— Земсков у аппарата!
— Давай, крути свою шарманку! Первая линия, как и планировалось.
— Есть, товарищ командир!
И наш сапер крутанул подрывную машинку…
С небольшим интервалом прозвучало пять взрывов. И хотя заряды были относительно невелики (всего по килограмму тротила), многим немцам этого хватило досыта…
Над площадкой описала дугу зеленая ракета.
И скрытые до того времени в развалинах и в прибрежных кустах, ударили пулеметы.
Жестким, фланкирующим огнем…
В четыре ствола.
Не жалея патронов.
Белая ракета.
Скрылся в кустах на той стороне последний убегающий немец…
Телефон.
— Гогуа!
— Я, товарищ командир!
— Высылай трофейную команду! На ту сторону переходить осторожно, мало ли… Смотреть в оба! Фрицы сбежали, а вдруг не все? Бронетранспортеры, те, что на ходу, выстроить поперек дороги и зажечь! Пулеметы, патроны, гранаты — все, что пригодится, тащите сюда. Сейчас Ковальчука вызову, он уж тут раскидает трофеи по справедливости. Пушку осмотрите, если годная к стрельбе — на эту сторону. Снаряды вообще забирайте все, какие будут. Телефонист!
— Я, товарищ командир!
— Давай НП. НП? Как там фрицы? На дороге сидят? Много? С полсотни… Пускай сидят, лишь бы в нашу сторону не лазили, а то там сейчас наши «трофейщики» шуруют. Смотрите там…
— Товарищ командир! — это один из телефонистов.
— Чего тебе?
— Там Ковальчук пришел…
— Уже? Я только звонить ему собрался…
— А он не один пришел…
Я обернулся. Со стороны дороги подходил Ковальчук. Следом за ним шел незнакомый мне командир. Сопровождала его группа бойцов, человек шесть. И кто это к нам пожаловал? Я посмотрел на петлицы. Оба-на, полковой комиссар! Птица немалого полета… Ну что, ревизия прибыла?
— Здравия желаю, товарищ полковой комиссар! Командир 82-й отдельной армейской штрафной роты старшина Леонов!
— Вольно… старшина… Полковой комиссар Грушевский. Расскажите-ка мне, что тут у вас происходит…
— Разрешите, товарищ полковой комиссар? — я кивнул в сторону телефонистов, настороженно косящихся на нежданных визитеров. — Мне необходимо отдать распоряжения…
— Действуйте, — кивнул он головой. — Только побыстрее…
— Миронов! Запроси о потерях. Наших и противника. Доклады «трофейщиков» — немедленно сюда.
— Так точно! Сделаем, товарищ командир!
— Товарищ полковой комиссар…
— Член Военного совета! — вклинился в наш разговор один из сопровождающих.
— Извините! Я этого не знал…
— Продолжайте, старшина, — жестом руки отстранив своего спутника, сказал Грушевский. — Что здесь происходит?
— Выполняю приказ, полученный командиром роты, товарищ Член Военного совета! Не допустить прорыва противника на данном участке. Любой ценой!
— А где сам командир роты?
— Ранен и убыл в госпиталь. Перед этим он назначил меня исполнять его обязанности.
— Есть письменный приказ?
— Есть. Разрешите предъявить?
Видимо, этого полковой комиссар не ожидал.
— Ну… давайте, что там у вас…
— Прошу! — и я протянул ему лист бумаги, еще раз подивившись дальновидности Романова. — Копия приказа направлена в тот же день по команде. Вот также и копия донесения о происшедшем вчера бое.
— Так… — рассматривая документы, произнес комиссар. — Все по правилам… подпись, дата… Донесение тоже по форме составлено… ого! Тоже немало вы там накуролесили… А что, кроме вас, в роте не осталось командиров?
— Никак нет, остались! Старший лейтенант Городня и лейтенант Рокотов.
— Почему же капитан Романов назначил вас?
— За неисполнение приказа командира, повлекшее гибель вверенного подразделения, старший лейтенант Городня от занимаемой должности отстранен. Направлен в строй в качестве рядового бойца. Почему командир поручил исполнять его обязанности мне, а не лейтенанту Рокотову… — я развел руками.— Видимо, ему было виднее.
— И этот приказ у вас тоже есть…
— Так точно! Предъявить?
Комиссар замолчал. Заложил руки за спину и прошелся перед нами туда-сюда.
— Товарищ Член Военного совета! — Это Миронов. — Разрешите обратиться к командиру роты?
— Обращайтесь.
— Товарищ командир роты! Потерь среди личного состава не имеется. Легко ранен один боец. В строю пятьдесят четыре человека. Подсчет расхода боеприпасов ведется. Потери противника, по предварительной оценке, составляют более ста человек только убитыми, около сорока человек ранено и захвачено в плен. Оказание им медпомощи затруднено отсутствием у нас медикаментов и перевязочных средств. Уничтожено три танка, семь бронетранспортеров, шесть грузовиков, два артиллерийских орудия. Захвачено одно орудие со снарядами, шесть пулеметов и миномет. Подсчет трофеев продолжается.
— Пусть немцы себя сами и перевязывают! Нету у меня для них госпиталя! Небось бинты и вату и у себя отыщут. В ранцах пороются, там у них много чего есть…
— Так… Иди-ка сюда, старшина… — Грушевский взял меня за рукав и отвел в сторону. — А вы там стойте!
Тронувшиеся было за ним сопровождающие вернулись назад.
— Вот что, старшина… То, что я сейчас видел и слышал, убеждает меня в правильности твоих действий. Да еще и во вчерашнем рапорте командир роты тебя отметил с самой положительной стороны. Засаду сам придумал, или подсказал кто?
— Сам, товарищ…
— Комиссар. Так короче будет, а свои звания и должности мне и без тебя известны.
— Сам. Опыт есть, не первый день воюю.
— Как долго еще здесь держаться сможешь?
— Еще одну атаку выдержу точно. Если немцы применят авиацию — взорву мост, после чего отойдем в деревню. Может быть, еще одну атаку отобьем. Дальше все — кончимся. Народу у меня… сами все слышали…
— Что тебе нужно, чтобы продержаться тут два дня?
— Оружие есть, боеприпасы тоже пока имеем — немцы «подвезли». Людей мало. Артиллерии нет, минометов всего два. Про ПВО — вообще молчу… Еды, санитаров — тоже не помешало бы. Немцев этих теперь девать куда-то нужно…
— Угу… С ПВО ничем не помогу — нет. Артиллерия… ладно, подумаем. Людей пришлю, сколько смогу. Еды навалом, распоряжусь.
— Тогда, товарищ комиссар, попробую.
— Ты не пробуй! Ты продержись! Там, — ткнул он рукой в тыл. — Аэродром. На нем около тысячи раненых. Мы пробили коридор к своим, понемногу вывозим их. Авиация тоже старается изо всех сил. Но… сам понимаешь… тысяча человек… Коридор простреливается немцами, вывозить раненых мы можем только ночью. Или авиацией. Поэтому все ПВО, которое еще у нас осталось стянуто в район аэродрома и маршрута перелета транспортных самолетов. Сил свободных у меня нет, оборонять аэродром нечем. Немецким танкам отсюда до него — час ходу.
— Понял…
— То-то… — он повернулся к своей свите. — Тихомирова сюда! Бегом!
Один из сопровождающих сорвался с места и пулей понесся в тыл.
— Как тебя на роту поставили и почему, разбираться мне некогда. И незачем. Командир твой явно не спьяну так поступил. Значит, были у него основания для такого решения. Думаю я, что он тебя уж всяко получше меня знал. Громов! — обернулся он к своей свите.
— Я, товарищ член Военного совета!
— Заготовь приказ. Сформировать на базе 82-й отдельной армейской штрафной роты сводную группу под командованием старшины Леонова. Как тебя по батюшке?
— Александр Павлович.
— Леонова Александра Павловича. Дать ему право останавливать и присоединять к своей группе все выходящие из окружения или утратившие связь с командованием остатки воинских частей и отдельных бойцов. Группе поставлена задача — любой ценой предотвратить прорыв противника в район аэродрома у деревни Чалово. Приказываю сводной группе удерживать занимаемые позиции в течение двух суток. По истечении этого срока разрешаю отход на соединение с основными частями. Написал? Дай сюда, я подпишу.
— Товарищ комиссар…
— Что еще?
— Вы там указали про остатки частей… Но… у них ведь есть свое командование. Какие-нибудь командиры уцелели, не всех же повыбило?
— Ну, уцелели. И что?
— В нашей роте меня назначил командир, и это всем известно. А здесь… Скажет какой-нибудь капитан, мол, принимаю командование как старший по званию. А ты, старшина — вообще штрафник. Сиди и молчи.
— Что-то ты темнишь, старшина… Раньше тебя это не останавливало… Громов! Добавь в приказ. Снять Леонова с его поста или отстранить можно лишь по моему прямому указанию. Или это можно сделать приказом командира дивизии, то есть равного мне по занимаемой должности.
Он повернулся ко мне и взглядом указал следовать за ним. Мы подошли к телефонистам, все это время напряженно следившим за нами.
— И вот что я тебе скажу, старшина. Нет тут больше штрафников, понял? Своими действиями вчера и сегодня вы искупили свою вину перед нашей страной. Это мое мнение, а оно, слава Богу, кое-чего стоит еще! Сегодня же, как приеду в штаб, поставлю этот вопрос перед членами Военного совета и перед прокурором. Думаю, что приказа долго ждать не придется…
