Господи Боже! — подумал я. — Ведь она наверняка стоит по колено в воде! А что если она оступится на краю?
Но я был бессилен двигаться, как будто пригвожденный.
Я мог лишь смотреть на нее — теперь ее серебристое платье почти совсем сливалось с предательскими высверками поверхности моря. Затем облако закрыло луну, а когда ночное светило выглянуло опять, я увидел легкий туман, Длинными космами наползавший с моря на берег. В неясной дымке я никак не мог больше рассмотреть фигуру Морган.
Моим первым побуждением было пойти туда и убедиться, что она вне опасности, но какое-то сильное внутреннее чувство удержало меня. Я знал, что мне не следует этого делать и что с ней все в порядке. Я сидел на стуле и просто ждал.
Внезапно у меня возникло ощущение, что я нахожусь в комнате не один. Ни одного шороха, ни одного звука за моей спиной не указывало на чье-либо присутствие — и все же я его ощущал, пока оно не переросло в чувство страха и волнения, которое всегда чувствуешь в присутствии очень динамичной сильной личности — одной из величайших на Земле. Я выжидал, прислушиваясь, сдерживая каждый вдох свой в попытке уловить хотя бы малейшее движение за спиной, но, как загипнотизированный, все не мог повернуть голову.
Наконец, я физически четко услышал звучный, размеренный и спокойный голос — это был голос Лунного Жреца, на этот раз не лишенный материальности. Он все струился и струился, подобно журчащей воде, а в паузах я слышал, как волны прилива бились о скалы, понемногу затапливая утес. По мере звучания передо мной разворачивались описываемые им картины, и я понимал, почему Священное Евангелие утверждало, что все создало Слово, носившееся, подобно духу Божьему, над поверхностью вод. Я увидел безбрежное море пространства и времени, чьи воды цвета темного индиго раскинулись в Ночи Богов, как я это видел уже в самом начале. Над темной поверхностью моря сверкал серебристый свет, и золотистое сияние распространялось вокруг длинными, колеблющимися, пульсирующими пучками. Звучный голос все гремел, и я прислушивался к нему; я понимал слова, которыми он описывал то, что уже свершилось; были и слова, непонятные мне, которыми пояснялось грядущее.
— Трижды великий Гермес высек на Изумрудной Скрижали слова: «И верхнее да уподобится нижнему». Повсюду на Земле мы видим воплощение божественных принципов в поступках мужчины и женщины.
Все боги суть единый Бог, и все богини суть одна Богиня, но все они — Господь Единый — Творец.
И было в начале пространство, и тьма, и неподвижность; и было это старше времени, и боги забыли об этом. Источником всего сущего было море бесконечного пространства, в котором жизнь зарождалась, подобно приливу в беззвучном морском просторе. И все вернется на круги своя, когда опустится Ночь Богов. И это все будет называться Великое Море, Мара, Самая Горькая и Великая Праматерь. И по причине инерции пространства зародилось движение, подобное волне прилива, называемое мудрыми пассивным принципом в природе, космическими водами или течением Космоса.
Многие люди зовут ее разными именами, но для всех она Великая Богиня — воплощение Космоса, земли и воды. Как символ Космоса, она зовется Эа, прародительница богов, родивших богов; она старше самого времени, она — матрица материи, корень всему сущему, чистый и неразделимый. Она также и Бина — Великая Праматерь, которая восприняла в себя Великого Праотца — Чокма. Она дарит форму бесформенной силе там, где последняя может создавать. И она же приносит смерть, ибо использованная форма должна умереть, дабы заново возродиться к полнокровной жизни. Все рождающееся должно отмереть и все умирающее — возродиться вновь. Поэтому ее зовут Марой, Самой Горькой, Властительницей Печалей, ибо она приносит смерть. И зовут ее также Геей, ведь она — сама древняя суша, впервые сотворенная из бесформенного. И все выше перечисленное — она; и видно это все в ней, и каждая частичка природы, составляющая ее, отвечает на ее вопросы., и правит она всем. И ее волны — это волны всего, что составляет, и пути ее принадлежат всему, что в ней, и кто познает одно — тот познает и другое.
Она дает жизнь всему, что бы ни возникло из ничего; и что бы ни кануло в ничто — она принимает. Она — Великое Море, давшее жизнь всей жизни, и в конце концов все вернется туда, откуда взялось.
Вот, мы купаемся во сне, погружаясь в первобытные глубины, возвращаясь к тому, что было забыто еще до появления времени, — и обновляется душа, прикасаясь к Великой Праматери. Неспособный вернуться к первозданному не имеет корней в жизни своей, но произрастает, как трава. Это — живые мертвецы, сироты Великой Праматери.
В то время это мало что значило для меня — разве что в ушах еще звенели слова, начертанные на Изумрудной Скрижали: «И верхнее да уподобится нижнему»; но позже, понемногу, сказанное начало проясняться передо мной, по мере того, как сама жизнь объясняла мне значения слов. Действительно, в этом проклятом, полумертвом городишке, отгороженном от мира собственными условностями и вымощенном прахом и пеплом, все мы были сиротами Великой Праматери; и мне также следовало умереть, прежде чем заново родиться, а Великая Богиня и вправду была для меня Самой Горькой. Подобно моим предшественникам, которые были лучше меня, мне приходилось пить из источника, известного среди людей под названием река Лета. Но все это мне еще предстояло узнать.
Я услышал голос Лунного жреца, окликнувшего меня по имени:
— Сын мой, теперь я покидаю тебя, но я скоро вернусь, ибо труд наш еще не завершен.
Но вот все исчезло, и я продолжал сидеть в молчании, ожидая возвращения Морган. Хотя никто со мной более не разговаривал, я знал, что я не один. Лунный Жрец здесь вместе со мной.
Я сидел на стуле в какой-то полудреме, и на меня снисходило понимание многих вещей. Я знал, что с моей помощью Морган осуществила не только ритуал, но и эксперимент; я не мог разобрать ни цели этого, ни увидеть его результаты, ни само его осуществление со стороны. Я не мог даже предположить, что зайдя настолько далеко, мы вдруг так неожиданно остановимся. Я был уверен, что проделанный нами ритуал был прелюдией к чему-то гораздо большему, хотя и неизвестному мне. В то же время меня не покидало какое-то чувство завершенности, если не сказать — конца; это я тоже вряд ли смог бы объяснить, хотя понимание этого пришло ко мне совсем недавно.
И я дремал на своем стуле и ждал, когда Морган вернется ко мне, и к рассвету окончательно уснул. Но она больше не вернулась. Я так никогда больше не видел ее после этого.
Глава 26
Около восьми утра ко мне в комнату вошла миссис Трет. По ее глазам я заметил, что она плакала, но ничего не заподозрил. Она сказала мне, что Морган предложила мне вернуться домой и пообещала написать мне туда. Мне ничего не оставалось, как только уехать. Миссис Трет подала мне завтрак, я сел в свою машину и покинул форт. Уезжая, я заметил, что маленькой черной спортивной машины Морган в гараже не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
