Меня от неё отделяла целая толпа. Прямо передо мной, всего в двух шагах — каменные ступеньки, затем каменное же возвышение, где покорно ожидал свою избранницу прекрасный айэр Оркоми в чёрном костюме. Немного позади него — служитель храма с распущенными чёрными волосами и увесистой раскрытой книгой в руках.
И людей столько, что можно сойти с ума.
Здесь, в храме, лишь приближенные к практически полноправному правителю семьи в количестве сотни человек плюс охрана.
Там, на улице, на каждой из улиц — море людей. Огромные толпы. Бесконечное количество.
Кажется, на этот праздник вышла вся столица.
И почему-то жутко от всего этого было одной лишь мне.
Возможно, всё дело не в самой свадьбе, а в последствиях, которые за ней последуют? Я сейчас даже не об Оркоми говорю.
Я волнуюсь за Лиззи. И, говоря откровенно, за саму себя тоже. Потому что я так и не решила, чем займусь, куда пойду, что буду делать после того, как она…
Восторженные крики донеслись до нас с улицы. Тут же возбужденный шепоток пронёсся по толпе.
Я в числе всех остальных мгновенно повернулась к дверям.
И забыла, как дышать.
Потому что моя Лиззи, моя маленькая милая Лиззи, она…
Она была солнечной феей, спустившейся в наш мир.
В белоснежном платье с длинной юбкой, аккуратным кружевом на шее и рукавах, с небольшим количеством блёсток на животе.
С причёской — локон к локону.
С краской на лице — едва заметной, подчёркивающей все достоинства кожи, глаз, губ.
С улыбкой — осторожной, смущенной, но такой радостной, восторженной, сияющей.
Она светилась. Вся. Изнутри.
Это был тот свет, которому с добром позавидовали все и каждый.
Глава 44
Восхищённый полувздох как-то невольно издали все и каждый.
Скосив взгляд, я не без улыбки заметила словно бы оцепеневшего айэра Оркоми. Он смотрел на Лиззи так, словно она была самым прекрасным существом во всех мирах.
Словно она сама стала его миром.
Смыслом жизни.
Мог ли мужчина с таким взглядом причинить своей женщине вред? Ответ был очевиден: нет. Он скорее причинит вред всем остальным и себе в том числе, чем заставит страдать её.
А Лиззи…
Её взгляд на своего практически супруга говорил: я буду рядом. Что бы ни случилось.
Я буду поддерживать тебя. Я буду той, кто тебе нужен.
Без пафоса и пустых обещаний.
С безмолвными клятвами только друг для друга.
Она шла, и воздух вокруг напитывался ароматом цветов и светом.
Она делала шаг, и все собравшиеся в храме с замиранием сердца ожидали следующий.
Она шла… и Оркоми, кажется, даже не дышал.
Теперь я не завидовала ему. Наверно, потому, что я видела, какой счастливой выглядит Элизабет рядом с ним.
Она была счастлива и со мной — как и я была счастлива с ней — но это было совершенно иное счастье.
Не такое яркое и горячее. Не пробивающее всех в восхищенную дрожь. Не такое, какое хотелось черпать ладонями и в карманах уносить к себе в дом.
Саму церемонию я запомнила плохо в первую очередь из-за того, что почти не понимала слов служителя храма. Он тянул слова певуче и точно использовал какое-то из древних наречий, так что на два десятка слов я едва ли понимала хоть одно.
Лиз тоже не понимала, но рядом с ней был Оркоми, так что, когда пришла очередь приносить друг другу клятвы, он сжал её ладонь.
Лиззи не стала затягивать свою речь на долгие часы, обещая то, что звучало бы красиво и так бы и осталось простым обещанием.
— Я клянусь поддерживать тебя в любое время и в любом месте. Клянусь никогда не терять веру в тебя и быть рядом всегда, когда я буду тебе нужна.
Никаких «я буду любить тебя вечно».
Только то, что она могла выполнить. То, что было важно.
Быть рядом в горе и радости — это ведь важно, правда?
Быть лучшим другом, надёжной опорой и тем человеком, который всегда поддержит своего партнёра — это ведь правильно, верно?
— Я клянусь, — начал Оркоми очень серьёзно, и толпа не сумела сдержать удивлённого шепотка. Конечно, клятвы приносят только женщины, мужчины не обязаны ни в чём клясться и как-либо связывать себя, и Оркоми только что демонстративно плюнул на это правило. — Клянусь быть твоим защитником, твоей опорой и поддержкой. Клянусь верить тебе, даже если весь мир будет твердить обратное. Клянусь быть рядом, даже если вся вселенная обернётся против.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я и не поняла, в какой момент эти двое начали расплываться перед глазами. И я не понимала этого несколько секунд, пока что-то тёплое не капнуло на щеку и в голове не щёлкнуло понимание: с миром всё хорошо, это просто я плачу.
Чьи-то тёплые пальцы привычным жестом переплелись с моими, ладонь ободряюще сжали, а после косточку большого пальца успокаивающе погладили.
Мне не нужно было даже взгляд косить, чтобы понять, кто так и остался стоять рядом со мной, а не ушёл к Оркоми, рядом с которым Дэмису полагалось стоять.
Но я не возражала. Совсем нет.
А потом случилось что-то немного странное для меня и очень торжественное для всех остальных: служитель храма сказал свои завершающие церемонию слова, поклонился супругам и неспешно удалился прочь.
Лиззи с мужем остались на возвышении.
В следующее мгновение откуда-то, словно отовсюду разом, полилась негромкая, очень красивая мелодия, показавшаяся смутно, очень смутно знакомой.
Словно…
— Лети, лети, маленький листок. — Всплыли тихие, приглушенные временем слова откуда-то из самой глубины моего сознания.
Я произнесла их одними губами, даже не задумываясь об их значении, и напрягла память, вспоминая, что же там было дальше.
И в этот момент большая часть присутствующих красивым негромким хором подхватила:
— Лети через лес, прямо на лужок.
Что это?
— Они принимают Лиззи в род Окроми. — Едва слышно и, кажется, напряженно шепнул Дэмис мне на ухо.
Я растерянно кивнула и следующая строчка странной песни появилась на кончике языка сама собой.
— Лети через море, через небеса, — беззвучно, едва шевелящимися губами, с потрясенным взглядом в пространство перед собой.
— Лети и найди, ты найди себя. — Увереннее и громче пели все вокруг.
«Найди своё место, и семью найди», — это не я, это тёплый и удивительно родной голос где-то внутри.
— Это родовая песня, Ада. — Напряжение в голосе Йэхара мне нисколько не показалось, он действительно вдруг стал натянутым, словно струна, и не на шутку встревоженным.
И я не знаю, как так получилось, что последние слова этой родовой песни я пропустила, а вопрос Дэмиса прозвучал именно тогда, когда на храм обрушилось торжественное молчание.
— Откуда ты знаешь песню рода Оркоми, Ада?
Тишина, ещё миг назад бывшая восторженной и торжественной, с оглушительным звоном рассыпалась и стала напряжённой, местами испуганной и непонимающей.
Одно плавное движение — и присутствующие повернулись на голос, увидели мрачно выругавшегося Дэмиса и бледную, словно скатерть, меня рядом с ним.
Почему-то я посмотрела на правящего айэра. Его шокированный взгляд был приятным зрелищем, но…
— Что? — Хрипло переспросила, скривившись от того, как громко в этой звенящей тишине прозвучал мой глупый вопрос. — Эта песня просто показалась мне знакомой, но, честно слово, я не знаю, откуда мне известны слова.
Судя по взглядам, я по мнению присутствующих совершила кощунственное убийство одного из их рода, а перед этим жестоко пытала его несколько месяцев, заставляя петь для меня какую-то родовую песню.
Зачем роду вообще нужна песня?
— Я ничего не понимаю! — Воскликнула какая-то молодая, высокая и очень худая девушка с большими испуганными глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хорошо, что я тут не одна такая была.
— Аделаида, — обратился очень серьёзный Оркоми и машинально попытался задвинуть ничего не понимающую Лиззи себе за спину.
Словно меня только что посчитали источником опасности, от которой попытались оградить Элизабет.
