Появился официант с подносом еды. Рэй заказал себе толстенный — в два пальца — бифштекс с печеным картофелем, а Джанет — жареную куриную грудку с салатом. Муж уже схватился было за вилку и нож, чтобы приступить к трапезе, но Джанет неожиданно вернула свою тарелку официанту и попросила:
— Не могли бы вы пока поставить заказанные нами блюда в печь? Мы, видите ли, должны обсудить очень важный вопрос.
— Конечно, — кивнул официант, — сделаем все, как вы хотите, но только не говорите потом, что бифштекс пересушен.
Рэй нахмурился, когда официант унес его тарелку.
— Знаешь, я умею есть и разговаривать одновременно, — недовольно произнес он. — Тебе не кажется, что это детективное расследование чересчур тебя увлекло.
— Два ребенка погибли, Рэй, — ответила ему жена. — И не забудь, что двадцать три малыша пострадали. А мне казалось, ты меня поймешь…
Рэй положил подбородок на ладонь, опираясь локтем на стол. Ладно, не дуйся. Так чем закончилось твое расследование?
— Компания, которая продала землю под воскресную школу, была признана виновной, — заявила Джанет. — Судьи особенно упирали на то, что ее представители должны были знать о подземной воронке и ни в коем случае не выделять этот участок под строительство школы. А ведь земельные угодья были проданы довольно большие, Рэй, они стоили миллионы долларов. Разве этого не достаточно, чтобы заставить кое-кого задуматься?
— Кого же? — поинтересовался муж. — Что-то я ничего пока не понимаю, Джанет.
— Это потому, что ты плохо слушаешь, — бросила женщина. Она произнесла эти слова довольно громко, и кое-кто из посетителей даже оглянулся на нее. — Так вот, слушай меня, Рэй, внимательно. Виновны в катастрофе и смерти детей строители, а совсем не компания по развитию.
— Что ж, допустим, — ответил Рэй. — Но кто именно укладывал фундамент?
Искорки, вспыхнувшие было в глазах Джанет, исчезли.
— Я не знаю, — сказала она. — Я еще не так глубоко изучила это дело. Мне удалось выяснить название фирмы, которая занималась постройкой, но кроме нее в строительстве принимало участие множество субподрядчиков и, к сожалению, сведений о них в архиве нет. Компания «Литлфилд констракшн» прекратила существование вскоре после пожара, поэтому выявить тех, кто сотрудничал с ней, — дело не простое.
— Ты хорошо поработала, детка, — улыбнулся Рэй, знаком подзывая официанта, — но давай, наконец, поедим — ладно? Заодно я скажу тебе, как действовать дальше.
Гэлвстоун — это Мекка для туристов, особенно летом. Поток автомобилей заполнил автостраду номер 145, которая вела в Гэлвстоун-бей. Люди обоего пола и всех возрастов высовывались из окон автомобилей, переговаривались, пересмеивались, а их стереомагнитофоны вопили в полный голос, извергая рок-баллады.
— Уж лучше бы мы приехали сюда весной, — сказала Стелла, обращаясь к Бренде. — Сейчас здесь просто зоопарк.
Наконец машины снова двинулись, и они помчались по курортной зоне, застроенной гостиницами, ресторанами и магазинами, торгующими антиквариатом. Солнце садилось, и на небе полыхали яркие краски заката. Десятки парусных лодок и яхт виднелись на горизонте, все они двигались по направлению к гавани под тугими белоснежными парусами, овеваемыми вечерним бризом.
— Здесь есть то, чего нет в Далласе, — вода, — сказала Стелла, любуясь морским пейзажем. — Иногда мне и в самом деле не хватает океана. Знаешь, мой отец всегда хотел завести лодку. Его отец был рыбаком в Италии. У моего же была привычка по воскресным дням после мессы приезжать сюда, чтобы посмотреть, как яхты возвращаются в гавань.
— Нам нужно найти Шорлайн-драйв, — сказала ей Бренда. — На карте отмечены маленькие улицы или только главные магистрали?
— Сверни направо, — подсказала Стелла, наклоняясь вперед и всматриваясь сквозь ветровое стекло в очертания улиц. — Почти уверена, что эта самая Шорлайн-драйв должна показаться справа. Это одна из улиц, что ведут к гавани.
Приблизительно через двадцать минут они остановились у довольно скромного загородного домика и едва нашли место для своего автомобиля на пятачке, который еще оставался свободным от машин. Хотя дом был только чуть больше стандартного коттеджа, женщины сразу поняли, что Виктор Пилгрим заплатил за него изрядную сумму. Любая собственность такого рода вблизи воды стоит дорого, а сразу же за задним двором Пилгрима открывался великолепный вид на Мексиканский залив. По тротуарам во всех направлениях шныряли ребята на скейтах. Более взрослые парни степенно шли, придерживая серферы, которые они — по обыкновению — переносили, уложив на головы. Зрелые обитатели прибрежной зоны перетаскивали к лодкам рюкзаки с продуктами и вещами, необходимыми для путешествия по морю. Мимо промчались несколько машин, явно превышавших скорость, в них было полно не в меру возбужденных подростков.
— Веселятся напропалую, — хмыкнула Бренда. — Как думаешь, сколько человек здесь сбивают за год? Десять? Двадцать? А ведь большинство этих юнцов по закону не имеют права даже на покупку пива.
— Неплохо бы здесь как-нибудь позагорать, — заметила Стелла. — А вообще, похоже, тоска здесь смертная.
— Не думаю, что сейчас мне не хватает именно того, чтобы поваляться на солнце, — заметила Бренда. Она потянулась к дверной ручке, но вдруг повернулась к Стелле и добавила: — Тебе придется подождать в машине. Пилгрим тебя сразу узнает.
Бренда позвонила. Через некоторое время дверь открыла женщина. Она выглядела простушкой с седеющими волосами. На ней было короткое платье, напоминавшее мужскую рубашку.
— Виктор Пилгрим дома? — спросила Бренда, предъявив значок прокуратуры и быстро спрятав его в сумочку. — Я из офиса окружного прокурора, мадам. Мне необходимо задать ему несколько вопросов.
— Подождите, — сказала женщина и скрылась в доме. Когда она вернулась, лицо ее было удивленным. — Я видела его буквально минуту назад, но сейчас почему-то не могу отыскать. Вероятно, он вышел прогуляться по пляжу. Может быть, вы зайдете и подождете его в доме? Уверена, он с минуты на минуту вернется. Он редко уходит далеко — а все из-за ноги.
Бренде показалось странным выражение лица женщины, особенно озадачивали глаза. Было похоже, что женщина смотрит не на нее, а как-то сквозь нее. Неожиданно для себя самой Бренда помахала ладонью прямо перед глазами женщины. Та даже не моргнула. Бренда опустила глаза и увидела в ее руках трость.
— Если вы не против, мы заедем еще раз — попозже. Так что, вы говорите, случилось у вашего мужа с ногой?
— Она все еще его беспокоит, — ответила женщина. — Он получил травму, когда работал в полиции. Он выписывал штраф, стоя на шоссе, и в этот момент пьяный водитель врезался в машину, с владельцем которой он разбирался.
— А в каком отделении он служил?
— Извините, — произнесла женщина. — Я не расслышала вашу фамилию.
— Меня зовут Бренда Андерсон, — сказала она и протянула руку, однако тут же почувствовала себя глупо, поскольку ее ладонь нелепо повисла в воздухе, а женщина продолжала держать руки внизу, у бедер.
— Мне надо идти, — произнесла женщина и захлопнула дверь прямо перед носом следователя.
Когда Бренда подошла к машине и села на свое место, она повернулась к Стелле и сказала:
— Жена Виктора Пилгрима — слепая.
— А где сам Пилгрим?
— Боюсь, что я все испортила, — ответила Бренда. — Мне кажется, я сказала то, о чем говорить не следовало.
— И что же ты такое сказала?
— Я спросила, к какому департаменту был приписан ее муж, когда получил травму.
— Ну, и что в этом особенного?
— Подумай, как следует. Пилгрим получает пенсию от Хьюстона. Тебе не кажется, что по логике вещей и травму он должен был получить в Хьюстоне, а не тогда, когда он служил в полицейском департаменте Сан-Антонио.
— Я не очень хорошо тебя понимаю, — сказала Стелла. — Если за всем этим кроется сделка, то у него вообще никаких травм быть не должно.
— Совсем необязательно, — возразила Бренда. — Вообще-то офицеру полиции выйти на пенсию по нетрудоспособности не так-то просто. До тех пор, пока ты в состоянии передвигаться, отдел полиции будет держать тебя на службе. Ты же знаешь: правительство считает, что лучше пусть служит калека, чем место опустеет. К тому же калеке, вышедшему в отставку, еще и пенсию каждый месяц придется отстегивать.
— Неужели они такие бессердечные? — спросила Стелла, пораженная услышанным.
— Можешь мне поверить на слово, — произнесла Бренда. — Но есть и другая сторона медали. По этой самой причине все полицейские стараются преувеличить свои беды. Набьют себе несколько шишек, а потом принимаются выть, будто волки, — до того вроде им плохо. Иногда у них случаются нервные срывы — ну, выстрелил в них кто-нибудь, к примеру, или сцену какую-нибудь малопривлекательную увидят — да мало ли что может быть! А куда, собственно, полицейскому податься, если он отслужил лет десять? В санитарную инспекцию, что ли? Понятно, что им хочется из системы уйти, но не просто унести ноги, а сделать так, чтобы им еще и платили. Поэтому пенсия по нетрудоспособности — для них самый лакомый кусок.
