— А мне нравиться, скорчил гримасу его сосед, засовывая в рот гнилую солому. У которого нома уже разъела щеку и половину челюсти. Из-за чего его улыбка приобретала ужасный вид. Он весь был покрыт сыпью и в отросших спутанных волосах копошились сотни мелких белых жучков. Меня снова передернуло, но уже от его вида.
— Да я смотрю тебе все нравится. Ты уже гниешь заживо и у тебя Тиф. И хрен пойми, что еще. Тебе жить осталось пару месяцев в лучшем случае.
— А ты что, типа лекарь? Давай лечи тогда меня…Малыш.
Я поудобнее ухватил свою цепь на кандалах, вполне себе неплохое оружие. И выдал тот сардонический оскал, который постоянно видел у Карлотты. Прикидывая как бы его прибить. Если бы я не был так избит и не было бы кандалов на ногах, я бы без раздумий кинулся на него. Он, увидев мою оскаленную физиономию тут же вскочил на ноги и напряг плечи. Приготовившись к драке, безжалостной тюремной бойне между животными, коими мы оба являлись.
Но тут загрохотали ключами надзиратели. Открывая решетку, что вела в каменную утробу, где содержались заключенные. Он кинув взгляд на них, сел обратно и ухмыльнулся, одарив меня многообещающим взором. Мне же лишь оставалось ответить ему тем же. Все было понятно без слов, драка была лишь вопросом времени. Я поковылял в свой уголок, ногами сгребая в коридор солому. Лучше на холодном камне, чем тот набор с клещами и вшами, что обитали в соломе.
Пока надзиратели катили большую бадью и черпая из нее ведром, разливали отходы, что назывались едой. Старший встал посередине и считалочкой выбирал камеру. Он выбрал камеру напротив нас. Набежавшие надзиратели наставив арбалеты и острые концы алебард, встали полукругом возле камеры и начали ее открывать, схватив ближайшего они выволокли его под пронзительные крики обреченного, и захлопнули клетку. Со смехом нацепив колодки как у меня и ошейник на отчаянно сопротивляющегося человека, и вытащили из каземата.
Но всем было плевать, во всяком случае никто даже не посмотрел на то как вытаскивают человека, все бросились толкаясь и ругаясь на друг друга жрать руками эти помои. Я смотрел в глаза людям, видел безумие вызванное голодом, как они глядят на других, давящихся горячей едой в спешке. Я наблюдал за ними, видел, как они смотрели на других, боясь, что они не успеют получить свою порцию из-за наглых ублюдков которым всегда всего мало. Их глаза демонстрировали истинную человеческую природу, которую можно познать только во время жестокого и отчаянного голода. Я познал эту истину там в заключении, эта истина отражалась во взгляде стоит только посмотреть в глаза. И конечно самым наглым ублюдком в нашей камере, оказался тот, кто называл меня малышом. Он сожрав больше половины того, что предназначалось для десятерых, вытер тыльной стороной руки остатки еды, со злобной ухмылкой одарил меня еще одним взором.
Я же даже не пытался встать со своего места. Хотя понимал, что мне следовало тоже через силу проглотить это мерзкое варево, сил у меня не было и восполнить их неоткуда. Я лишь устроился поудобнее, перебирал в голове варианты дальнейших действий. И похоже самым оптимальным, если вообще не единственным, было принять предложение Бранкати. Месяц пребывания тут, я просто могу не пережить.
Я размышлял над вариантами смотря как за остатки еды чуть ли не дерутся остальные. Естественно половине не хватило. И они понурые с безумным голодом в глазах побрели на свои места, похоже это не первый день как они не могут добраться до еды. Как с другой стороны решетки что отделяла камеры обреченно вздохнув, сел такой же бедолага, которому не хватило помоев что называется едой, у них в камере был такой же ублюдок, только побольше нашего, это был гориллоподобный детина, у него шеи не было, голова росла сразу из плеч. Что на фоне волос растущих в дюйме от бровей, смотрелось будто он точно был обезьяной.
Это был истощенный мужчина, будто узник контракционного лагеря. Все кости можно было пересчитать взглядом. Естественно он ничего не мог противопоставить здоровенному бугаю. Он сел и обреченно сгреб рукой гнилую солому засунув ее в рот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не советую это есть.
Он удивленно посмотрел на меня.
— А мне больше нечего есть, еще пара дней, и я встать не смогу.
Я кивнул ему на человека с дыркой в щеке от номы, что сидел неподалеку от него.
— Видишь его, это называется Нома. Она появляется от гнилой дряни, что он сует в рот. Хочешь сдохнуть в мучениях как он, ешь эту солому.
Он посмотрел на своего соседа, на некроз, что расползался по его лицу, и обреченно выплюнул гнилую солому.
— А ты откуда знаешь?
— Моя работа была спасать и лечить людей, до того как ее сменила работа калечить и убивать. Слушай, а куда это надзиратели уволокли кричащее тело с камеры напротив.
— В Пандемониум. Каждую неделю забирают по одному. Прошлый раз забрали из твоей, и тебя вместо него притащили.
— Что за Пандемониум?
— Яма для собачьих боев. Где вместо собак дерутся заключенные и всегда насмерть. Но говорят там хоть кормят, правда никто ни разу не вернулся чтобы это подтвердить.
Я ничего не ответив отвернулся от него, показывая, что разговор окончен и прикрыл глаза поджав колени, обняв их насколько хватало цепей от кандалов. Меня мучила слабость и сильные боли в разодранной до мяса спине, все тело болело как один большой синяк. И сил мне это не прибавляло, и похоже у меня начиналась лихорадка. Я стараясь не думать о вопящих и кровоточащих ранах, и провалился в забытье уснув. Как внезапно ощутил волну озноба по коже, ознаменовавшую, что Полночь вернулась.
— …Смотри что я нашла, думаю, что начальник надзирателей немного расстроится…
Опустив руку я нащупал небольшой круглый предмет. Взглянув вниз, я с удивлением уставился на мерцающее зеленым зелье восстановления. То самое зелье, что покупала за безумную цену донна Леона, когда основная часть ее бойцов чуть не померли от яда.
— Скажи, я говорил, что я тебя люблю? Маленькая ты засранка.
— …Нет, не говорил, хотя я и так это знаю, но лишний раз побаловать девушку никогда не будет лишним…
— Это было очень неосмотрительно с моей стороны, так что я тебя люблю Полночь! Кстати, ты нашла бумагу?
— …Да, но я могу переносить лишь один предмет, и я подумала, что сейчас это тебе нужнее. Так что сейчас вернусь…
— Постой, присмотри еще что-нибудь поесть. Эти отвратительные помои я есть не могу, да и не достались мне они. И все-таки мне нужно что-то острое, вроде гвоздя. Нужно будет открыть кандалы, и острый предмет не помешает, у меня кажется завелся бесплатный заказ, один клиент очень хочет путевку на тот свет.
— …Кого нам нужно убить?..
— Вон в углу видишь, здоровый детина в черной робе. Думаю, уже этой ночью нам с ним придется поговорить по душам. И мне необходимо быть без кандалов и желательно с чем-нибудь острым.
— …Хорошо, но обещай не убивать его без меня, я тоже хочу поучаствовать…
— Кстати, у меня тут появилась идея. Как ты вернешься, нужно будет проверить одно симпатичное местечко, уверен, тебе там понравиться.
— …Вот умеешь ты заинтриговать девушку, хорошо, что тебе в первую очередь принести?..
— Думаю, лучше сначала гвоздь.
— …Хорошо, я быстро…
Клякса из теней выскользнула из клетки, а я оглянулся вокруг, чтобы никто не увидел, что за сокровище у меня вдруг оказалось. Но всем было плевать, все были увлечены собственными проблемами. “Сосед” за решеткой уткнулся взглядом в пол, а в моей камере ближайший был безумец, все долбивший головой в решетку. Очень аккуратно, дрожащими руками я вытащил пробку ногтем и прикрываясь рукой, залпом опрокинул зелье в рот. На вкус оно оказалось кисло-сладким и маслянистым. Будто оливкового масла выпил в которое добавили лимон и подсластили. Но, тем не менее, его нельзя было назвать противным. А главное эффект, в желудке сразу образовалось тепло, щедро разливавшееся по телу. Будто залпом выпил кружку горячего чая, вернувшись с мороза. У меня аж дыхание перехватило, я сидел в блаженстве, ощущая, как все раны до этого вопящие от боли начинают чесаться. Зуд в спине и в правой ноге, особенно пострадавших во время пыток был очень сильным, я натурально схватил свою одежду руками, чтобы побороть желание встать и потереться спиной о стену. Уткнувшись лицом в колени, я услышал щелчок, это сломанное ребро встало на место. А пожар внутри все продолжал нарастать, и теперь вместо желудка он сместился к сердцу. Меня натурально уже начало трясти, и в отсутствии Полночи страх начал нарастать вместе с мыслью что, что-то пошло не так. Не должно так сильно жечь сердце. Я попытался успокоиться, делая дыхательную гимнастику, размеренный вдох и выдох, вдох и выдох. И наконец выдохнув, я глубоко вдохнул спертый, пропитанный вонью сотен немытых тел закрытых в замкнутом пространстве, испражнениями и гнилой соломой воздух, раньше я не мог этого сделать из-за сломанного ребра, мне просто было больно это сделать и я дышал мелкими урывками.
