Я считал ее чертовски красивой. Кэнди была блондинкой, среднего телосложения, и оказалось, что она олимпийская чемпионка по гребле на байдарках. (Это я выяснил, когда увидел ее фотографию с Рональдом Рейганом на стене ее квартиры после нашего второго свидания.) Она работала в Apple и готовила отчеты для менеджеров по базе данных.
Теперь у меня была девушка. Все произошло очень быстро.
* * *
И вскорости мы решили пожениться. У Кэнди был дядя в Сан-Диего, который делал украшения, и у меня появилась идея. Я сказал: давай сделаем мне кольцо с бриллиантом внутри, чтобы никто не мог его увидеть. Я считал, что это будет нечто особенное: о бриллианте знали бы только мы двое, а все остальные – нет.
Мы решили полететь на самолете, на моем «Бичкрафте» с v-образным оперением, который я купил за полгода до того, как получил лицензию пилота. По-моему, это самый прекрасный и необычный одномоторный самолет в мире. Это оригинальный самолет с уникальной формой хвоста, и я ужасно гордился, что летаю на нем. Художник Билл Келли, который делал рекламные материалы для Apple, раскрасил его в симпатичные золотисто-коричневые тона.
Впервые в жизни я смог взять на борт пассажира – Кэнди. Я отвез ее в Сан-Хосе однажды ночью, тогда шел дождь. Конечно, я никогда не летал по ночам, да еще и во время дождя. Но я решился, и мы вернулись назад в целости и сохранности. Наверное, это была моя лучшая посадка.
Но я все-таки не слишком задирал нос по поводу своих талантов летчика. Я знал, как составить план полета и как летать. Я знал, каким правилам нужно следовать. Но я был начинающим пилотом, в сущности стажером. Так или иначе, мы с Кэнди совершили несколько полетов на новом самолете, и однажды мы решили полететь в Сан-Диего, где дядя Кэнди мог изготовить то самое кольцо с бриллиантом внутри.
Мы с Кэнди вылетели из Сан-Хосе в маленький аэропорт в Скоттс-Вэлли, чтобы захватить брата Кэнди Джека и его девушку. Обычно я просто выруливаю, куда нужно, а потом взлетаю. И вот я разворачиваюсь, но вдруг замечаю, что проезд блокирует другой самолет, который просто встал на пути. Я думаю: здорово, просто здорово. Я даже выехать отсюда не могу.
Тогда я осмотрелся – кажется, мы просто развернули самолет, – и решил взлетать с какой-нибудь «левой» полосы. К тому моменту застрявшего самолета уже не было, и наконец я попал к началу дорожки. Я проделал все нужные процедуры перед взлетом, потянулся к рычагу управления – и знаете что?
Я помню, как тянулся к рычагу, и все. Я помню в мелких подробностях все, что происходило в аэропорту и вообще в тот день, – до этого самого момента. Но я не помню абсолютно ничего о том, что случилось позже. Вообще ничего. (Потом я подумал, что Кэнди, которая сидела впереди, могла случайно задеть панель управления, но мы так и не выяснили, что же вызвало аварию.)
Я проснулся в больнице – так мне сказали, – но лишь пять недель спустя я смог вспомнить, что попал в авиакатастрофу.
Мой друг Дэн Сокол потом рассказал, что увидел новости об аварии по ТВ. Он включил телевизор и вдруг краем уха услышал что-то о топ-менеджере компьютерной компании из Кремниевой долины, чей самолет упал в Скоттс-Вэлли. Он тут же обернулся и увидел двухсекундную запись, на которой виднелся мой перевернутый «Бичкрафт». Я рухнул на парковку ледового катка.
Сам я, как уже говорил, не помню совершенно ничего о происшедшем, не помню даже, как попал в больницу. У меня была травма головы! Дэн рассказал, что моя палата была полна игрушек и прочих подарков от сотрудников Apple. Самодельные открытки, открытки из магазина и еда из фастфуда. Но я ничего не помню об этом. Ни единой детали. Дэн даже рассказал, что я просил его тайно пронести молочный коктейль и пиццу, что ужасно похоже на меня. Так что я, по крайней мере, знаю, что действительно был там. К тому же есть фотографии, как я играю там в компьютерные игры – и это тоже в моем стиле, – но я ничего не помню. Совсем ничего.
Неделю или две спустя меня наконец выписали и отпустили домой. Полагаю, что я не вышел на работу в Apple, потому что каждый день принимал за выходной. Это единственное объяснение тому, что я не пошел в офис и даже не заметил, что моей собаки нет. (Пса отвезли в питомник.)
Несколько недель я провел в своем доме в Скоттс-Вэлли в странном, неполноценном состоянии. Потом мне рассказывали, что я выглядел заторможенным. Говорили, что я катался на мотоцикле, но окружающим приходилось давать мне указания. «Теперь давай сюда. Сейчас надо сделать то-то. А теперь вот это». Ясно, что я как-то функционировал, но практически ничего об этом не помню. Я жил причудливой полужизнью. Например, я не понимал, что мою собаку на пять недель забрали у меня. Казалось, будто все дни слились в один. В течение пяти недель я даже не понимал, что лишился зуба, хотя это был один из передних зубов! Как такое можно не заметить? Не знаю, просто не могу найти объяснение.
Гораздо позже я узнал, что Кэнди и ее брат тоже пострадали в аварии. Ей даже пришлось сделать пластическую операцию. Но я принял на себя самый сильный удар. Мое состояние называлось антероградной амнезией, хотя сначала врачи этого не поняли. Антероградная амнезия не приводит к потере прежних воспоминаний, но мешает формированию новых.
Сейчас мне кажется, что это было не так уж плохо, потому что мне не пришлось переживать эту катастрофу в своем сознании. Ее там не было и нет. Я прошел курс гипноза, чтобы попытаться выяснить, могу ли я вспомнить что-то о причинах аварии. Я правда очень хотел бы это понять. Но так ничего и не всплыло.
В течение этих пяти недель моей амнезии я помнил все, что было со мной до того. У меня сохранились все мои прежние навыки и воспоминания; я помню все это и сейчас. Но что я делал в эти пять недель – не помню.
А потом внезапно это прекратилось.
Самое-самое первое воспоминание после болезни – это то, что я как-то оказался в здании Apple и разговариваю с сотрудниками, с которыми вместе работал над «Макинтошем». Они рассказывают мне, как идет проект. Не помню, кто – кажется, это был Энди Херцфельд, дизайнер графического интерфейса «Макинтоша», – сказал что-то об авиакатастрофе. Авиакатастрофа? Как только он произнес эти слова, я вспомнил, что в моем сне было что-то об авиакатастрофе.
Тогда я сказал себе: о, да сейчас я просто сплю. А во сне я всегда могу сказать себе, что надо развернуться и пойти в другую сторону. Можно пойти куда угодно, и сон последует за тобой. Но в этот раз я подумал: нет, буду играть по правилам этого сна, буду дальше разговаривать с Энди. Так что я сел и поговорил с ним, и это мое первое воспоминание. Но оно было очень слабым.
Помню, что тем вечером мы с Кэнди отправились в кино, на фильм «Обыкновенные люди». Не помню ни одного момента из этого фильма – только то, что мы его смотрели. Потом мы вернулись домой и легли в постель. Я лежал на спине и думал: «Так я правда попал в катастрофу, о которой сегодня говорили и которая мне снилась, или нет?» У меня же не было никаких воспоминаний об аварии. А ведь такое должно запомниться, разве нет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
