— Ну так поехали, закупим этих бластеров, — предложил Еремей Глебович. — Ради такого дела твой отец на золото не поскупится.
— Тут золото не поможет, — покачал головой Мстислав. — В том времени золото не в цене.
— А что в цене? Серебро, самоцветы?
Мстислав снова отрицательно покачал головой.
— Из того, что мы имеем, там не ценится ничего. Там в цене всякие знания ученые, искусства разные… — Мстислав вдруг застыл на месте с разинутым ртом. — Еремей, ты… да ты просто мудрец! Такую мысль подсказал!
Еремей добродушно ухмыльнулся в седую бороду и спросил:
— Какую мысль?
— Там иконы ценятся. Если найти хорошего скупщика… нет, все равно не пойдет. Бластеры разрешено носить только дружинникам, они все на строгом учете… в смысле, бластеры, а не дружинники… хотя и дружинники тоже. Ни один дружинник в том времени нам бластер не продаст.
— А если силой отнять? — предположил Еремей Глебович.
— Не знаю, — пожал плечами Мстислав. — Если они выставят около идола охрану и если в охране будут только младшие отроки, как в двадцать первом веке, тогда, может, и получится что-нибудь. Да только навряд ли так будет, мне в прошлый раз и так уже повезло несказанно, два раза такое везение не повторяется.
— Жаль, — сказал Еремей. — А если нам с тобой самим в их дружину вступить?
— Думаешь, я не пробовал? Там надо испытания пройти.
— Не прошел? — сочувственно спросил Еремей.
— Не прошел. И ты тоже не пройдешь. Там ведь не тело испытывают, а душу. Если ты душою чист, считается, что тебе можно бластер доверить, а если нет — то на нет и суда нет. Из наших служилых людей это испытание никто не пройдет. Чтобы его пройти, надо святым быть.
— Значит, будем искать святого, — сказал Еремей. — Помнится, князь говорил, ты будущие летописи читал?
— И что с того?
— Там не говорилось, кто из ныне живущих потом святым станет?
— Не помню, — покачал головой Мстислав. — То есть помню одного, Александра Ярославича, княжича новгородского.
Еремей скривился и пошевелил губами, как будто собрался плюнуть на пол, но передумал.
— Еще? — спросил он.
— Сейчас посмотрю, — сказал Мстислав, встал с кладезя, на котором сидел, откинул крышку, немного покопался внутри и извлек на свет наладонный компьютер образца двадцать восьмого века.
— Ух ты! — воскликнул Еремей. — Можно взглянуть?
— Взглянуть можно, — сказал Мстислав, — только пользы от этого не будет. В будущем русский язык сильно изменится, без привычки не сразу и поймешь, что написано.
Он сформировал в воздухе виртуальную клавиатуру, ввел несколько команд и сказал:
— На, смотри.
Еремей осторожно взял наладонник в руки, отставил его от глаз на расстояние вытянутой руки, дальнозорко прищурился и удивленно воскликнул:
— Да тут латиница!
— Ты латиницу не читай, ты кириллицу читай, — посоветовал Мстислав. — Она тоже другая, но прочесть можно.
— Стра-ны и го-ро-да, — по складам прочитал Еремей. — Русь. Да, ты прав, все понятно, хоть и непривычно. Ятей нет совсем… Русь в тринадцатом веке. Мир. Англия. Причем тут Англия?
— Это ссылки, они… Короче, не бери в голову, все равно сразу не разберешься. Пропусти эту строчку.
— См. Русь в двенадцатом веке. Тоже ссылка, что ли?
— Ага.
— А это что за закорючки? Игоо…
— Это числа арабские, долго объяснять. Ты лучше дай пока мне эту штуку, я святых поищу.
— Сейчас. Около… Учреждение Рязанской епархии. Моисей, игумен Михайловского Выдубицкого монастыря… да это же летопись!
— Она самая, — кивнул Мстислав. — Давай сюда.
— Держи.
Мстислав взял наладонник и стал листать, бормоча себе под нос:
— Александр… Гервасий и Протасий… это на Волыни, да и умерли уже давно… Снова Александр…Михаил Ярославич… еще не родился… Роман Ольгович тоже… Мать-мать-мать! Как же я про родного дядю забыл?!
— Про какого дядю? — удивился Еремей. — Неужто Ярослав тоже святой? Или… Святослав?
— Он самый, — кивнул Мстислав. — Вроде бы он перед смертью праведный образ жизни вести станет, да и собор святого Георгия ему зачелся. Да и сам он необычный какой-то. Охоту не любит, воевал только с поганцами, если Липицу не считать.
— Как же, воевал он… — проворчал Еремей. — Когда на булгар пошли, весь поход только книжки читал, мед пил да на ворон любовался.
— А что, лучше бы он войском руководил?
Еремей пожал плечами и ничего не ответил.
— Пойдем, с князем посоветуемся, — сказал Мстислав. — Мне кажется, Святославу Всеволодовичу довериться можно. Он хоть пока и не святой, но…
Мстислав замялся, он никак не мог подобрать подходящее слово.
— Блаженный он, — подсказал Еремей. — Хоть и нехорошо говорить так о князе, а по-другому не скажешь. С тех пор, как в Волге чуть не утонул, что-то у него в голове подвинулось… Ты все правильно говоришь, но боюсь я, как бы не вышло, что возьмет Святослав Всеволодович в десницу это твое чудо-оружие, да и вообразит себя архангелом, в честь которого его Гавриилом окрестили.
— А ты на что? — спросил Мстислав.
Еремей не сразу понял вопроса, а когда понял, вздрогнул и пристально посмотрел в глаза молодого княжича взглядом не то подозрительным, не то недоумевающим.
— Ты пойми, Еремей Глебович, — мягко проговорил Мстислав, — сейчас не время хранить устои. Что бы мы ни делали, через полтора года все устои рухнут сами собой. Но если они рухнут без нас, мы умрем, во Владимире усядется Ярослав…
— А Святослав? — спросил вдруг Еремей.
— А что Святослав? — пожал плечами Мстислав. — Кого пугает блаженный? Он даже на Владимирском столе успеет посидеть чуть-чуть, пока Ярославичи не сгонят. Будет жить себе тихо и мирно, пока не умрет от старости, а похоронят его в том самом соборе, которой он и построил.
— Не самая плохая судьба, — сказал Еремей.
Мстислав удивленно поднял брови.
— С его точки зрения, разумеется, — уточнил Еремей. — Захочет ли он ее изменить?
— Думаю, захочет, — сказал Мстислав. — Если ему намекнуть, что если ты все знаешь и ничего не делаешь, святым стать не так просто…
Теперь уже Еремей удивленно поднял брови. Он снова стал разглядывать княжича странным взглядом и на этот раз Мстислав сообразил, в чем дело.
— В будущем есть такая наука, — сказал Мстислав, — называется прикладная психология. Она учит, как понимать людей.
— Я уже заметил, что ты эту науку разумеешь, — многозначительно произнес Еремей. — Пошли, что ли, к отцу твоему.
Пока они шли, Мстислав подумал, что славу спасителя земли Русской Еремей у него, пожалуй, не отберет. Да и вообще никто не отберет. А если кто попытается, будет сам виноват.
10.
— Отключай невидимость и медленно приземляйся, — тихо сказала Елена.
Колян отключил невидимость и попытался медленно и плавно опуститься вниз. Это у него почти получилось, он потерял управление на высоте всего лишь полутора метров и даже сумел устоять на ногах после приземления.
— Приветствую! — сказала Елена и подняла вверх лицевой щиток шлема. — Здравствуй, Гвидон.
Человек, про которого Елена говорила, что он осетин, почтительно наклонил голову и вежливо произнес:
— Здравствуйте.
Елена протянула ему руку, он почтительно пожал ее, выглядел он при этом так, как будто руку ему протянула по меньшей мере английская королева.
— Елена Ненилова, — представилась Елена, протягивая руку второму человеку, стоявшему рядом с Гвидоном.
— Станислав Тугарин, — представился коллега Гвидона. И добавил: — Полковник ФСБ.
— Замечательно, — сказала Елена и осторожно, чтобы движение не выглядело угрожающим, взяла его под руку. — Пойдемте, поговорим.
Они отошли метров на двадцать и стали что-то увлеченно обсуждать. Елена, как обычно, выглядела абсолютно спокойной, по ее лицу ничего нельзя было прочитать, а вот у Станислава вид был озадаченный и даже обалдевший.
— Вы и есть тот самый Гвидон? — спросил Колян. — Про которого Макс рассказывал?
— Тот самый, — подтвердил Гвидон. — Вы знакомы с Максимом?
— В одном классе учились.
— Странно, — сказал Гвидон. — Максим, я точно знаю, находится в этом времени. А вы…
— Мы с Максом совершили путешествие в будущее, дошли до тридцатого века, потом вернулись, он остался здесь, а я снова ушел. Этот ФСБшник разве вам ничего не рассказывал? Он наверняка в курсе всех дел.
Гвидон отрицательно помотал головой.
— Спецслужба есть спецслужба, — сказал он. — Эти люди по определению должны быть скрытными. И как там, в будущем? Из какого века костюмы, если не секрет?
— Из двадцать восьмого.
— Я думал, антигравитацию изобретут раньше.
— Ее и изобрели раньше. А что вы тут делаете? Мировой совет решил направить в прошлое ограниченный воинский контингент?
