Рузвельта, Эйзенхауэра и Стюарта собрались сегодня здесь, чтобы назвать имя следующего президента Соединенных Штатов!
Традиционное предсказание исхода ноябрьских выборов было встречено ревом одобрения. О’Коннел и Флейшер, откинувшись на спинки кресел, обменивались усмешками, а процедура тем временем пошла своим чередом. Пропели национальный гимн, чикагский архиепископ сказал речь, с молитвой и прочими мелкими ритуалами было в интересах телезрителей покончено довольно быстро. Карл Флейшер встал и направился в буфет, где его облепили десятка три газетчиков, горевших нетерпением узнать подробности сделки с делегатами от Миссисипи.
В центре зала, возле канзасского знамени, Гас Мэгуайр присел на корточки рядом с Роджером Абботом, изучавшим какой-то список.
— Девять из каждого десятка — членов профсоюза у нас в кармане, — сказал он. — Я уже говорил со всеми и выяснил, что теперь Чарли им не по нутру.
— Как Дэвидсон? — зашептал Аббот, дергая кадыком. — Акционеров тут куда больше, чем членов профсоюза.
— У него порядок. Два крупных банка уже поддают жару. Мы можем победить, Роджер.
— Да, если не будем спать до самого четверга — последнего дня конвента.
Джейк Манчестер снял ноги с журнального столика, встал и выключил телевизор. Пэтси тряхнула соломенными волосами.
— Зачем ты это сделал?
— Сегодня там больше ничего не будет. Как только поиссякнет пыл этих великих ораторов, все разбредутся по гостиницам.
— У тебя неприятности, Джейк?
— С чего ты взяла?
— Ты не произнес и двух десятков слов с тех пор, как вернулся домой.
— Мы же слушали ослиные крики этого типа Терьюна.
— Жаль, не дождались комментариев обозревателей: могли бы узнать, как дела у нашего старика. Он не слишком горячится, как ты считаешь?
— А чего ты ждала? Видишь, сколько людей не согласно с ним.
— И ты тоже?
— Я этого не говорил. Просто он не царь, чтобы издавать указы. Тут надо брать в расчет все: рабочие места, инвестиции, оборонный потенциал…
— Опять двадцать пять! Он же сказал, что у нас вполне достаточно бомб и ракет. Чего ты еще хочешь?
— Его соперник Робертс в тысячу раз умнее, когда утверждает, что такие вопросы должны решаться в Вашингтоне, а не в римском цирке.
— Джейк! — Пэтси поставила свой стакан и отодвинулась в угол кушетки. — У нас еще демократия. Всякий политический лидер обязан вслух высказывать свои мысли.
Манчестер-младший молча допил коктейль и принес с кухни новый стакан.
— Да что стряслось, Джейк, скажи наконец! Дуган учинил тебе разнос?
Джеймс Дуган был заместителем управляющего Национальным коммерческим банком Брэдбери и ведал кадрами.
— Разнос? — переспросил Джейк. — Нет, хуже. Он пригласил меня к себе, угостил сигарой, а потом завел речь об отце и его взглядах на проект «Дафна». Хотел узнать, что я об этом думаю.
— И что ты ему сказал?
— То же, что и тебе. А он заявил, что Брэдбери манипулирует акциями «Юнифордж» на сумму двести миллионов долларов.
— И все?
— Нет. Завел песню об ответственности банка перед вкладчиками, о необходимости следить за политикой и о том, что высоко ценит мои родственные отношения с ведущим кандидатом.
— Это мягко говоря, — вставила Пэтси.
— Пытался выяснить мои личные настроения. Деликатно, разумеется.
— А ты?
— А я сказал, что не обязан во всем соглашаться со стариком только потому, что он мой отец.
— Ты не хочешь, чтобы он стал президентом?
— Не в этом дело… — Джейк посмотрел на жену и, увидев, что собираются тучи, торопливо заговорил, словно надеясь убежать от грозы: — Видишь ли, Дуган спрашивал, не знаю ли я, часом, делегатов, которые…
— Которые что?
— Черт возьми, Пэтси!
— Которые могут переметнуться к Робертсу, так?
— Нет… Но если Дуган прав… Если заказы на ракеты так много значат для нашего банка…
— Словом, ты обещал позвонить своим знакомым делегатам.
— Ничего подобного! Я только сказал, что знаю лично всего одного делегата и не собираюсь ему звонить…
— Полагаю, речь шла о Джиме Стэделе, так?
— О нем. Но Дуган не просил меня звонить, не спрашивал фамилию делегата. Он просто посетовал, что отец слишком рано заговорил о сокращении военного бюджета…
— Джейк, я впервые в жизни слышу такую омерзительную историю, — возмутилась Пэтси. — Неужели ты не размахнулся и не двинул в нос своему Дугану?
— Да за что?
— Господи, Джейк, мы оба знаем, куда он гнул. В кого ты превращаешься? Твой босс практически предлагает тебе идти против родного отца, а ты… согласился!
— Это ложь!
— Это святая правда, а в какие слова она облечена, не имеет значения. Ты… ты!
— Что, по-твоему, я должен был сделать? Уйти с работы?
— А хоть бы и так!
— Ишь ты, какая смелая, пока сидишь на диване со стаканом коктейля в руке!
— Помолчи! Сам-то каков? Сколько ты в себя влил для храбрости, прежде чем решился рассказать мне все это? И что за мужа мне бог послал…
— Да послушай же!
— Не смей орать! — взвилась Пэтси. — Иди, звони своему Стэделу. Скажи ему, пусть голосует за Робертса и конец света!
Плача, она вскочила и убежала в спальню. Джейк слышал, как хлопнула дверь и повернулся ключ.
Он часа два просидел на маленьком балконе, нависавшем прямо над водами залива. Сумерки превратились в ночь, с океана приполз туман, стало сыро и холодно. Джейк вернулся в комнату и поднял трубку желтого телефона.
— Соедините меня с Чикаго. Мне нужен мистер Джеймс Стэдел, делегат республиканской партии на конвенте. Его можно найти в отеле, где остановилась делегация Массачусетса.
Выйдя из машины раньше Манчестера, Арчи увидел их первым. Он двинулся к группе, на ходу бросив через плечо:
— Не стоит вам болтаться тут, босс.
Вдоль фасада отеля расхаживало человек двадцать с транспарантами на груди. «Голосуйте за разоружение!», «К чертям „Дафну“!», «Сначала — Человечество, Робертс — потом!», «Не дадим распять род людской на ядер-ном кресте!» — было начертано на плакатах. Маленькие дети, мальчик и девочка, размахивали флагами США и ООН.
Манчестер вылез из машины, и тут же защелкали камеры двух фотографов, спешивших запечатлеть выражение невольной растерянности на лице кандидата.
— Быстрее! — прошипел Арчи, прикрывая Манчестера собой и проталкиваясь к подъезду. На ходу он едва заметно кивнул полицейскому, и тот со знанием дела оттеснил манифестантов от входа.
— Боже мой, откуда взялась эта толпа? — пробормотал Манчестер в лифте.
— Надо было входить через заднюю дверь, — сказал Арчи. — Эти самодеятельные пацифисты только вредят своими воплями.
Они молча вошли в номер. Утро вторника не принесло ничего хорошего, а до голосования оставалось меньше сорока восьми часов. Манчестер сорвал пиджак, швырнул его в кресло и, красный от ярости, принялся мерить шагами комнату.
— Босс, через две минуты прибудут делегаты от
