Они умерли 1 мая, в один день и час, с разницей в одиннадцать лет (даже Пасха совпала: снова выпала на 30 апреля!!!) и похоронены на Щербинском кладбище. Тогда почему же я практически совсем не бываю там? Раз в год, когда дочь отвезёт на машине. Всё заросло. Не поставлен памятник. Даже не привезён песок и не сделан цоколь.
А на могиле у Юры со дня смерти я до сих пор регулярно бываю один-два раза в неделю, стараясь попасть туда в наши с ним рабочие дни и быть по-прежнему рядом. Привезла песок, землю, посадила деревце, цветы, хотя от каких бы то ни было посадок и копания в земле всегда была далека, поставила скамейку. В дальнейшем очень хочу помочь его дочке поставить памятник. Нет Юры, а всё равно хочется, чтобы у него было всё как надо. На столько, на сколько смогу. И эмоционально, и физически, и материально. Я знаю наверняка, что он это чувствует, и если даже вдруг не чувствует, то всё равно внутри меня идёт именно так.
Самое страшное, что может случиться в жизни — потерять любимого человека или ребёнка. Мы все теряем родителей, поэтому информация, память этих потерь, заложена в нас генетически, и подсознательно мы готовы к этому. К тому же любовь к родителям совсем другая — спокойная, не жертвенная, не безрассудная. Наверное, поэтому потеря родителей не воспринимается как катастрофа, как конец света. Хотя это, конечно, спорное утверждение.
И снова вспоминается; как Юрочка сказал мне: «Человечество живёт по законам Каббалы». И если не получается по каким-то причинам поступать по совести, отдавая должное кому-либо, всё равно отдашь, только другому. И Господь поставит тебя в такие условия, что отдашь в пятикратном размере и будешь счастлива отдать вообще всё.
При таком раскладе, проходя по воображаемому кругу, любовь и добро когда-нибудь непременно вернутся, как вернулись они ещё при жизни к Юре в моём лице. Всё, что он отдал Лене ещё в молодости, ничего не получив взамен, в зрелом возрасте вернулось к нему обратно от меня.
Но самое страшное — безумно любить умершего.
Однако любовь и смерть не нуждаются в оправдании.
Господи! Верни его нам! Может быть, он будет первый, кто вернётся…
Я так соскучилась… Я так измучилась…
ПОДАРОК ДЛЯ НИКАСА САФРОНОВА
Снится мне в значимый для меня день сон, будто сидит Алла Пятигорская на стуле напротив Никаса и вынимает откуда-то из корзины котят и кладёт их Никасу на колени. Вынимает и кладёт. Много котят. А я стою за её спиной и наблюдаю. Посмотрела в соннике. Котята — это забота. Значит, видимо, хочет сказать, чтобы я позаботилась о нём. Алле ведь нравился Никас. Но Алла умерла. Зачем, почему я, с какой стати? И не хочу и не нужно совсем. Да и вообще никакого отношения я к нему не имею. Однако прояснилось всё очень быстро, буквально на той же неделе, так как через три дня, 8 апреля, у Никаса был день рождения.
Недели за две до этого я купила Юре в торговом комплексе «Охотный ряд» дорогую летнюю шёлковую рубашку-«гавайку» в ознаменование трёх лет со времени нашей встречи. Он, жутко довольный, тут же стал носиться в ней по квартире: «Котёнок, ну когда лето? Когда лето?» Юра любил как-то так по-особенному, быстро и на одной интонации, но в то же время ласково, по-детски повторять отдельные слова или последнюю часть предложения. А тут, буквально за полчаса до того, как поехать к Никасу в ресторан, звонит и спрашивает, что ему подарить. При этом моет голову и уже опаздывает.
— Юра, ну, если бы ты раньше попросил помочь тебе что-то выбрать ему в подарок, я бы поехала и посмотрела. А что можно успеть сейчас? Если хочешь, я съезжу в «Охотный ряд» и куплю ему такую же рубашку, как у тебя, но другой расцветки. Подвезу к ресторану, ты выйдешь и заберёшь.
— А сколько она стоит?
— Четыре тысячи рублей.
Причём, зная, как сложно он расстаётся с деньгами, быстро добавляю:
— Можем купить ему подарок на двоих.
Не знаю, почему я так устроена, ведь я в этом деле сторонний наблюдатель, но самой уже почему-то заранее неудобно перед Никасом, и таким образом стараюсь избежать неловкой ситуации для Юры.
— Дорого. Я сам что-нибудь придумаю.
Часа через три после этого разговора звонит:
— Всё, уже уехал от него. Еду домой.
Юра не любил пышные банкеты и званые торжества с большим количеством приглашённых высокопоставленных лиц. Поехал совсем ненадолго из уважения и дружбы с Никасом
— А почему так быстро? Что ты ему подарил?
— Тошно там находиться. Никас Волочковой: «Вы — Мадонна!», Волочкова Никасу: «Вы — Гений!»
Достигнув немалых высот в социальном положении, Юра испытывал просто катастрофическую потребность в нормальных, человеческих отношениях, особенно с женским полом: «Пусть колхозница, но, чтобы простая и искренняя».
— Так что ты ему подарил?
Смеётся, довольный:
— Я подарил самый нужный ему подарок, заехал по дороге в «36,6» и купил всё, что нужно для секса — презервативы, смазку… Между прочим, на 1200 рублей.
— ???
— Ему крыша нужна. Но я же не могу подарить ему крышу.
— А если ему это не нужно, если он, к примеру, не пользуется смазкой?
— Ну, не нужно, отдаст мне.
— Ты, надеюсь, хотя бы переложил это в другой пакет?
— Нет. А зачем?
— И как он отреагировал?
— Приоткрыл, заглянул туда осторожно и отложил.
Позже Юра рассказал мне, что Маша, девушка Никаса, а в прошлом Юрина девушка, после дня рождения просто выбросила весь пакет в мусор, видимо, поняв подтекст такого подарка. К слову сказать, все, почти все Юрины девушки потом переходили к Никасу.
К чему весь этот разговор?
Никас во всеуслышание говорит, что Юра не любил ни дочь, ни меня. Кто дал ему право вторгаться в мои отношения с Юрой? Я своё место в Юриной жизни знаю и не отдам его никому. Та ниша, которая была у меня в Юриной жизни, дорогого стоит. К тому же я — самодостаточный человек, и мне сложно внушить всякую дрянь. Но речь о другом — о дочери и о наследстве.
— Он любил только жену и поэтому всё ей оставил.
Чётко, незамысловато и даже примитивно, как будто на другой чаше весов не дочь Юрия Лонго, а какая-нибудь из его многочисленных женщин, которой вдруг почему-то захотелось потягаться с Еленой.
И теперь Никас водит её за руку по всем инстанциям, поднимает связи, чтобы как можно быстрее оформить наследство.
С одной стороны, странно — такой тонкий, творческий, талантливый человек даже не потрудился задуматься о том, как должна жить двадцатипятилетняя девочка всю оставшуюся жизнь с таким грузом на душе, осознавая всю несправедливость отношения к ней родного отца, к тому же выставленная обстоятельствами на всеобщее обозрение? Как ей растить своего ребенка и что говорить ему в дальнейшем о дедушке?
С другой стороны, что же тут странного в таком его поведении и отношение к дочери друга, если даже о собственных детях он говорит следующее (цитирую его слова, сказанные им при встрече Юлии Лонго!): «Я своих детей ненавижу! Им от меня только деньги нужны. Я им даю по двести долларов, и пусть идут по своим делам…». Что это? Зависть к собственным детям, у которых уже изначально просто по праву рождения есть некая финансовая и статусная платформа для собственной творческой реализации? И при этом не надо переступать через морально-нравственные принципы, демонстрируя свои не лучшие качества.
Топтать единственную дочь своего лучшего друга недопустимо.
Но если мыслить категориями Никаса, то в конце и ему можно задать резонный вопрос: «А Вас Юра любил?»
ЧАСТЬ IV. СУД ДА ДЕЛО
Так в нашей жизни никогда
Ты в лоб не победишь врага.
Он сам найдёт свой смертный час —
Шаг в сторону- но не сейчас.
Лев Рудерман (Проза. Ру)
МАГИЧЕСКОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
«Будь горячим или холодным, но не будь тёплым»
Восточная мудрость
Надо сказать, что в этот, как я его называю, нейтральный временной промежуток с 17 по 28 февраля 2006 года, то есть, когда человек уже умер, но завещание ещё не оглашено, звонит мне Юля Лонго и спрашивает: «Алла, а ты не знаешь, почему нотариус пригласил к себе Елену 28 февраля, во вторник, а мне не сообщает об этом?» После этого звонка я решила как-то попытаться прояснить для неё этот вопрос и позвонила Альберту Махмутову, одному из давних друзей Юрия, о котором я уже упоминала выше. И вот что я услышала от него, цитирую дословно: «Завещание есть, лежит в кабинете в ящике. Квартиры на Большой Бронной и Сущёвском валу — на Юлю; Страстной бульвар и дача — на другого человека». На мой взгляд, само построение предложения («завещание есть, лежит в кабинете в ящике…») свидетельствует о том, что человек не просто слышал это от Юрия, но и видел это завещание собственными глазами. В суд он, однако, не приходит, слов своих не подтверждает.
