— Считаешь ты мой дом в Риме менее знаменитым, чем твой в Коринфе? — строго спросил Публий.
— Напротив, Публий Корнелий Сципион Назика. Мы знамениты своим богатством, вы — могуществом и родовыми именами.
— Да, и все-таки я введу Клеа, сестру Ирены, как законную жену в дом моего отца.
— Ты это сделаешь! — вскричал Лисий, вскочил со скамьи и бросился на грудь римлянину, несмотря на то что несколько египтян проходили мимо них по улице. — Значит, все просто отлично. Ах, как это облегчает мою душу! Значит, Ирена будет моей женой? Как прекрасна жизнь! О Эрос, Афродита, отец Зевс и Аполлон, как я счастлив! Точно с моей души скатилась одна из самых больших пирамид! Теперь, лентяй, иди туда и снеси прекрасной Ирене, невесте верного Лисия… понимаешь ты, что я говорю? Снеси сейчас эту доску и этот браслет. Нет, ты перепутаешь. Я напишу сам над моим двустишием: верный Лисий прекрасной Ирене, своей будущей супруге. Так, теперь, я думаю, она не пришлет обратно. Славная девушка! Слушай, повеса, если это она оставит у себя, то сегодня на празднике можешь есть пирожки, пока не лопнешь, хотя я за тебя только что заплатил пять золотых. Публий, возьмет она браслет или нет?
— Конечно, возьмет.
Через несколько минут поспешно прибежал мальчик и, схватив порывисто за хитон коринфянина, закричал:
— Иди со мной, иди в дом!
Лисий ловким грациозным прыжком перескочил через мальчика, рванул дверь и открыл объятия, увидев Ирену, которая быстро сбегала по лестнице и, смеясь и плача, бросилась к нему на грудь.
Его губы коснулись ее уст, но после первого поцелуя девушка вырвалась, помчалась опять по лестнице и с верхней ступеньки торжествующе закричала ему:
— Больше нельзя! До свидания, пока приедет Клеа! — и исчезла в верхнем этаже.
Опьяненный юноша вернулся к своему другу, опустился на скамью и сказал:
— Теперь небеса могут обрушиться, и меня это нимало не огорчит! Вечные боги, как прекрасен мир!
— Странный человек, — перебил восторги своего друга римлянин. — Не намерен же ты вечно оставаться в этой лавке?
— Я не тронусь с места, пока не явится Клеа. Мальчишка принесет мне есть, как старый воробей своим птенцам. Если понадобится, я просижу здесь целую неделю, как сарделька в масле.
— Я надеюсь, тебе придется ждать только несколько часов. Мне нужно идти во дворец. Я готовлю сюрприз царю Эвергету ко дню его рождения. Празднества уже в полном разгаре. Слушай, как кричат в гавани. Мне кажется, я различаю имя Эвергета.
— Передай от меня толстому чудовищу пожелания счастья, и до скорого свидания, свояк!
XXV
Царь Эвергет беспокойными шагами ходил взад и вперед по высокому приемному покою, который его брат великолепно отделал для торжественного дня.
Едва взошло солнце, как Эвергет с большой свитой раньше Филометра отправился в храм Пта принести жертву и расположить к себе могущественных руководителей святыни и вопросить оракула Аписа.
Предзнаменование оказалось благоприятно, священный бык ел из его рук, но Эвергету было бы гораздо приятнее, если бы священное животное отвернулось от него, а Эвлеус принес бы известие о смерти римлянина.
Масса приношений, письменные поздравления изо всех округов страны, декреты жрецов, составленные в его честь, на досках из твердого камня лежали на всех столах и стояли у стен покоя, только что покинутого поздравителями.
По знаку повелителя остался только друг царя Гиеракс. Он прислонился к высокому трону из золота и слоновой кости, богато украшенному драгоценными геммами. Трон этот прислала из Александрии иудейская община.
Военачальник хорошо знал своего повелителя и видел, что теперь говорить с ним было бы рискованно.
Но Эвергет сам чувствовал потребность высказаться и, не глядя на своего друга и не прерывая ходьбы, быстро заговорил:
— Филобазилисты тоже подкуплены, моих солдат в крепости гораздо больше, и при этом они лучше тех, которые остались верны Филометру, следовательно, мне остается только немножко постучать мечом о щит, сесть на трон и дать провозгласить себя царем. Но я не ринусь в бой, пока у меня в тылу находится сильный враг. Ведь голова моего брата сидит на шее моей сестры, и пока я не уверен в ней…
В эту минуту в покой поспешно вбежал камерарий и провозгласил:
— Царица Клеопатра!
По лицу юного великана разлилась торжествующая улыбка. Небрежно бросился он на пурпуровые подушки и велел подать себе подарок сестры, драгоценную лиру из слоновой кости, на которой с удивительным искусством и изяществом была вырезана свадьба Кадма с Гармонией в присутствии всех олимпийцев [102].
С чрезвычайной силой и мастерским искусством Эвергет ударил по струнам и начал играть свадебный гимн, в котором звучало и страстное торжество, и тихий любовный лепет.
Камерарий, который ввел Клеопатру, хотел прервать игру своего господина, но царица его удержала и остановилась у дверей вместе с детьми, пока Эвергет не закончил своей игры резким сильным диссонансом и не бросил лиру на подушки. Тогда только, казалось, он заметил сестру и с притворным изумлением пошел к ней навстречу. Сердечно протягивая обе руки, приветствовал царь сестру и детей, с которыми он часто забавлялся и возился, точно резвый мальчик.
Он не находил слов, чтобы поблагодарить царицу за ее подарок, царица, однако, молчала. Тогда он схватил ее за руку и хотел ей показать все подарки, полученные сегодня. Клеопатра рассеянно взглянула на них.
— Конечно, все это превосходно, — обронила она, — но все так же было и в прошлом году и двадцать лет тому назад. Я сюда пришла не для того чтобы смотреть, а для того чтобы слушать.
Брат так и сиял весельем, а сестра была бледна и серьезна и только по временам принужденно улыбалась.
— Я думал, что прежде всего тебя сюда привело желание поздравить меня, — сказал Эвергет, — мое тщеславие заставляет меня этому верить. Филометр уже был у меня и исполнил этот долг с трогательной нежностью. Когда он будет в парадном зале?
— Через полчаса, а пока я прошу тебя сказать мне то, что ты вчера…
— Хорошее удается не сразу, — перебил ее брат. — Могу я тебя просить отправить во внутренние покои на несколько минут няню с детьми.
— Иди сейчас же! — гневно крикнула царица на старшего мальчика, не хотевшего уходить, и вытолкнула его за дверь раньше, чем его воспитательница успела уговорить или унести ребенка.
В это время вошел Эвлеус.
Увидев евнуха, Эвергет собрал всю свою силу воли, и только глубокое дыхание выдавало его волнение. Он медленно пошел навстречу евнуху.
Евнух многозначительным взглядом указал на Гиеракса и Клеопатру, подошел совсем близко к царю и шепнул ему на ухо несколько слов.
