говорить вполне определенно.
– А какая задача есть?
Собеседники переглянулись.
– Мы, разумеется, не знаем точно… – медленно начал Сумитомо.
– Но какие-то предположения все же успели появиться?
– О, давно. Еще на Гравитоне-4. Но пусть лучше расскажет Серж. Это его гипотеза.
– Предупреждаю, она смелая, – сказал Рыкофф.
– Ничего, стерплю.
– Хорошо. Тогда сначала две аксиомы. Во-первых, я верую в естественное возникновение жизни на Земле, а во-вторых, считаю, что самопроизвольное возникновение жизни на какой-либо планете событие крайне редкое. Нет возражений?
– Нет. Я сама так думаю.
– Тогда было бы логично, чтобы за столь редким событием присматривали. Сейчас, после событий у Кроноса, а в особенности – у Кампанеллы, трудно оспаривать существование некоего высшего разума. Он не просто существует…
– Либо существовал, – вставил Сумитомо.
– Не имеет принципиального значения. В данном случае не столь важно, сам он непосредственно вмешался, либо сработала созданная им умная машина. Важно само стремление вмешиваться. Это значит, что мы, люди, являемся объектом внимания. Следовательно, представляем интерес.
– Ну, с этим не поспоришь, – согласился Сумитомо.
– Далее. Сам факт перемещения миллионов человек весьма красноречив. Могу предложить только одно объяснение – нас размножают во Вселенной способом почкования. Следующий вопрос – зачем? Исчерпывающего ответа нет. Но будем исходить из целесообразности того, что с нами проделали. Здесь мы для чего-то нужны. Для того, что без людей случиться не может, иначе надобность в нас отсутствует. Логично?
– Изъяна не вижу, – признала Маша.
– Теперь посмотрим, чем мы занимались в своем родном мире. Если отбросить частности и детали, главное, чем занимается разум, есть противодействие естественному сценарию эволюции неживой материи. Чем больше знаний мы накапливали, тем в больших масштабах это проявлялось. Овладели огнем, обучились коллективной охоте, придумали колесо и наконец вырвались к звездам. При этом всегда просматривалась, с одной стороны, тенденция переустройства среды под собственные нужды, а с другой – забота о поддержании существующего равновесия систем. И вот в этом-то соль. Предназначение жизни в сохранении мироздания. В сбережении той Вселенной, в которой она есть.
– Вы нашли ответ на вопрос о смысле жизни?
– Я понимаю, это звучит не очень скромно, но… Отчасти да. Мы кандидаты на роль стражей мира. Причем наш разум – всего лишь инструмент в данном ракурсе. Движущими силами являются генетически заложенные жажда жизни и экспансии. Именно эти инстинкты в прошлом приводили к многочисленным трагедиям нашей истории. Но именно они представляют собой главную ценность человеческой цивилизации, ибо не дают нам отказаться от жизни как таковой. Простая вещь: без желания жить разум и не будет жить. Но это простое заключение объясняет многое. Например, то, почему наш разум имеет биологический корень. Для того чтобы унаследованные от животных предков инстинкты, в частности, – страх перед смертью, заставляли нас делать то, что мы должны делать, – жить и развиваться, меняя окружающий мир так, чтобы условия это позволяли. По-настоящему жизнеспособным может быть только разум, возникший естественным путем, в результате самозарождения. Именно биологическая основа привязывает разум к жизни, дарит желание быть. Я не слишком сумбурно говорю?
– Нет, нет, все нормально. Я не возражаю, потому что пока нечего возразить.
– Тогда, если все, о чем я говорил, имеет рациональное зерно, можно попытаться объяснить человеческую историю. Наши предки прошли тяжелый путь. Они воевали, умирали от голода, болезней, природных катаклизмов. Проявления животного эгоизма принесли неисчислимые беды и веками тормозили наше развитие. Увы, это было неизбежной платой за биологическую природу нашего разума. Платой за нынешнее равновесие, заключающееся в одновременном обладании и разумом, и жаждой жизни. Но вот мы достигли нужного уровня материального благополучия и социального благоразумия. Что дальше? Замерли чаши весов? Я полагаю, что нет. Мы живем в преддверии коренного перелома. Пришло время взглянуть на половой инстинкт, чревоугодие, самолюбие, а также другие этически порицаемые качества, как на ниточки паутины, привязывающей нас к бренному существованию. Ибо стрелка весовсклоняется к опасности противоположного характера, опасности чрезмерного подавления разумом естественных с точки зрения биолога чувств, инстинктов, побуждений. Если это случится, мы рискуем затеряться в пустыне бесплодных абстракций. Кто-то провалится к выводу о бессмысленности существования рассудочным путем, а большинство же, устав от блужданий, погрузится в сонную апатию, чреватую тем же пренебрежением к жизни. Итог один…
– Мрачная картина, – сказала Маша. – Напоминает старение.
– Да. Так угасает психика стареющего человека. Мы победили старение индивидуума, но теперь на очереди старение всего человечества.
– И вы считаете, что есть связь между этой проблемой и нашими нынешними приключениями?
– Непосредственная. Похищенных людей подвергли встряске, освежив ихжажду жизни. Кстати, боюсь, что творцы макул и трансцендентной транспортной системы сами не сумели избежать того, что нам пока только угрожает. То есть постепенного угасания цивилизации. И сейчас, быть может, их уже нет, либо им все безразлично.
– Но они позаботились передать эстафету нам? Более молодым, дерзким, полным сил?
– Что-то вроде этого. Сделано прямолинейно, быть может, грубо, но… с размахом. Сделано еще до погружения в полное безразличие. И задолго до появления человека, возможно. Созданная система ждала, пока на нее наткнутся достаточно разумные существа. То, что земляне смогли колонизовать Кампанеллу, свидетельствовало о подходящем уровне развития. То, что они отважно бросались на помощь друг другу, говорило о богатом потенциале эмоций. Что и требовалось доказать…
– Серж, извини, я тебя перебью, – сказал Сумитомо. – Боюсь, что в увлечении пропустишь один важный аспект.
– А! Понимаю. Давай, у тебя это лучше получается.
– Спасибо, – сказал Сумитомо и повернулся к Маше. – Я вот что хочу добавить. Серж допускает, что Кампанелла была перестроена уже тогда, когда на Земле возникла жизнь. Не в этом ли причина отсутствия собственной жизни в системе Эпсилона?
– Смысл? – спросила Маша.
– Смысл в том, что жизнь уже возникла. Совсем рядом, ведь одиннадцать световых лет – пустяк. Дублирование излишне, поэтому была проведена… прополка.
– Но тогда те, кто старше нас, должны были знать о возникновении жизни на Земле?
– Конечно. Что скажете о наших объяснениях?
Маша задумчиво потерла ладони друг о друга.
– Логично. Стройно. Возражений пока не нахожу.
– Непонятна только одна деталь, – заметил Рыкофф.
– Какая?
– Если на Кампанелле жизнь предотвращена для устранения дублирования… жестокая, между прочим, мера…
Сумитомо согласно кивнул.
– …то почему на Терранисе кроме людей есть еще и разумные ящеры?
– О, – сказала Маша. – Так там еще и ящеры?
– Да, на стадии родоплеменного строя. Разве это не дублирование?
Сумитомо кивнул еще раз.
– Похоже, местная цивилизация если и не совсем остановилась в развитии, то прогрессировала чересчур медленно. А с появлением чужаков-людей изменения неизбежны. Войны, вражда, развитие. Понимаете?
Маша невольно привстала из кресла.
– Но ведь это жестоко! Это… чудовищно!
Сумитомо вновь кивнул.
