Ричард, должно быть, ничего этого не слышал или слышал одни только похвалы. Он повторял Люси стихи Дайпера Сендо:
Простолюдины все у ворот,Хлыщи наставят лорнеты, —
и строил планы нанять для нее лошадь, чтобы она каждый день могла кататься по парку и блистать среди высшей знати.
Они повернули на запад, в ту сторону, где сквозь обнаженные ветви деревьев в воде отражалось небо и гряда светлеющих по краям облаков. Влюбленный, чье воображение в эту минуту преображало все земные красоты в небесные, ощутил вдруг там, где чувства его были всего острее, что рука его любимой слабеет, и невольно посмотрел вперед. Его дядюшка Алджернон приближался к ним вприпрыжку, налегая на здоровую ногу. Бывший кавалерист был занят разговором с приятелем, который вел его под руку, и время от времени поглядывал на проезжавших мимо хорошеньких женщин. Он и внимания не обратил на их побледневшие лица. На свое горе, шедший вслед Риптон умудрился наступить Капитану на здоровую ногу — так, по крайней мере, тот утверждал, когда вскрикнул:
— Будь он трижды проклят, да ведь это же мастер Томсон! Уж наступил бы хоть на другую ногу!
Ужасное это столкновение привело Риптона в полное замешательство; он стал лепетать, что очень это странно, как он ухитрился на нее наступить.
— Ничуть не странно, — ответил Алджернон, — всегда все норовят наступить на эту ногу. Как видно, это инстинкт!
Расспрашивать о племяннике ему не пришлось. Ричард сам к нему обернулся.
— Простите, что я не подождал вас сегодня утром, дядя, — сказал он хладнокровно, — я никак не думал, что вы можете уйти так далеко.
Голос его звучал безупречно — именно так, как требовала роль героя.
Алджернон бросил взгляд на опущенную головку с ним рядом и не без ехидства намекнул на проповедника, которого они собирались слушать. Он тут же был представлен сестре Риптона, мисс Томсон.
Капитан поклонился, меланхолическою улыбкой своей одобряя выбранного его племянником проповедника. Сказав несколько ничего не значащих фраз и отвесив мисс Томсон любезный поклон, он заковылял дальше, и тогда все три потухших вулкана снова задымились, и руку Люси уже не надо было сжимать с такой силой, дабы удержать ее на одном уровне с героем.
Случай этот заставил их ускорить шаги, чтобы поскорее вернуться домой под крылышко миссис Берри. Все, что произошло между ними потом по этому поводу, свелось к тому, что Риптон очень сбивчиво извинился за свое поведение, а Ричард добродушно заметил, что зато у друга его теперь есть сестра; в ответ Риптон отважился высказать надежду на то, чтобы мисс Десборо так и считала, и тогда губы бедной Люси тронула едва заметная улыбка. С большим трудом добралась она до своей клетки. А на то, чтобы съесть приготовленный миссис Берри вкусный обед, сил у нее уже не хватило. Она молила только, чтобы ее оставили одну, ей хотелось плакать и выплакать всю накопившуюся в сердце и тяготившую ее боль. Добрая миссис Берри, прокравшаяся к ней в комнату, чтобы помочь ей лечь, увидела, что она дрожит, как в лихорадке; раздев ее, она уложила ее в постель.
— Ей надо только часок-другой поспать, — сказала медоточивая хозяйка дома встревоженным мужчинам. — Спокойный сон и чашка горячего чая — это лучше, чем два десятка докторов, помогает при трясучке, — продолжала она, — я это по себе знаю. А перед тем как следует поплакать — тоже не худо.
Она принялась угощать их — и они сделали вид, что что-то едят, — а потом снова ушла к существу более нежному и хрупкому, чем они, а сама думала: «Господи боже мой! Им всем троим нет и пятидесяти! Самое малое, моих годов на двоих с половиной хватит». Миссис Берри утерла глаза передником, и по случаю того, что они так молоды, приняла их всех троих под свою опеку.
Когда молодые люди остались одни, ни тот, ни другой не мог проглотить ни куска.
— Ты заметил, как она переменилась? — прошептал Ричард.
Риптон принялся яростно винить себя за неимоверную глупость. Ричард швырнул нож и вилку на стол:
— А что же мне было делать? Если бы я ничего не сказал, нас бы стали подозревать. Я обязан был что-то сказать. А она ненавидит всякую ложь! Ты сам видишь! Ее это так подкосило. Да простит меня господь!
— Это был просто испуг, Ричард, — сказал Риптон, стараясь казаться спокойным. — Это как раз то, что миссис Берри называет трясучкой. У этих старух для всего есть свои слова. Слыхал, что она сказала? А старухи-то эти знают. Я скажу тебе, что это такое. Вот что, Ричард, все это потому, что друг у тебя такой дурак!
— Она уже жалеет обо всем, — пробормотал Ричард. — Боже ты мой! Она, как видно, начинает меня бояться. — Он опустил голову и закрыл руками лицо.
Риптон отошел к окну и для собственного успокоения яростно повторял:
— Все это потому, что друг у тебя дурак!
Мрачно выглядела улица, жителей которой они перебудили вчера. Солнце оказалось заживо похороненным в туче. Риптон уже больше не видел своего отражения в окне дома напротив. Он вглядывался в жалкие повседневные уличные сцены. От всех его аристократических видений осталось не больше воспоминаний, чем от съеденного им утром завтрака.
Глупым поступком своим он вверг Красавицу в беду, и теперь его терзало раскаяние. Ричард подошел к нему.
— Не болтай всякой ерунды, — сказал он, — никто тебя ни в чем не обвиняет.
— Ну да! Ты чересчур снисходителен ко мне, Ричард, — перебил его удрученный всем случившимся Риптон.
— Вот что, Рип! Я отвезу ее сегодня домой. Да! Если она будет чувствовать себя счастливей вдалеке от меня, то неужели ты думаешь, что я стану насиловать ее волю, Риптон? Я не хочу, чтобы она и слезинку пролила из-за меня. Да лучше я… Сегодня же вечером я отвезу ее домой!
Риптон пробовал возразить, что это будет опрометчивым шагом; как человек с большим житейским опытом, он добавил, что люди начнут говорить…
Ричард никак не мог понять, о чем они начнут говорить, однако сказал:
— А что, если я наведу на ее след того, кто приезжал за нею вчера? Если ни один человек не видел меня здесь, о чем им тогда говорить? О, Рип! Я расстанусь с ней. Жизнь моя все равно разбита навеки! Ну что из того? Пускай они забирают ее! Если бы целый мир взялся за оружие, чтобы вырвать ее из моих рук, я сумел бы защититься от всех полчищ, но когда она начинает плакать… Да, все кончено. Сейчас же его разыщу.
Он принялся заглядывать во все углы, словно ища шляпу. Риптон смотрел на него. Кажется, никогда еще в жизни он не чувствовал себя таким несчастным. И вдруг его осенило:
— Послушай, Ричард, а что, если она не захочет ехать домой?
Наступила минута, когда какому-нибудь сообщнику родителей и опекунов и всего старого мудрого мира, может быть, и удалось бы склонить их к непростительному благоразумию и, щелкнув по носу маленького Купидона, отправить его домой к его беспутной матери. Увы! (здесь в действие снова вступает «Котомка пилигрима»): «Женщины рождены быть соучастницами всего худого». К ним в комнату незамедлительно является хлопотунья миссис Берри, чтобы убрать посуду, и находит обоих рыцарей в шлемах, и, хоть в комнате и темно, замечает, что брови у них нахмурены, и тут же догадывается, что милому ее сердцу богу Гименею угрожают неприятности.
— Боже ты мой! — восклицает она. — И ни один из вас не притронулся к еде! А ненаглядная моя девочка так крепко спит!
— Ах вот как! — вскричал Ричард, и лицо его озарилось улыбкой.
— Как малютка спит! — подтвердила миссис Берри. — Я пошла взглянуть и вижу, она ровно дышит. Горя-то она еще не знает. Это все, поди, от лондонского воздуха она занедужила. Подумайте только, что тут было бы, кабы вы доктора к ней вызвали. Только все равно ни за что бы я не позволила ей глотать их зелья. И все тут!
Риптон пристально посмотрел на своего вожака и увидел, что тот с необычной осторожностью снял шляпу, и, продолжая слушать миссис Берри, заглянул в нее, и вытащил оттуда маленькую перчатку, неведомо как там оказавшуюся.
— Оставь меня у себя, оставь, раз уж ты меня нашел, — пропищала маленькая перчатка и развеселила нашего влюбленного.
— Как вы думаете, миссис Берри, когда она проснется? — спросил он.
— Что вы! Что вы! Не надо ее сейчас тревожить, — зашептала добросердечная хлопотунья. — Помилуй бог! Дайте ей отоспаться. А вы, молодые люди, послушали бы меня да пошли бы прогуляться, глядишь — и проголодаетесь, положено же ведь человеку есть! Это его святая обязанность, какое бы у него на душе ни было горе! Я вам это говорю, а не какая-нибудь мокрая курица. Кстати, курицу-то я вам к вашему возвращению поджарю. Уж будьте спокойны, я ведь повариха искусная! Ричард пожал ей обе руки.
— Вы самая добрая женщина на свете! — вскричал он. Миссис Берри была готова расцеловать его. — Мы не будем ее беспокоить. Пускай поспит. Заставьте ее полежать в постели, миссис Берри. Хорошо? Вечером мы зайдем узнать, как она, а утром ее навестим. Я уверен, что ей у вас будет хорошо. Полно! Полно! — Миссис Берри чуть было не захныкала. — Видите, я вполне на вас полагаюсь, дорогая миссис Берри. До свидания.
