Мишель Уэльбек. Элементарные частицы. Роман. Перевод с французского Ирины Васюченко, Георгия Зингера. М., «Иностранка»; «Б.С.Г.-Пресс», 2001, 412 стр.[103]
Я ждал сына после математического кружка в круглой рекреации между 01 и 02 у ДК МГУ на Воробьевых горах. В простенке между дверями висела афиша: «Элементарные частицы. Лекция по теоретической физике». Я достал книгу из кармана и показал Ване на афишу и на книгу. Он по младости лет Уэльбека не читал, но трезво заметил: «Папа, это, наверное, другие элементарные частицы». Я с ним согласился. А потом задумался. А почему, собственно? Нет, не другие, те же самые, только описанные несколько иначе. Когда Уэльбек пишет о современной квантовой физике, он понимает, что пишет, в отличие от многих писателей, которые очень любят щегольнуть полупонятными терминами типа «нелокальность», «скрытые параметры» или что-то в том же духе. Но важно не только это. (Хотя это очень важно: нельзя врать в фактах, это уничтожает доверие, и его уже ничем не восстановишь.) Уэльбек строит интерпретацию квантовой аксиоматики. Чем характерны элементарные частицы? Они бессмертны и неразличимы. Неразличимость — это плата за бессмертие. А смерть человека — это расплата за уникальность и существование на пределе сложности. Об этом и написан роман.
И. Пригожин. Конец определенности. Время, Хаос и Новые Законы Природы. Перевод с английского Ю. А. Данилова. М., Ижевск, НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2001, 208 стр.
Книга хороша, как почти всегда у Пригожина. Он тонко чувствует грань, за которой формулы уже перестают быть иллюстрациями, а становятся неотъемлемой частью изложения, становятся доказательствами — то есть тем, чем они и должны быть в научном тексте. Но в научном, а не в популярном. И Пригожин эту границу никогда в своих текстах-размышлениях не переходит (в отличие от авторов «Квантовой телепортации»).
Основные идеи, на которых сосредоточился Пригожин в книге, в общем, возвращают нас к его же более ранней работе «Время. Хаос. Квант». Главные мысли Пригожина — о том, что корректные и устойчивые решения — это капля в море, что подавляющее большинство систем — «сложные» и макроповедение системы зависит от микропроцессов; эти мысли, по-моему, совершенно верны, и мы находимся в самом начале изучения нелинейных систем, что бы по этому поводу ни говорил всезнающий мистер Хорган.
Саймон Сингх. Великая теорема Ферма. История загадки, которая занимала лучшие умы мира на протяжении 358 лет. Перевод с английского Ю. А. Данилова. М., Издательство Московского центра непрерывного математического образования, 2000, 288 стр.
Книга написана не математиком, а корреспондентом Би-би-си. Но тем не менее Саймон Сингх — человек достаточно компетентный, несмотря на некоторые упрощения, иногда даже ошибочные.
История доказательства теоремы Ферма (Последней, Великой, Большой) — это история надежд, которые крепли, становились уверенностью и разбивались в пыль. И так повторялось многократно и с самыми выдающимися математиками последних трех столетий. И вот она доказана.
Но история ее не окончена. Полученное доказательство очень сложно и недостаточно убедительно несмотря на точность и полноту. Это доказательство с позиции силы. По существу, она доказана так: если математика едина в самых глубоких своих положениях, то теорема Ферма верна. Это единство и было доказано в одном частном случае — в случае гипотезы Таниямы. Ей посвящены работы Андрю Уайлса и Ричарда Тейлора, которые и стали фактически доказательством теоремы Ферма. Саймону Сингху удалось интересно и популярно обрисовать главные этапы.
Но хочется получить прямое, элементарное доказательство, то, которое станет понятно бесчисленному множеству ферматистов.
Это доказательство запросто может не существовать! Но раз оно не найдено, все новые и новые люди, может быть, уже без прежнего рвения, но с неизменным упорством будут снова и снова пытаться доказать теорему Ферма.
В. В. Налимов. Разбрасываю мысли. В пути и на перепутье. М., «Прогресс-Традиция», 2000, 344 стр.
В книгах Василия Налимова собрано, кажется, все, что я не люблю и в науке, и в философии. Цитатный коллаж, хотя заведомо не все цитаты действительно необходимы его тексту и он их подбирает по-принципу: «Веревочка? И веревочка пригодится». Есть у него и неприемлемое наукообразие, и выходы в астрал — то бишь в трансперсональный смысловой континуум. И универсальная отмычка ко всем проблемам бытия — вероятностная логика (бейсовский силлогизм). И всякая разная междисциплинарность. И тем не менее.
Мне интересно его читать. Интересно вопреки его же тексту. Один поэт сказал о первых стихах Бродского: «Как хороши были бы эти стихи, если бы не были так обезображены словами». Это в полной мере относится и к работам Налимова. Им не хватает скромности — нормальной научной скромности. Налимов слишком часто увлеченно и уверенно рассуждает о вопросах совсем пустых, но он успевает походя коснуться и очень важных.
И его вероятностная модель языка содержит в себе замечательные догадки, хотя в ней нет ни одного доказательства, несмотря на весьма математизированный вид.
Одна из этих догадок: смысл — это не результат, смысл — это процесс, и он существует только в движении, в продолжающемся, непрерывном вопрошании.
Кинообозрение Игоря Манцова
КРОТКАЯ.
«Настрелялся, повоевал?» Да, настрелялся. Война окончена. Односторонний мир. Не капитуляция — разрядка напряженности, дружба. Баллистические ракеты зачехлены, авианосец дислоцирован в порт приписки, то бишь прописки, в Тулу. Ми-и-ир!
Прежде чем окончательно дезертировать с поля боя, прокрался в НИИкиноискусства, что в Дегтярном переулке, где выпросил «сухой паек» — видеокассету ТДК с записью трех кинокартин, которым суждено стать предметом последнего кинообзора года. «И чем случайней, тем вернее», никакого предварительного отбора. Просил свежее, импортное, характерно-типичное. Три совсем новых, весенних картины, записанных в информационном режиме, в режиме лонг-плэй. Случайная выборка, полное доверие текущему моменту и судьбе.
Ныне плотность информационного пространства так велика, что рецензент не имеет никакого морального права описывать штучный художественный продукт, самонадеянно полагая, что способен безболезненно вычленить его из среды и контекста. Одновременно с кинокартиной желательно отслеживать информационный фон и режим потребления. В полумраке типовой совковой квартиры, чередуя коньяк, кофе и минеральную воду «Краинская». Лонг-плэй, сносное информационное качество. «Monster’s Ball» Марка Форстера, любопытный американский продукт, первый номер программы.
Нет, я всегда верил Судьбе: она определенно что-то задумала, она, без сомнения, имеет меня в виду. «Бал монстров» — навязчивая рифма к фильму Алексея Мурадова «Змей», описанному мной раньше: главный герой картины служит в американской тюрьме! Более того, обслуживает электрический стул. И это не все: персонально отвечает за то, чтобы приговоренный никогда с этого стула не поднялся. Кто не помнит, у Мурадова главный герой, офицер тюремной системы, исполняя приговор, стрелял преступникам в затылок.
Ну ничего себе глобализация! То есть средние наши и средние американы параллельно лудят одни и те же сюжеты! А может, это Путин договорился с Бушем, а Швыдкой с Голливудом? Может быть, так задумано на самом верху? Неужели мировое правительство, закулиса? Нет, идти так далеко я себе не разрешаю. Не пить, не пить, пару бутербродов, смотреть на вещи трезво. Стоп, кассета. Что там у нас по ОРТ?
Судьба решила меня доконать: «Убойная сила» — это наши менты, «Убойная служба» — американские. А между ними — «Китайский городовой». Но если так, все еще хуже, чем я предполагал: мир под полным полицейским контролем! Сойти с ума и умереть: по пятницам еще и бесконечная «Полицейская академия». А «Каменская», а «Менты» просто, а «Инспектор Деррик», «Инспектор Рекс» и новоиспеченный российский «Закон» по РТР? Господи, помилуй, вот это информационный фон: менты, детективы, органы, спецотделы, средства слежения, зона, тюрьма, преступление и наказание…
То есть социальный заказ (чей? неужели Интерпола?) очевиден: мировое равновесие в опасности, на покой и порядок покушаются, посему стоять мордой к стене, порядок будет восстановлен с применением жестких полицейских мер. Словом, моя милиция меня бережет, в том числе от меня самого. Телепрограмма — квинтэссенция коллективного бессознательного. На первых полосах ежедневных газет я бы печатал аналитические разборы телепрограмм: мировая политика и способ существования общества как на ладони[104].
Это открытие, открытие нового мирового порядка, вненационального и внеидеологического, сильно меня смутило. Ведь я-то, я-то оружие сложил! Демонтировал боеголовки, собирался всех полюбить. Предпослал статье соответствующую жанровую характеристику: кроткая. Может, напротив, в перспективе возглавить какой-нибудь истребительный отряд, какой-нибудь убойный отдел? Может быть. В духе времени.
