— Азелек! — с радостью позвал я.
— Сартис! — изрекла надо мной девушка.— Мать велела найти тебя.
Сердце сильно забилось в моей груди, и стук его стал отдаваться в ногах почти нестерпимой болью. Боясь пошевелиться, я в волнении спросил Сартис:
— Где твоя мать? Царь велел мне найти Азелек.
Мрачная тень промелькнула по лицу девушки.
— Матери нет. Не ищи,— бесстрастно ответила Сартис и отстранилась.
Надо мной осталось только темное небо пустыни, слабо освещенное низкой луною.
Сердце мое сжалось от вести, еще не известной, горькой и страшной. Я с трудом перевел дух.
— А где царь? — вопросил я темное небо.— Сартис, скажи мне. Где царь?
— Царь умер,— донесся голос девушки.
— Как он умер?! Как?! — прокричал я в бескрайний мрак, чувствуя, что больше всех виноват в смерти Кира.
— Он умер на коне,— донесся до меня из недосягаемой дали голос Сартис.
— На коне? — изумился я.
Земля подо мной начинала кружиться.
Слова Сартис донеслись с небес:
— Да. Царь поднялся на коня и умер в сражении как великий воин.
Вот и все, что я узнал о смерти Кира за мгновение до того, как вновь провалился в подземную тьму.
Помню, что очнулся от прохладных капель. Сартис побрызгала мне лицо водой из того серебряного кувшина, который я подносил царю.
Когда меня поднимали в повозку, я смог осмотреться по сторонам.
Залитая лунным светом пустыня вся была усеяна мертвыми телами, среди которых бродили варварские воины с факелами.
По всей видимости, стан Кира несколько раз переходил из рук в руки. Вокруг столов лежали вповалку, бок о бок, персы и массагеты, будто долгое время все вместе пировали по-братски и, утомившись от трапезы, решили не расходиться на ночлег. И все вокруг — земля, столы, тела людей и коней — все густо поросло прямым и низким «тростником». То были стрелы.
Пока меня везли в скифской повозке по направлению к Нисе, я еще много раз спрашивал Сартис о смерти царя, ее отца, и — не только девушку, но и ее соплеменников, которые охраняли меня в дороге. Ничего большего мне не сказали.
В пути я узнал от Сартис, что битва была долгой и очень кровопролитной для обеих сторон. Массагеты пересилили, когда подошло свежее войско, возглавляемое самой царицей Томирис. Почти все персы погибли. Однако, захватив стан Кира и тело самого царя, Томирис запретила своим воинам преследовать остатки чужой армии. По обычаю своего народа, она повелела отрезать голову Кира и увезла ее с собой, дабы превратить в чашу, дарующую силу и власть тому, кто будет пить из нее священное вино. Тело царя она отдала персам.
В Нисе Сартис передала меня слугам Гистаспа. В том городе я окончательно лишился одной ноги. Царский конь, рухнув наземь, размозжил мою конечность об край стола. В пути мышцы загнили, и ее пришлось отрезать.
Там же, в Нисе,— вот усмешка Судьбы! — меня в один и тот же день навестили Шет и Аддуниб. Хотя я никого из них не звал, признаюсь, был, как ни странно, рад обоим.
Оба принесли мне хорошего вина, оба выражали свое сочувствие и оба расспрашивали меня о гибели Кира. Я передал им все в тех же словах, которые услышал на поле битвы от Сартис.
И, судя по выражениям их лиц, оба что-то от меня скрывали. Многим позже узнал я от Шета, что он в тот день обладал величайшей святыней — головой царя Кира, которую выкупил у Томирис. Аддуниб же спустя год, когда мы оба оказались перед гробницей Пастыря персов, уверял меня, что знал об измене, торопился предотвратить ее, но опоздал и теперь всю оставшуюся жизнь будет сокрушаться об этом. Он также сказал мне, что жрецы в Вавилоне стали опасаться его, как слишком осведомленного в их тайных заговорах, и просил меня помочь ему за плату скрыться где-нибудь за пределами царства. Я не держал на него зла и, более того, в некотором смысле был даже виноват перед ним за ту выходку под Ниппуром. Я похлопотал за своего старого недруга, и после смерти Камбиса, которого я сам не любил, он нашел приют в Афинах. Поговаривают, что смерть безрассудного Камбиса была делом его рук. Что ж, у меня был достойный соперник. Но предугадывал ли этот коварный «звездочет» по движению звезд, где и как суждено ему окончить свои дни?
До Камбиса, который принял царство своего отца, дошли сведения о том, что чужестранец Кратон оставался при Кире до последнего часа и даже пытался спасти царя. Полагаю, что доброе слово обо мне замолвил и Гистасп.
Тогда-то Камбис повелел выточить для меня «колонну» из эктабанского кипариса и предложил мне службу. Но я с благодарностью отказался (а впоследствии отказался и от предложения Гистаспа), в ту пору твердо решив вернуться в родной Милет и окончить свои дни в тихих воспоминаниях.
Все прочее имеет малое отношение к последней воле прекрасной Азелек, кроме двух дней моей жизни.
Первый из этих дней начался и завершился следующим утром в Нисе. Я уже примерил дорогой подарок от Камбиса, достаточно окреп и собирался навсегда покинуть город.
Незадолго до полуночи в доме внезапно и бесшумно, подобно истинному Болотному Коту, появилась Сартис.
— Воля моей матери,— только и сказала Сартис.
Тогда до меня уже доходили слухи, будто Азелек принесла себя в жертву солнцу, верховному божеству своих соплеменников.
Больше о том дне и той необыкновенной ночи я не скажу ничего.
Второй день был днем, когда я стоял, опираясь на «царскую колонну», перед скромной, достойной самого простого смертного гробницей Кира и думал о Судьбе царя и своей Судьбе. В тот день исполнился год со дня смерти Пастыря персов. Там, у гробницы, среди толп народа, я видел и Шета и Аддуниба. У меня и поныне нет сомнений, что горестные чувства на их лицах были по-персидски искренними. Уверен, что со смертью Кира они потеряли больше, чем, может быть, надеялись приобрести после его смерти.
Согласно завещанию Пастыря персов, которое он составил еще в Вавилоне, вскоре после смерти своей любимой супруги Кассанданы, надпись на его гробнице должна быть такой же простой, как искренний призыв к богу, поднимающийся из глубины души.
Эта надпись куда проще, яснее и потому — сильнее всех тайн и всех превратностей Судьбы. Следовательно, эта надпись, эти последние слова Кира сильнее самой Судьбы. И обращены эти слова к любому человеку и любому богу:
Я КИР — ЦАРЬ, АХЕМЕНИД.
Замечу напоследок, что в тот день, когда на далеких землях были поставлены столы для священной трапезы, в небесах над пустыней не пел ни один жаворонок.
Конец книги Кратона Милетского
2. КНИГА АДДУНИБА
Во имя Мардука, владыки богов, ведателя судеб.
Я — Аддуниб, семнадцатый потомок в роду серебряной ветви верховных служителей Мардука, изгнанный из Вавилона по приговору совета служителей золотой ветви Правой Руки.
Аддуниб пишет здесь:
«В третий касбу девятого дня месяца нисанну 4459 года творения ко мне пришел священный Посланник, не ведающий долготы дорог. Явился в обличии перса с печатью дракона и золотой секирой. Явился с повелением к Аддунибу, служителю Мардука, дабы тот написал, как и по какой причине умер Кир, царь персов, царь стран.
Вот я пишу во искупление вольных и невольных грехов, ради избавления от недугов, кои настигли мою плоть, когда бог отошел от меня, ради спасения от мук последнего дня жизни и первой ночи пред ликом ужасной Аллату.
В 4418 году творения в Вавилоне творились беззакония и бунты. По воле служителей золотой ветви и благоприятному расположению звезд владыкой Вавилона стал Набонид, сын Аддагуни, служительницы бога Сина. Набонид дал клятву приносить жертвы великому Мардуку и оказывать благодеяния храму. Военачальники и знатные роды Вавилона проявили искреннюю покорность царю Набониду, ибо по мужской линии он происходил из древнего рода великих воинов.
Однако Аддагуни была двоедушна. Женщина замыслила возвысить служение богу Сину и умалить величие Мардука. Аддагуни желала восстановить силу темной луны и колдовского служения духам пустыни. Она убедила Набонида делать все так, как желала сама.
Набонид захватил Харран и вновь восстановил там стены древнего храма, посвященного богу Сину. Богу Сину он стал поклоняться более, чем владыке богов Мардуку. По воле своей матери, Аддагуни, он навел чары на воинов и глав знатных родов. Он лишил города священных изображений и привез их в Вавилон, дабы отнять силы и плодородие у городов, которые подчинялись высшей власти Мардука.
Набонид стал притеснять служителей Мардука и лишал их большей части жертвенного дара.
Тогда в священную ночь акиту 4420 года творения служители Мардука принесли обильные жертвы и просили Владыку богов о помощи.