Город в наказание за непокорность был отдан на разграбление легионерам, а все жители проданы в рабство. За взятие Зенодотии войско наградило Красса званием императора.
Проконсул принял его и тем навлек на себя нарекания со стороны ветеранов, ибо ни одному военачальнику не давалось это почетное звание за столь малые заслуги.
Все лето Красс провел в северной Месопотамии. Небольшие греческие и полугреческие города почти не оказывали сопротивления его войску, но, увы, легкая победа приносила малую добычу.
Легионеры требовали вести их на юг, туда, где две полноводные реки приближаются друг к другу на расстояние нескольких миль. Там на берегу Тигра раскинулся один из красивейших городов мира – Селевкия. Напротив нее к Евфрату прилепился древний Вавилон. Население этих городов враждебно относилось к завоевателям-парфянам, и римляне могли рассчитывать на его помощь при штурме.
Напротив Селевкии, но уже по ту сторону Тигра находилась столица Парфии – Ктесифон, где, по слухам, были собраны все богатства парфянских царей.
Города эти манили не только простых легионеров. Легаты Красса также настоятельно советовали ему перестать терзать маленькие городки северной Месопотамии и обратить свой взор на юг.
Но Красс продолжал удивлять всех. При всем своем неравнодушии к богатству он не сделал даже шага в сторону богатейших и почти беззащитных Селевкии и Вавилона. Проконсул разместился лагерем в окрестностях Карр и посылал лазутчиков в Парфию.
Шли дни за днями, недели за неделями, но никто из ушедших назад не возвратился. Сведения, сообщаемые местными кочевниками, часто пересекавшими Тигр, были настолько противоречивы, что Красс перестал их слушать.
Пришла осень, а римский военачальник по-прежнему не имел представления о численности войска парфян, его местонахождении и планах царя. Наконец Красс оставил в покоренных городах семь тысяч легионеров и тысячу всадников, а остальное войско увел в Сирию на зимние квартиры.
В пути легионеры возмущались, что вместо Селевкии их ведут в провинцию, – пришлось вновь выплатить им повышенное жалование.
В Сирии Красс с изумлением и ужасом обнаружил, что его походная казна почти пуста. Война, вселявшая небывалые надежды на славу и богатство, до сих пор приносила одни лишь убытки.
За неимением военной добычи проконсул принялся пополнять свои сундуки другими способами. Красс обязал каждый город подвластной ему провинции поставить определенное число легионеров. Затем он предложил городам откупиться от воинской повинности, им же установленной. Жители Сирии прекрасно знали, что представляют собой парфяне в бою, и в большинстве своем предпочитали пополнять сундуки Красса, чем служить в его легионах.
Когда все сирийские города расплатились со своим проконсулом, тот посчитал, что казнохранилище все еще недостаточно наполнено. И тогда Красс решил действовать по примеру Луция Корнелия Суллы Счастливого, то есть взять золото из храмов.
Надо сказать, что действовал Марк Лициний как очень плохой и трусливый ученик Суллы. Своими жертвами он выбрал богов, которые были безразличны римлянам и грекам. Первым грабежу подвергся храм хеттско-арамейской богини Деркето в городе Йераполисе, что на севере Сирии. Далее проконсул прибрал к рукам сокровищницу тысячелетнего храма иудейского бога Яхве в Иерусалиме.
Красс не стал, как Сулла, переплавлять золото и серебро храмов в монету и чеканить на ней собственный профиль, а просто сложил награбленное в сундуки, как говорится, на черный день. Утверждали, что Марк Лициний впоследствии так и не притронулся к золоту храмов даже чужих богов. Увы! Деяния великого Суллы невозможно повторить.
Занимаясь исключительно добыванием денег, то есть занятием более для него привычным, Красс совершенно перестал интересоваться своими легионами, месопотамскими городами и даже парфянами. Парфяне сами напомнили о себе. В конце зимы послы царя Орода II явились к проконсулу Сирии.
Держались они надменно и гордо, словно сами были владыками Парфии, и говорили от своего имени. Будь на месте Красса менее терпеливый военачальник, не сносить бы заносчивым послам головы. Впрочем, если бы они вели себя по-иному, их лишил бы жизни собственный царь. В памяти их еще свежи были воспоминания, когда парфянский посол был казнен только за то, что во время переговоров с Суллой сел не в то кресло.
Говорил в основном старший из послов по имени Вагиз. Остальные, блистая золотом одежд из дорогих тканей, составляли его весьма достойное сопровождение.
– Римлянин, – обратился Вагиз к Крассу, – почему твое войско напало на города царя Орода?
– Земли между Тигром и Евфратом никогда не принадлежали Парфии.
– Чьи же они? – удивился Вагиз.
– Тебе и твоему царю известно, что города, занятые моими легионерами, заселены греками, а не парфянами. Римский народ решит их дальнейшую судьбу и сообщит об этом царю Парфии.
– Какое дело римскому народу до далекой Месопотамии?
– Где бы ни находился обиженный народ, Рим придет и защитит его.
– До твоего прихода ни один город между Тигром и Евфратом не выражал своего недовольства правлением царя Парфии.
– Я не намерен оправдываться перед тобой, посол. Говори, что велел передать твой господин, и уходи прочь.
– Великий царь Ород очень великодушен к тебе. Он повелел передать, что если войско Красса послано римским народом, то война будет жестокой и непримиримой. Если же, как говорят, Красс поднял на парфян оружие и захватил их земли не по воле отечества, а ради собственной выгоды, то мой царь воздерживается от войны. Снисходя к твоим годам, Ород готов отпустить римских солдат из наших городов, где те находятся скорее под стражей, чем на сторожевой службе.
– Посол, ты злоупотребляешь моим терпением, а оно не бесконечно.
– Каким же будет твой ответ? – невозмутимо спросил Вагиз.
– Ответ?! – Красс начал выходить из себя. – Ты и твой царь получите его в Селевкии.
Вагиз рассмеялся и протянул обращенную вверх ладонь:
– Скорее здесь вырастут волосы, чем ты, Марк Красс, увидишь Селевкию.
Плохие знамения
Визит парфянских послов, казалось, разбудил Красса. Прямые оскорбления, нанесенные ему бесстрашным Вагизом, заставили проконсула действовать быстро и решительно. Великий вымогатель, талантливый мастер добывания денег вновь стал военачальником.
Все наиболее значимые дела римляне начинали, только посоветовавшись с богами. Красс не стал нарушать древние традиции, хотя ему и жаль было тратить время теперь, когда враг открыто бросил вызов.
Для посещения Марк Красс избрал храм Афродиты – богини любви и красоты. Афродита была весьма почитаема в Сирии и вообще на Востоке. Она обладала огромной силой и властью, но все же не очень годилась в помощники Крассу. Просто храм Афродиты оказался ближайшим жилищем бога на пути проконсула.
Красс с презрительной усмешкой взглянул на ту роспись в храме, где Афродита была изображена в окружении свиты диких зверей – львов, волков, медведей, – усмиренных любовным желанием, вселенным в них богиней. Красс не собирался покорять парфян любовью, но очень скоро он был наказан за свое легкомыслие.
На дороге к храму Афродиты была небольшая впадина. Раньше здесь росло дерево, и желающие поклониться богине были вынуждены обходить его. Жрецы решили спрямить дорогу к храму и приказали уничтожить это препятствие. Рабы разровняли землю, но сделали свою работу спустя рукава, недобросовестно, не утоптали, как следует, почву на этом месте. После каждого дождя земля здесь оседала и образовала небольшую ямку.
Красс вышел из храма вместе с сыном Публием. По обе стороны дороги стояли тысячи легионеров и приветствовали проконсула и его сына, заслужившего немалую славу в Галлии. Естественно, оба Красса отвечали на приветствия, а не смотрели себе под ноги.
Вдруг нога Публия попала в злополучную ямку, и он споткнулся.
Стоящие по сторонам легионеры издали возглас ужаса. Марк Красс решил, что сзади возникла какая-то опасность, и инстинктивно обернулся. В это время и его нога соскользнула в коварную ямку. Проконсул налетел на сына и свалил его наземь.
Произошедшее посеяло такой панический страх среди легионеров, словно было проиграно решающее сражение. Однако это была не последняя неловкость Красса. После досадного случая с падением, он внимательно смотрел под ноги, но теперь его подвели руки.
Перед походом проконсулу предстояло принести очистительную жертву. Жрец подал Крассу внутренности животного, но старческие руки дрогнули, и печень оказалась на земле. Видя опечаленные лица присутствующих, Красс, улыбнувшись, произнес:
– Такова уж старость! Но оружия мои руки не выронят.
Предсказания гадателей были также неблагоприятны, но Красс не стал ожидать лучших. Во главе сорокатысячной армии он направился к Евфрату – реке, ставшей границей между сирийскими владениями Рима и Парфией.
