Двадцать лет Рейнеке отдал Балтике. В мае он покидал Петербург и возвращался только в октябре.
И так двадцать лет из года в год! Он не бежал от этой будничной работы… Когда приятели возмущались его упорным нежеланием отправиться в дальние скитания, он отмахивался от них и продолжал заниматься съемкой и промером, наблюдениями и расчетами. «Добросовестный путешественник или исследователь страны должен удовольствоваться девизом: полезным можно быть, не бывши знаменитым!». Таково было его основное жизненное правило. Он изведал большие и малые заливы Восточной Балтики, заглянул в изумительно красивые шхеры, изучил каждый рейд, каждый остров, каждую бухту. Море Балтийское стало частью его жизни, как часть его жизни уже принадлежала Белому морю. Море грустило и печалилось, смеялось и радовалось вместе с ним. Он запомнил и золотистые дорожки луны на ленивой зыби, и отражения бледных облаков в тихие белые ночи, и несущуюся под шквалами рябь, и седые угрюмые волны, от которых приходилось искать убежище либо в гаванях, либо в шхерах…
Но это море, которое Рейнеке любил, каждый год уносило часть его сил и здоровья.
Михаил Францевич уже давно болел. Еще в 1844 году придерживался диеты из-за частых приступов болезни печени. Уже тогда обострение ревматических болей в правой руке было столь сильным, что он не мог держать корректуру карт Балтийского моря. Он лучше, чем кто-либо, знает, что здоровье его надорвано скитаниями по морям, что болезнь скоро лишит его возможности заниматься исследованием Балтики. Он спешит составить лоцию Финского залива, карты шхер, рейдов, островов, словом, все сделать таким образом, «чтобы не стыдно было умирать».
После 25-летних трудов на пользу гидрографии болезнь настолько обостряется, что он уже не может все время находиться на корабле. С 1849 года он живет летом на островах Даго и Эзель, вблизи которых экспедиция ведет исследования, и оттуда распоряжается работами. Но ему не сидится на берегу, и он, как это ни тяжело, предпринимает время от времени плавания по району промера и съемки.
Один из сподвижников и друзей Рейнеке вспоминал о своем командире:
«Да и можно было человеку утомиться и уходиться ежегодными кампаниями, которые в общей сложности составляли почти 10 лет судовой жизни, проведенной на малых не комфортабельных судах, а иногда даже и на шлюпках, при занятиях в то же время умственных и под влиянием всегдашней нравственной ответственности не только за труды свои, но и за труды своих помощников».[308]
И все-таки Михаил Францевич не сдавался. Он продолжал, пока были силы, одолевать извечных врагов моряка: мели, рифы, банки.
В 1851 году он добрался со своим отрядом до Рижского залива, на берегах которого пробежало его детство. Был уже виден конец работ на южных берегах Балтики… Затем он надеялся заняться уточнением описи Финских шхер, но боялся, что ему может не хватить сил.
«Про Ботнику уже не думаю, — писал он Николаю Александровичу Бестужеву. — В этом обширном заливе, посередине его, не был исследователь от сотворения мира, да и прибрежье давно не было описано».[309]
В 1852 году закончились работы Рейнеке на Балтике. За 20 лет моряками[310] были исследованы все принадлежащее России южное побережье Балтийского моря, Рижский залив, описаны острова Эзель, Даго, Мон, Вормс, Аландские шхеры, шхеры северного берега Финского залива, промерены глубины как у берегов, так и в открытом море. На скальных берегах Финского залива было сделано несколько десятков отметок среднегодовых уровней воды, которые явились вековыми реперами для изучения колебаний уровня Балтийского моря. Михаил Францевич установил в Кронштадте футшток, к которому до настоящего времени привязываются все нивелировки в нашей стране.[311] Результаты работ экспедиции без промедления наносились на карты. Рейнеке с удовлетворением писал Н. А. Бестужеву, что им «составлен подробный атлас морских карт в масштабе от 500 до 840 саженей на дюйм. На этих картах указаны все узаконенные пути для судов… К этим картам издана и краткая лоция».[312]
Карты и лоции Рейнеке сослужили добрую службу русским морякам во время обороны балтийских берегов в Крымскую войну.
Читая дневники и письма
Михаил Рейнеке, судя по уцелевшим отрывкам из дневников, по его переписке и воспоминаниям современников, был человек удивительно добрый и отзывчивый. Поглощенный своей страстью к морю, к науке, он совсем не чуждался женского общества. Следы увлечений видны в его частично сохранившейся переписке. В начале 1833 года в жизнь Михаила Францевича, только что победно завершившего исследование Белого моря, врывается большая любовь. Его любимую зовут Анна. Рейнеке пишет ей восторженное письмо:
«Помни, что я жить и дышать буду тобой, следственно, от твоей жизни будет зависеть и моя собственная… Я весь твой, я дал слово и не хочу быть ничьим кроме тебя, свидетель этому бог…»
Почему разбилась эта любовь и почему Михаил Францевич с его щедрым сердцем остался навсегда одиноким?.. По-видимому, на эти вопросы не найти ответа, пока не будут обнаружены пропавшие тетради дневников Рейнеке или новые его письма к любимой…
Лет через пять он встретил девушку, которая была близка его сердцу. Михаил Францевич сделал предложение, но оказалось, что его избранница уже была помолвлена. А годы между тем уходили, и он так и остался холостяком…
Рейнеке любил книги, живопись, музыку. Он бывал на петербургских литературных вечерах, посещал выставки в Академии художеств, нередко заглядывал в мастерскую к скульптору Клодту и знакомился с его новыми работами. В дневнике его имеется запись о том, что «нельзя любить отчизну, не любя родного языка».
Михаил Рейнеке внимательно следил за успехами русских землеописателей и мореходов.
Рейнеке был одним из тех, кто стоял у колыбели Русского географического общества. То, что он не был объявлен членом-учредителем общества, объясняется его плохими отношениями со всесильным начальником морского штаба. В одной из бесед с Врангелем, которому Рейнеке доказывал необходимость издания записок Общества на русском языке, Фердинанд Петрович откровенно признался, что, по мнению Ф. П. Литке, его не следует приглашать в число членов-учредителей, так как это «послужит ко вреду службы» Рейнеке «по отношениям к Меньшикову».[313]
Михаил Францевич был одним из руководителей отделения математической географии Общества. Заслуги Рейнеке перед наукой были высоко оценены в отчете Русского географического общества за 1859 год, в котором отмечалось, что Михаил Францевич, «проведя всю жизнь свою в неусыпных и в высшей степени добросовестных трудах, оказал неоценимые услуги русской гидрографии». В Рейнеке Общество видело выдающегося «своего деятеля», которым Россия «по справедливости будет всегда гордиться». «Съемка Белого моря… превосходный атлас его, заслуживший справедливое уважение всех гидрографов, карты Балтийского моря, „Гидрографическое описание Северного берега России“, удостоенное полной Демидовской премии, — вот главные, драгоценные памятники», которые Рейнеке «оставил после себя в науке».[314]
