен к переработке».
Воспоминания, как и старые друзья, по убеждению Крылова, невероятно способствуют разрешению насущных вопросов.
И верно, собеседники, сами того не замечая, перешли на сегодняшний день. Заговорили о недавних маневрах, о стрельбах на них, о том что становится все труднее овладеть по их результатам специальным призом наркомвоенмора К.Е. Ворошилова – золотыми часами.
Потом в разговор вплелось странное словечко – «чернослив»; оказывается, между собой моряки так называют уголь. Еще поминали финские шхеры, разглядывали что-то при этом на штурманской рабочей карте, которую хозяин кабинета испещрил особыми пометами, подправляя какой-то длинный путь через многие моря.
О чем это они, опытные моряки, реалисты из реалистов? Неужели мечтают о дальних походах? Нашли время: ведь Балтфлот, и то далеко не всем редким составом, ходит не далее акватории Лужской губы – один час хода от Кронштадта – мало того самого «чернослива». Неужели все-таки фантазируют? Теперь уж ясно без сомнений: заговорили об особенностях штормов в Бискайском заливе. Эх, куда хватили!..
Расстались тогда академик Крылов и комфлот Галлер далеко за полночь. При прощании хозяин обронил совсем уж странную фразу:
– Эх, хоть на палке, а верхом!
А недели две спустя Практический отряд Балтфлота в составе линкора «Парижская коммуна» и крейсера «Профпнтерн» под тем же флагом с тремя звездами, чго вился над сияющим катером, снялся с главного Кронштадтского рейда и ушел в неизвестном направлении.
О взятом отрядом курсе только гадали. И оставшиеся в Кронштадте, и даже шедшие на боевых кораблях. Это был первый выход советской эскадры в дальний поход. До поры до времени цель похода и курс отряда держались в секрете.
В эти дни Крылов вместе с иностранными журналами просматривал и газеты – шведские, норвежские, немецкие. Обычно он этого не делал.
«Куда устремились русские?» – весьма спокойно озаглавили газеты свои первые сообщения о боевых кораблях, пересекавших Балтийское море.
– Ну, это вас, господа, не касается, – хмыкнул в бороду Крылов и ничего более читать в газетах не стал.
«Русские комиссары что-то замышляют!» – воскликнули газеты, когда Практический отряд прошел Северное море.
«Что это за поход, если он без замысла», – согласился с иностранными репортерами, объятыми тревогой, академик и попросил библиотекаря приготовить газеты на завтрашний день.
«Безумие: русская эскадра добровольно вышла искать своей гибели в бушующем Бискае!» – чуть ли не вопя от радости, сообщили газеты 29 декабря 1929 года.
– Ну уж, дудки вам! – сказал профессор Крылов, прочтя экстренное сообщение, и спокойно вошел в аудиторию.
Но он все-таки беспокоился, ибо каждый день просматривал газеты, хотя они хранили полное молчание.
Наконец отлегло от сердца: «Русские в Неаполе, их приветствовал Максим Горький…»
– Преотлично! – только и сказал Крылов, но газеты попросил по-прежнему оставлять для пего.
– Что и требовалось доказать – молодцы, друзья-моряки! – наконец воскликнул академик, разглядывая газетную «шапку», набранную крупными буквами: «Русские прорвались в Черное море!» – Это домой-то… прорвались? Ну и ну! – дополнил свое восхищение Крылов, складывая газету и возвращая ее библиотекарю без обычной просьбы оставить на его имя и завтрашний номер. Его ждали более серьезные обязанности, чем пропитывание зарубежных газет.
В частности, Крылов работал над основным своим трудом по строительной механике корабля «О расчете балок, лежащих на упругом основании».
Академик В.И. Смирнов писал, что в этой работе «впервые дается решение указанной задачи в законченном виде как в теоретическом отношении, так и в отношении численных расчетов».
«Говоря об этой книге, – писал доцент В.В. Екимов, – необходимо прежде всего указать, что ее появление в годы первой пятилетки, в период бурного размаха строительства в нашей стране, было продиктовано патриотическим стремлением А.Н. Крылова дать в руки советских инженеров самые передовые методы расчета сооружений. Для облика А.Н. Крылова как ученого и замечательного инженера-практика характерно его замечание, сделанное в предисловии к работе «О расчете балок, лежащих на упругом основании»: «На применимость формул к численным вычислениям, без чего вопрос не может считаться решенным, я обращаю особен-210 ное внимание, ибо рассматриваемый вопрос в связи с нашим громадным и самым разнообразным строительством как раз теперь получил немаловажное практическое значение».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
