Я оставил Азелек и дюжину сопровождавших ее скифских охранников примерно в двух стадиях от персидского стана и, пользуясь пергаментом с царской печатью, подошел ко входу в шатер.
Сотник «бессмертных», державший в этот час стражу, очень внимательно рассмотрел при свете факела печать, удалился в царский шатер и вскоре вернулся с вестями, которые меня очень удивили и огорчили.
— Царь не примет тебя,— сказал сотник, указывая мне в темноту ночи.— Царь сказал, что ты обязан пребывать на службе у его царственного брата и можешь отлучаться только по воле царя. Царь повелел тебе вернуться туда, откуда пришел.
Как столб, стоял я перед сотником до тех пор, пока он не взял меня довольно грубо за плечо и развернул прочь от шатра.
Ответ Кира был для меня не менее загадочен, нежели его давний договор со скифами.
Пока я возвращался, злость созревала во мне. Увидев Азелек, я не менее повелительным тоном сказал ей:
— Готовься к охоте, А з а л! Как раньше. Только лук с собой не бери.
О, как напоминала ночная охота на Кира ту охоту, которую мы когда-то устроили вместе с ним самим на лидийского царя Креза. Персы бросились догонять своих испуганных коней так же, как некогда лидийцы.
Лезвия моих кинжалов не затупились. Я безжалостно распорол утробу царского шатра и появился перед царем без спроса. Азелек тем временем пряталась в складках.
В отличие от Креза, Кир не слишком удивился. Он еще явно не собирался почивать и был одет, словно при торжественном въезде в захваченный им город.
Лицо Кира было бледным и осунувшимся. В его глазах горел недобрый огонь.
— Гистасп послал тебя перерезать мне горло? — пробормотал он, вновь удивив меня до глубины души.
Я развел руки. Оба кинжала остались на коврах у разреза в стене.
— Гистасп?! — Моя растерянность была искренней, и это не могло укрыться от зоркого взгляда царя.— Царь, разве твой добродетельный брат может принести зло хоть самому низкородному существу? Разве у него за всю его жизнь могла появиться хоть одна недобрая мысль, за которую ты мог бы укорить его?
Лезвие царского меча, коротко сверкнув, убралось обратно в ножны.
Я отступил на пару шагов.
Кир ударил кипарисовым жезлом в бронзовый круг, висевший около его походного сиденья, и в шатре появились трое «бессмертных» во главе с сотником. У сотника едва не вылезли на лоб глаза, и он, выхватив свой меч, кинулся было на меня. Но царь остановил его движением руки.
— Значит, ты явился ко мне с доносом о дурном замысле? — спросил он меня, усаживаясь, но не приглашая меня присесть.
— Нет, царь,— ответил я.— Но не с менее важной вестью.
— Какой же?
— Жаворонок вернулся...
С этими словами я сделал знак, и Азелек, следившая через шелку за всем, что происходило в шатре, появилась перед царем, прикрыв лицо.
Кир побледнел.
— Выйди! — брызнув слюной, приказал он.
Сотник и стражники исчезли.
— Выйди! — хрипло вскрикнул он вновь и вновь выхватил меч.
Только тогда я опомнился и невольно шагнул к тайному ходу.
— Туда! — повелел Кир, указав на выход, предназначенный не для убийц, а для подданных.
Я покинул шатер и сразу был взят под стражу, хотя и с достаточной учтивостью.
Вскоре царь снова призвал к себе сотника, отдал ему приказ, и тот, выйдя, подошел ко мне и требовательно протянул руку ладонью вверх.
Я догадался и отдал ему половинку ксюмбаллона. |
Сотник исчез в ночном мраке, и спустя еще немного времени послышался скрип колес.
К самому входу в царский шатер подъехала скифская повозка.
Едва ли кто, кроме меня и сотника, приметил, как в нее поднялась укутанная с головы до ног женщина.
Царь все-таки пожелал увидеть меня напоследок, и я очень обрадовался, когда застал его уже в спокойном расположении духа.
— Ты испортил мое жилище,— с усмешкой сказал он и пригласил меня сесть на ковры.
— Не в первый раз, царь,— со вздохом облегчения признал я.— Такова моя эллинская Судьба. Она испытывает твое терпение.
— Ты видел ее? — остро посмотрев на меня, спросил Кир.
— Видел,— признался я,— Она прекрасна.
— Не лжешь до сих пор,— опять усмехнулся Кир,— В этом твое спасение, эллин. Подвинься ближе.
Я с радостью повиновался.
— Ты должен знать, ибо теперь твое дело присматривать за Гистаспом,— вновь немало удивил меня царь персов.— Ты умеешь толковать сны?
— Чужие не пробовал.
— Не к магам же мне обращаться теперь. Астиаг уже обращался. Но ты должен знать мой сон, дабы знать явное: то, что я от тебя хочу. Боги пекутся обо мне и заранее открывают мне грозящую беду. Я видел во сне Дария с двумя крыльями. У него были такие большие крылья, что он закрывал ими весь мир. Ты должен выведать, что теперь на уме у моего брата и его сына.
— Царь, насколько мне известно, некогда Гистасп по своей воле отказался от власти в твою пользу, никогда не замышлял против тебя и всегда был твоим добрым советчиком заметил я.
— Верно,— кивнул Кир.— Но с годами люди меняются.
— С годами люди меняются,— согласился я и не дерзнул сказать Киру то, что хотел.
А хотел сказать ему вот что: «Царь! Когда-то сон, подобный этому, видел Астиаг и если бы не устрашился ночных видений, то, может быть, его жизнь завершилась бы куда более достойно».
— Ступай! — велел Кир, заметив тень сомнения в моем лице.
— Могу ли узнать твою волю, царь? — осмелился я спросить его напоследок, ведь мне не терпелось узнать, принял ли он совет Азелек и всех ее соплеменников.
Взгляд Кира вновь похолодел.
— Ступай! — так же холодно приказал он. На окраине Нисы мы простились с Азелек. У меня было тяжело на душе. Я предчувствовал, что теперь уж мы прощаемся навсегда.
Не вытерпев, я задал ей тот же вопрос:
— Царь послушал скифов? Азелек долго молчала, глядя мне в глаза.
— Можно остановить маленький ручеек,— еле слышно прошептала она.— Кто может остановить великую реку? Если боги захотят, эта река напитает поля.
Вот и все, что она сказала мне в ту ночь.
— Если позовешь, буду служить тебе до конца дней,— сказал я.
— Прирученному зверю не стоит менять хозяина,— ответила Азелек, ставшая мудрой царевной скифов.
Еще по дороге в Бактру меня догнала весть, что персидское войско оставило предместья Нисы и стремительно двинулось дальше — в сторону Согдианы.
Стоило мне после трех бессонных ночей смежить веки, как привиделась полноводная река. Ее мутный, желтоватый поток медлительно тек через пустынные земли.
Я узнал эту реку, как только оказался на ее берегу вместе с царем Киром. Река называлась Араксом. На другой стороне расстилались просторы, на которых правила цариц скифов-массагетов Томирис.
Можно было гордиться тем, что Кир взял с собой на берег Аракса только одного «советника», эллина Кратона разогнав накануне всех остальных, самых знатных и самых мудрых. Но вместо гордости меня все больше снедало то дурное предчувствие. Мутные воды Аракса напоминали мне подземную Лету.
Вот что произошло за те дни, пока я достиг Бактры и, не успев отряхнуть с гиматия пыль дорог, вновь тронулся в путь. Гистасп получил повеление Кира прибыть в его войско, прихватив с собой Кратона.
Достигнув скифских пределов, Кир отправил к Томирис послов с предложением сватовства. Разумеется, только сама царица, старшая сестра Азелек, была достойна стать супругой царя стран. Что думал Кир о самой Азелек, гадать не берусь, но он не упоминал о ней, и вид его в продолжение всего похода был мрачен. Может быть, его тоже мучили предчувствия. Он двигался на скифов, словно влекомый жестокой необходимостью. Эллин мог бы сказать: Судьбою. Персы признают только Волю и Свободу. Воля царя царей превратилась в его Судьбу. Воля царя Кира стала так велика, что превысила его Свободу. Так полагает эллин Кратон, и с ним согласен мудрый Гераклит.
Томирис отказала Киру, чем вызвала его гнев и еще сильнее укрепила в нем желание обладать бескрайними землями скифов. Ведь он стал считать, что эти земли принадлежат ему по праву, раз племянница царицы Томирис приходится ему самому родной дочерью. Полагаю, еще одно обстоятельство толкало Кира на другую сторону Аракса: он опасался, что земли наследуют не Азелек и Сартис, а сын Томирис, которого звали Спаргапис. Его отец был скифом. Будущее правление Спаргаписа, хотя бы и на краю света, унижало достоинство Кира. К тому же он имел основания опасаться за жизнь Сартис. Поэтому теперь Кир торопился.
Накануне переправы персидского войска через Аракс Кир впервые объявил наследником великого царства своего сына Камбиса и повелел ему вернуться в Эктабан. Вместе с Камбисом Кир отправил в Эктабан и престарелого Креза, который сопровождал царя во всех переездax и походах с того самого дня, как оказался его пленником. Целый вечер, насколько мне известно, царь настоятельно внушал Камбису почитать Креза и прислушиваться к его советам.
