Потеряв ещё около тысячи воинов черкесы попытались побыстрее разорвать дистанцию, уйти от убийственного огня дробовиков и гранат. Именно в этот момент телеги были раздвинуты и в спину отступавшим ударили сотни всадников. Начать отступление легко, а вот остановиться, когда тебе в спину дышит враг — невероятно тяжело. И не при черкесской дисциплине это возможно. Отступление превратилось в паническое бегство, остервеневшие казаки рубили бегущих на протяжении нескольких вёрст, выкосив ещё с тысячу всадников и навсегда отучив черкесов атаковать казацкие таборы.
Самое уязвимое место у удирающего всадника в кольчуге и шлеме — шея. По ней многие и били, настигнув врага. Некоторым, и не раз, удавалось вражескую голову срубить. Так что немалое количество безголовых всадников объявилось в этот день, застрянув ногами в стременах. Да не было там Майн-Рида, чтоб описать такое зрелище.
Поэтому, когда гонцы с вестью, что флот на Тамань в этот раз не пойдёт, прибыли в табор казаков, которые должны были атаковать город с суши, те, в это время сочиняли цидулу, что идти на Тамань не могут, так как расстреляли почти весь боезапас. Впрочем, на малые трофеи жаловаться не приходилось. Сотни прекрасных коней в дорогой упряжи и тысячи хороших клинков и кольчуг, чем не знатная добыча? А Тамань, дружно решили все, никуда со своего места не убежит.
8 глава
Нормальные герои всегда идут в обход
Азовское море и Азов, июль 7146 года от с.м
Путь домой, в Азов (Аркадий и не заметил, как стал называть трофейное жилище домом), отнял более четырёх суток. Учитывая, что Чёрное море, существенно более обширное, казаки на стругах и чайках проскакивали в срок менее двух суток, небыстрой получилась дорога через Азовское море. Тому было несколько причин.
Сначала приходили в себя после боя. Пусть он был относительно скоротечным и сверхуспешным, рисковать жизнью в нём довелось очень многим. Сравнительно небольшие потери лёгко могли увеличиться, если бы сотням раненных не была оказана помощь. Пока все раны не были перевязаны или зашиты, обречённые конечности отрезаны, переволновавшиеся молодыки успокоены, ни о каком движении, куда бы то ни было, не могло быть и речи.
Огромный трофейный флот радовал пиратские души. Но у старшины, и, прежде всего атаманов, немедленно возникла головная боль в связи с необходимостью перетасовки экипажей, на казацких ещё до сражения галерах и без того не спаянных. Необходимо было срочно, немедленно, сформировать временные команды для семидесяти двух галер. В новые экипажи автоматически включались вырученные из плена казаки и стрельцы, но они среди галерников были в незначительном меньшинстве. Пришлось на каждую из галер пересаживать несколько десятков казаков со стругов или других казацких кораблей. Выяснение, откуда, сколько и куда переводить заняло весь световой день. К ночи Иван и Аркадий не могли даже матюгаться, сипели будто сильно простудили глотки. Естественно, после всего случившегося, никуда ночью не поплыли, благо ветерок возник слабенький, а глубины были незначительные, заякориться труда не составляло.
Аркадий заснул мгновенно и намертво. Не доставали его в эту ночь даже ставшие навязчиво повторяемыми, сексуальные сны. Однако хорошо поспать этой ночью, ему было не суждено. И сосем не по причине наличия в постели излишне горячей женщины. Не было на эскадре ни одной женщины. Ну, а пользоваться либерализмом на Дону в отношении однополой любви, ему и голову не приходило из-за сугубой гетеросексуальности. Поспать ему не дал бунт на одной из галер.
Конечно, ничего бы он сам не услышал, дрых без задних ног. Однако, назвался груздем, полезай в кузов. Его безжалостно разбудили по приказу Ивана (А ещё другом называется!). Очманевший от несвоевременной побудки, он начал соображать только пожевав кофейные зёрна, принесённые ему с одной из захваченных галер. Варить кофе в настоящей турецкой джезве было некогда.
Выяснилось, что на одной из галер каторжниками большей частью, были не иноверцы-христиане, а стамбульский сброд. Не посаженные на колы, не четвертованные или, хотя бы, лишившиеся конечностей за свои прегрешения, убийцы, насильники, воры и грабители. Таких и раньше отправляли на галеры, а в из-за спешки с организацией карательного морского похода на казаков, в галерники отправляли толпы мусульман.
Освобождению обрадовались и они, но плыть на север, в гнездо страшных казаков, про которых, особенно в последнее время, ходили самые жуткие слухи, им не хотелось. Переманив себе подобных с соседних галер, они, отдохнув за день, набросились на сонных казаков своей галеры. Достойного сопротивления стамбульским висельникам те, большей частью молодые, неопытные, оказать не смогли. Чего-чего, а бунта освобождённых их плена никто из казаков не ожидал. Уйти по тихому восставшие не сумели. Несколько молодыков, после первого в жизни боя заснуть не могли и, когда на их галере разгорелся кратковременный и почти бесшумный бой, просто попрыгали в воду. Переплыв к рядом заякорившимся галерам, они подняли тревогу.
Захватившие галеру турки, ещё не осознавшие всей гиблой авантюристичности своей затеи, не успели отплыть далеко, когда в погоню за ними кинулась флагманская галера казачьего флота. Ивана Васюринского, как командира, известили о происшествии в первую очередь. Решив, что для боя со сбродом численное преимущество не нужно, он скомандовал тревогу и уже через несколько минут, флагман, куда более резко, чем противник, набирая ход, преследовал восставшую галеру. Полномочия свои он временно передал второму флагману, Каторжному.
К несчастью турок, над морем царила полная, высоко стоящая Луна. Видимость была, не смотря на ночное время, хорошая и у них не было ни единого шанса уйти от погони. Аркадий, держа, обмотав тряпкой, глиняную кружку с горячим, ароматным кофе, сваренным таки ему джурой, подошёл к Ивану. Тот недовольно поморщил нос, восхищавший попаданца горький напиток, ему не понравился. Картина с носовой части галеры открывалась красивейшая.
В свете яркой Луны на тёмно-серебристом, покрытом мелкими, без гребешков, волнами, море впереди скользила такая же, как у преследователей галера. Парус убегавшие турки догадались поднять только что, возможно сообразив, что почти строго попутный ветер даёт преследователям немалое преимущество. Бывалый пират Васюринский приказал поднять парус сразу же по снятию с якоря. Из-за особенностей освещения, в открывавшейся картине доминировали разнообразные оттенки чёрного, серого и серебристого цветов. Разве что, бурунчики из под вёсел, можно было назвать белыми. Да звёзды на небе сияли с разными оттенками. Прохладный ветер приятно освежал после дневной жары.
— Иван, скоро их догоним?
— Скоро только котята делаются.
— А всё же?
— Как ты эту горькую гадость пьёшь?
— Не прикидывайся евреем и не отвечай вопросом на вопрос. Когда догоним турок?
— Когда, когда… когда догоним, тогда догоним. Откуда я знаю, на сколько их хватит так грести. Знают, сволочи, что от лютой смерти убегают.
— Так, что, можем не догнать?
— Догоним, никуда они не денутся. Но когда точно, не скажу.
Настигли беглецов только к утру, ввиду крымских берегов. Озверевшие от произошедшего (гибели товарищей, попытки лишить их части добычи, своего прерванного сна), казаки быстро навели на взбунтовавшейся галере порядок. Порядок, не предусматривавший наличия там восставших. Их, кого зарубили, кого просто сбросили в воду. Кто-то кричал, что он христианин и не участвовал в бунте, но, после короткой заминки, и он полетел в воду. Иван заявил, что: — «Раз не помогал атакованным казакам, значит бунтовал. А посягнувшие на казацкую жизнь должны быть наказаны». Серьёзного сопротивления бунтовщики оказать не смогли. В отличие от казаков, турки, и примкнувшие к ним галерники, плавать не умели. Только один из сброшенных в воду попытался доплыть до крымского берега вплавь. Его немедленно отправил на дно кто-то из казаков метким выстрелом из ружья. Казаки ночью стреляли несравненно более метко, чем большинство европейских солдат днём.
Аркадию также довелось поучаствовать в возращение галеры под казацкий флаг. Ещё со своей галеры он застрелил из ружья что-то истерично кричавшего бородатого здоровяка в живописных и наверняка вонючих лохмотьях. Свинцовая пуля, которую, по современным понятиям, впору было называть ядрышком, не только пробила его насквозь, но и сбила на палубу, где бедолага и скончался. Судя по агонии, мучительно.
В первые ряды абордажников попаданец не рвался, но пришлось ему поработать и саблей, длиной и тяжёлой карабелью, взятой им на корабль по настойчивым советам Ивана. Качки в это утро совсем не было, поэтому на почти очищаный от врагов корабль Аркадий ступил с пистолем в левой руке и саблей в правой. Грешным делом, строя из себя крутого пирата. Поэтому, когда на него выскочил из-за какого-то ящика смуглый, малорослый тип с ножом в руке, попаданец инстинктивно сделал отработанный на уроках фехтования выпад, а не выстрелил из пистоля.
