Однако лицо Бена, тем и знаменитое на все министерство, что на нем никогда ничего нельзя было прочесть, не отражало его мыслей. Он чуть-чуть приподнял бровь, и монокль упал в подставленную ладонь.
Сеньор Франсиско де Калейрес э Менезес говорил с пафосом, иногда картинно ударяя себя указательным пальцем в грудь. При этом Бен машинально делал кивок, хотя и не давал себе труда слушать португальца.
Взгляд Бена вернулся к королеве. Некоторое время они смотрели друг на друга - он и Виктория. Потом Бен оглядел лица других знаменитых британцев, украшавших стены Комнаты Послов.
Когда эту комнату отвели для заседаний комитета, Бен обиделся: тут никогда не собирали конференций первого сорта. Но потом он смирился, поняв, что роль его комитета в том и заключается, чтобы без большого шума похоронить невмешательство и превратить его в едва замаскированную помощь франкистам... И все-таки со всем этим оказалось бог знает сколько возни! А виноваты французы - затеяли такую суету. Хотя вот этот Корбэн - вполне достойная личность.
Бен осторожно покосился на французского посла. Корректная фигура старофранцузской дипломатической школы. Никакой вертлявости. Вполне, вполне корректен. Хоть и считает себя республиканцем, но в его посольстве никогда не встретишь даже члена палаты общин. А журналистов старина Корбэн боится, как чумы...
Португалец в последний раз, с особенной силой, стукнул себя по манишке и умолк.
- Джентль... - монотонно начал было Бен, но Риббентроп заговорил, прежде чем получил слово. Дурно воспитанный тип! Такого уже не пустишь ко двору. Он способен и там вытянуть лапу и завопить: "Хайль Гитлер!" Новейший тип Джинго немецкой формации. Все в лоб, никаких церемоний.
Бен отвел от Риббентропа глаза. Но голос германского посла был так резок, что от него не было возможности отвлечься. И, конечно, как всегда, полное отрицание очевидных фактов нарушения невмешательства, доказанных на прошлом заседании советским послом. А вот начинаются и обычные выпады Риббентропа: грубость прусского юнкера пополам с развязностью коммивояжера.
Наверное, сейчас вылезет Гранди. Этот будет поддерживать своего немецкого коллегу. Начнет все валить на пропаганду марксистов. Интересно: при слове "марксист" над переносицей Гранди вспухает короткая жилка.
А теперь, конечно, очередь советского посла. Сейчас он с цифрами и фактами в руках докажет, когда и сколько ящиков с немецкими ружьями выгружено в Лиссабоне или миновало португало-испанскую границу; сколько немецких аэропланов проследовало в порт Виго; сколько шведских пушек разгружено в Ла Корунье. Расскажет, сколько немецких солдат высадилось в Кадиксе и какие итальянские части прибыли в Мадрид. В этом крошечном человеке огромный запас энергии! Ну, так и есть: в глазах русского светится злой смех... Дипломатия совершенно новой школы - ничего общего ни с одним из сидящих за столом.
- Мы должны быть благодарны господину итальянскому послу за то, что он располагает столь свежей информацией с фронта, которой нет даже в газете, слышится высокий голос русского.
- Новости есть: ваших друзей бьют! - кричит Гранди.
Русский сдержанно улыбнулся:
- Rira bien, qui rira dernier*, господин посол. Я повторяю: итальянский посол располагает информацией непосредственно от генерала Франко...
______________
* Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Риббентроп издает возглас:
- Р-р-р!
Это звучит, как рычание овчарки. Бен внутренне улыбается.
- Почему у итальянского посла такая точная и такая ранняя информация? невозмутимо продолжал русский. - Да потому, что связь между итальянским правительством и испанскими мятежниками непосредственна и крепка.
- Пропаганда! - крикнул в бешенстве Риббентроп.
Бен машинально стукнул карандашом по столу.
- ...Великий водораздел нашего времени, - говорит русский, - идет по линии "война - мир".
- Пропаганда! - в этом слове у Риббентропа всегда несколько "р".
Гранди порывисто поднялся:
- Никакая пропаганда не поможет господину советскому послу и его друзьям в Испании. До полной победы генерала Франко ни один итальянский солдат не покинет Испании!
"Ага, попался! - весело подумал Бен. - Сейчас русский в него вцепится".
Действительно.
- Значит ли это, что итальянское правительство отказывается от вывода своих "волонтеров"? - с живостью спросил советский посол.
Бен вставил монокль и с интересом посмотрел на опешившего Гранди.
- Итальянское правительство не готово к ответу.
Позвольте, ведь это же сказал не Гранди, а Риббентроп. Ага, суфлер! Да, вот теперь Гранди, как попугай, выкрикнул и сам:
- Итальянское правительство не готово к ответу! - и опустился в кресло.
Ну что же, каждый имеет право на своего Флеминга!
Однако почему до сих пор молчит его суфлер-секретарь? Бен покосился на Флеминга. Тот сидел, откинувшись в кресле, и исподлобья смотрел на советского посла. Бену показалось, что он поймал в глазах Флеминга нечто большее, чем простой интерес, - это было сочувствие!
Бен торопливо ухватился за цепочку часов.
- Джентльмены!.. Ленч!..
В перерывах между заседаниями Бен всегда совершал прогулку от министерства к Пэл-Мэл и обратно.
Сегодня, едва войдя в столовую клуба, он сразу заметил Монти.
- Разве ты завтракаешь в это время?
- Иногда, - неопределенно пробормотал Монти. Он не хотел признаться, что его беспокоило поведение Флеминга. Разговор, происходивший при вручении Флемингу чека за рукопись, не удовлетворил Монти: у Флеминга что-то на уме! Рукопись рукописью, а может быть, следует попросту убрать его из комитета?.. Однако нужные слова не приходили на ум. Братья позавтракали почти в полном молчании.
Вместе с сигарой Бену подали телеграмму.
Сначала Монти не обратил было на это внимания, но странное выражение лица старшего брата заставило его насторожиться.
Бен вторично прочел телеграмму от начала до конца и с полуоткрытым ртом уставился на Монти. Монти заерзал на стуле. Он заметил на бланке слово "Мадрид", и неприятная мысль обожгла сознание: скандальное разоблачение какой-нибудь испанской махинации Монти!.. Чорт побери, не подложил ли ему свинью Нед?.. Так и есть: губы Бена, словно скованные холодом, неясно произнесли:
- Н-н-нед...
Монти взял телеграмму из пальцев Бена.
Уф, слава богу! Совсем не то... Дель Вайо сообщал о смерти Эдуарда Грили, расстрелянного франкистами.
- Нужно скорее кончать со всем этим! - прошептал Бен.
Монти понял, что мысли брата как раз противоположны его со собственным, и не на шутку испугался: таком настроении Бен и без нашептываний Флеминга может натворить глупостей. Нужно как можно скорее сообщить обо всем Маргрет и убрать Флеминга!
Когда брат ушел, Монти вызвал по телефону Грейт-Корт.
А Бен, не подозревая, что его особа служит предметом оживленного телефонного разговора между Лондоном и Грейт-Кортом, медленно шагал по Пэл-Мэл. Он был так расстроен, что даже забыл раскрыть зонтик. Да, он любил Неда... Бедный мальчик, бедный мальчик!.. Какая гнусность: всюду убийства, кровь, смута. Отвратительное время! В самом деле, они правы: с этим нужно кончать! Но почему Флеминг так смотрел на советского посла?.. Нужно поговорить с секретарем.
Но он так и не поговорил с Флемингом. Зато с Флемингом говорил Монтегю. Он окончательно убедился в том, что никакого толка из затеи с рукописью не выйдет. Этот энтомолог оказался хитрой бестией. Он вообразил, будто Монти действительно намерен печатать его пачкотню о бабочках, но вместе с тем наотрез отказался от какого бы то ни было сговора относительно своих советов Бену. С непроницаемой миной он заявил Монти, что председатель имеет право высказывать собственные мнения и секретарь не может за них отвечать. Даже если бы лорду-председателю вздумалось вдруг высказать сочувствие республиканцам Испании.
Монти сердито стукнул зонтиком в стекло дремавшего на углу шофера такси.
Когда Монти, переодевшись к обеду, спустился вниз, ему доложили, что его спрашивает дама.
- Миссис Фрэнсис Флеминг, сэр.
"К чорту! - мелькнуло было в уме Монти. - А впрочем..."
- Просите в кабинет.
Несколько мгновений Монти молча разглядывал гостью. Крупная, загорелая женщина. Ее нельзя было назвать красивой, ее черты не отличались правильностью, но в лице было что-то такое... И глаза глядят на Монти так пристально, словно изучают его.
Монти пододвинул ей кресло, но она продолжала стоять, положив руку на край стола.
- Мистер Флеминг просил меня взять его рукопись.
- Такие дела делают мужчины.
- Мистер Флеминг болен.
- Вот что! - Чтобы дать себе время подумать, Монти отошел к камину и, став к нему спиной, стал греть руки. - Вы имеете в виду... Труд мистера Флеминга?
