Когда мешок с грецкими орехами поставил меня посередине кабинета, Бранкати взглянув на котлету в которую я превратился за ночь. Недовольно поджал губы и вопросительно посмотрел на тощего, стоящего сзади меня.
— Я вам кретинам, что говорил? Чтобы вы его немного помяли, я разве говорил, чтобы вы сделали из него отбивную? Посмотрите, у него живого места нет, он даже стоять сам не может.
Это была правда, я не мог стоять сам, опираясь на мешок с орехами, который меня поддерживал одной рукой.
— Посадите его на стул. И прочь с глаз моих, два тупых идиота.
Дождавшись пока меня усадили и мои мучители вышли, он выпил вина из кубка рассматривая партию шахмат, что стояла у него на столе.
— Не успел я немного тебя перехватить тогда. Эта манда и там успела влезть вперед. — Он щёлкнул по королю белых, опрокидывая его. — Я послал за тобой людей, но они немного не успели. Клето уже забрал тебя из-под моего носа. И сбежал, надрав зад залетным костеродным, там возле лавки. Он говорил это, продолжая, рассматривать партию в шахматах.
Я молчал и слушал его вполуха, пытаясь абстрагироваться от сотен вопящих от боли ран под колючей шерстью робы, сосредоточив внимание на шахматах. Это были дорогие и красивые фигурки, вырезанные из кости. Похоже Бранкати с кем то играл, его были черные фигуры и он вел в этой партии.
Вздохнув, и с сожалением посмотрев на не доигранную партию. Бранкати перевел взгляд в потолок.
— Расскажи мне Дарий, как так получилось, что умный, начитанный и честный лекарь, спасавший жизни во время эпидемии холеры, бесплатно прошу заметить. Которого признал сам орден Искупления, что само по себе невероятно. Вдруг стал головорезом, наемным убийцей на службе у банды воров и бандитов. Я ведь много людей расспросил, все как один говорили, что ты хороший человек.
— Конь на С три.
Он нахмурился переведя на меня взгляд. Не понимая о чем я говорю, потом до него дошло и он моргнул удивленно, снова на меня посмотрел, как будто вместо меня стул заговорил.
— Ты умеешь играть? Он искренне был удивлен. — Но это же игра для костеродных. Довольно редкие навыки для твоего возраста.
— Навыки от возраста не зависят, тут важны лишь усердие и талант. И только идиоты считают, что если ты старше, то тебе больше позволено. И я не про вас сейчас говорю.
— А что насчет вашего вопроса. То могу сказать, что жизнь показала, что честность и начитанность не помогает выжить. Всем плевать на твой ум и честность. Чтобы вы знали, за два года, только я сам вырезал семь групп наемных убийц, что пришли по мою голову. Как вы думаете, честный лекарь смог бы выжить? А что насчет тогда — ваши люди опоздали, и если бы не пришел Клето. Я бы уже как два года был бы мертв. К тому же, моя работа последние два года была на благо города. Грязная и кровавая, но необходимая. У меня не было ни одного заказа, где моей целью был бы честный торговец или простой горожанин. Нас всегда посылали вычищать грязь и щелей в которые они забились. Сплошные убийцы, работорговцы, зарвавшиеся молодые банды считающие, что им никто не указ, контрабандисты и прочий мусор. Но вы и так об этом знаете. Так что я полезный и честный человек, прошу меня отпустить.
Аплодисменты и смех. Искренний и глубокий, исходящий из глубины его груди. Бранкати сейчас громко смеялся от чистого сердца, хлопая в ладоши. Даже охранники стояли улыбаясь, смотря на наглую окровавленную кучку, еле сидящую на стуле.
— Каков наглец, а! Вы только посмотрите. Он перестал хлопать в ладоши, но все еще смеялся. — Честный и полезный человек. А кто гарнизон отравил, там неделю стены от дерьма отмывали. Капитан кстати, дальний, но мой родственник.
— Сами виноваты, спят на службе, открыв все двери. И родственник ваш, притащил в город партию чернил, запрещенных вами кстати. От которых люди в овощи превращаются. Да и нормально там все было, ну посидели чуток в очереди всем гарнизоном возле отхожего места, живы же.
Он, отсмеявшись, выпил вина из кубка, и как выключателем щелкнули. Все его веселье разом испарилось, передо мной наконец показался настоящий черный барон. Тот самый, который держит в страхе сотни тысяч человек. Беспощадно карая тех, кто не угоден ему или Наместнику.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он пробарабанил пальцами правой руки волну несколько раз по столу, отбивая ритм и задумчиво на меня поглядывая.
— Пойдешь на меня работать? Мне нужны такие люди, ты молодой и образованный, голова прекрасно работает. Можешь за себя постоять и через несколько лет многого добьешься. Никто тебя не тронет. А что до гильдии, семье, как вы любите говорить, ты больше не нужен. Продала тебя Леона, — Он покатал белого короля по шахматной доске. — Я променял тебя у нее на пару уступок и выпустив ее человека. Именно так тебя и взяли, нам просто сказали где ты будешь один и без оружия.
Сердце у меня пропустило удар. Желудок прилип к позвоночнику и в нем несмотря на старания Полночи, образовался склизкий комок страха.
— Прошу прощения, сир, но я вам не верю. С него станется мне соврать, лишь бы я согласился. А там уже дороги не будет назад.
— Подумай хорошо, выбора у тебя все равно нет. Или ты будешь работать на меня, или сгниешь в подвалах замка, как и тысячи упрямцев до тебя. Я об этом позабочусь. Выпущу я тебя лишь в одном случае, как только ты дашь клятву на крови. Будешь служить наместнику и мне разумеется. Или жизнь — свободная жизнь, обеспеченная прошу заметить. Или путевка на ту сторону. Третьего не дано.
Я молчал, упрямо смотря на лежавшего белого короля.
— Вижу тебе нужно время для размышлений, оно у тебя будет пока я не вернусь назад в город, возникли срочные дела и к сожалению, мне нужно уехать, так что немного времени у тебя будет на размышления, пока сидишь наслаждайся моим гостеприимством. Он позвонил в небольшой колокольчик лежавший на столе. И когда вошли охранники с коридора, кивнул на меня. — Молодой человек хочет познакомиться с дружками. Пусть посидит подумает. — И переведя взгляд на меня он добавил. — Но учти, потом, когда ты сам приползешь на коленях ко мне, условия будут другие. Уведите его с глаз моих.
Вошедший охранник в доспехе молча подхватил меня за руку и потащил за собой особой не церемонясь. Мне же понадобились все силы, чтобы успеть за ним и не упасть, гремя цепями на ногах я старался изо всех сил перебирать ногами, длины цепей не хватало. И при ходьбе ноги выворачивались из суставов, если я пытался сделать широкий шаг. Так что мне пришлось мелкими, но частыми шажками в полу припрыжку шевелить совершенно неслушающимися конечностями. Естественно я не успевал и периодически падал. Но меня бесцеремонно поднимали рывками. Мы дошли до дежурного на этаже возле решетки. И пока охранник объяснял дежурному куда меня надо направить. Я оперевшись на решетку приходил в себя как отозвалась Полночь.
— …Дарий, Бранкати одаренный, причем довольно сильный…
— А ты откуда знаешь?
— …Когда он засмеялся, у него в груди мигнул как яркий огонек, прямо возле сердца. Да и вся комната покрыта странными линиями и кругами, мы сидели в центре самого большого, все они ведут к нему…
— С каких пор ты видишь “странные линии”?
— …Уже пару месяцев, но я как то не обращала внимание, когда я их встречала, это были единицы, и я просто не знала, что это, тут же их очень много, и когда он мигнул, они тоже мигнули вслед за ним. Что будем делать? Не думаю, что он отпустит тебя…
— Сейчас, набраться сил и попытаться не умереть.
— Что там шепчешь. Дежурный получив инструкции захлопнул решетку и схватил меня вместо охранника Бранкати.
— Молитву Всевидящему повторял, это же не запрещено.
— Лучше проси милости у Всепожирающей, солнечного света ты все равно больше не увидишь. (Наммир и Налира — Всевидящий и Всепожирающая, Муж и Жена, Свет и Тьма, Жизнь и Смерть, Солнце и Луна, Тот кто освятит мир и Та кто пожрет мир. Ей обычно возносят молитвы провожая в последний путь, и прося быть милостивой к усопшему. А так же Всепожирающая, это богиня покровительница для поводырей мертвых — некромантов. Именно ей поклонялись в Аа-ша-ках, а когда империя развалилась, после великого упадка и века смуты, орден Искупления ввел запрет на поклонение Всепожирающей, сжигая ее последователей. Так что когда упоминают Всепожирающую для живого человека, это пожелание сдохнуть, желательно в муках.)
