— Алькальд, я прежде всего офицер, и, можете мне поверить, меня с ними больше ничего не связывает. Так что полностью рассчитывайте на меня.
Тревелесу понравилась убежденность, прозвучавшая в словах капитана: было видно, что он говорит искренне. Кроме того, алькальд знал, что высокий престиж королевской гвардии основывался прежде на успешном выполнении гвардейцами всех порученных им заданий. Следовательно, розыск цыган будет организован самым лучшим образом.
Тем не менее, когда Тревелес, выходя из казарм, вспомнил некоторые детали своего разговора с капитаном, его опять охватили сомнения. А достаточно ли приведенных капитаном доводов для того, чтобы считать виновными в совершенных преступлениях именно цыган? Склонность цыган к нарушению закона, существование треугольника как древнего символа их культуры, подтвержденное показаниями свидетелей присутствие цыган возле дворца Монклоа во время взрывов наталкивали на мысль о том, что эти преступления совершили цыгане. Однако в мозгу алькальда упорно возникало изображение звезды, о которой он говорил с капитаном и которая, без сомнения, — как это признал и сам Воемер — имела огромное символическое значение для масонов. Капитан сказал, что эта звезда символизировала суть их учения, а ее пять концов — качества, к которым стремились все члены масонского общества: красоту, силу, мудрость, милосердие и добродетель.
Профессиональное чутье подсказывало алькальду, что нужно более тщательно заняться этой версией. Кроме того, Тревелес был почти уверен, что капитан рассказал ему далеко не все, что знал.
— Какой приятный сюрприз, Хоакин! Проходи, не стой за дверью… — Мария Эмилия поцеловала Тревелеса в губы. — Не ожидала, что ты придешь…
Мария Эмилия сразу же догадалась, что Хоакин зашел к ней не просто так, мимоходом, и не в силу любовного пыла. Выражение его лица говорило само за себя. У Хоакина явно что-то не ладилось, и он, похоже, был не в состоянии этого скрыть.
— Ты себя хорошо чувствуешь?
— Я просто очень обеспокоен, — Тревелес стремительно зашел в прихожую, забыв о том, что хорошо бы при этом снять шляпу и плащ. — По правде говоря, я сегодня не собирался к тебе приходить, но мне вдруг пришла в голову мысль, что ты можешь мне помочь.
Мария Эмилия с тревогой посмотрела на Хоакина, а затем приказала своему слуге, чтобы тот принял у Тревелеса его шляпу и плащ.
— Мне нужно мнение постороннего человека, — продолжал Хоакин, — то есть человека, который еще не окунулся, как я, во весь этот кавардак.
— Ну, не знаю, смогу ли я…
Она жестом пригласила его в свой кабинет.
Увидев выражение лица Хоакина, Мария Эмилия подумала, что так может выглядеть лицо человека отчаявшегося, раздавленного навалившимися на него событиями.
— Они снова это сделали, да?
— Всего несколько часов назад и с еще большей жестокостью, чем раньше.
— Прежде чем ты продолжишь, я распоряжусь, чтобы нам принесли горячего шоколада. Думаю, тебе он будет кстати.
Ожидая, когда появится служанка, они хранили благоразумное молчание. Мария Эмилия, однако, продолжала украдкой наблюдать за Хоакином. Тревелес еще никогда не был таким напряженным: он ходил взад-вперед по комнате, и его губы все время шевелились, как будто он разговаривал сам с собой. Он казался растерянным, встревоженным, ошеломленным. Марию Эмилию начало серьезно беспокоить его состояние.
— Ты вызываешь у меня тревогу, Хоакин! Что с тобой стряслось?
— У меня очень много проблем, а тут еще чуть ли не все члены королевского двора то и дело дергают меня и требуют рассказать об успехах и неудачах расследования. Вчера нам почти удалось арестовать людей, подозреваемых в совершении этих убийств. — Хоакин теперь чуть ли не кричал. — Но они уже второй раз улизнули от нас — и в обоих случаях прямо из-под моего носа!
Можно было предположить, что именно это и вызывало у Тревелеса такое раздражение. Однако существовало еще одно обстоятельство, доставлявшее ему гораздо больше душевных мучений. Увидев Марию Эмилию, он с ненавистью вспомнил о том, что должен заниматься неприятным для него ухаживанием, чтобы добиться благосклонности супруги английского посла. Еще мгновение — и Хоакин рассказал бы обо всем Марии Эмилии, но, поразмыслив, он все-таки решил этого не делать. Сейчас его волновали другие события, хотя, конечно, это и оставляло у него в душе очень неприятный осадок.
Мария Эмилия подошла к Хоакину и попыталась приласкать его. Она хотела успокоить его, используя для этого самый лучший способ, какой только знала, однако ее усилия оказались тщетными.
Хотя Хоакин твердо решил отложить объяснения с ней на более подходящий момент, теперь, глядя ей в глаза, он почувствовал угрызения совести.
Но только как он мог рассказать Марии Эмилии, что договорился встретиться с Кэтрин в посольстве — в отсутствие ее мужа и в гораздо более интимной обстановке, чем тогда, в ее карете? Он боялся, что Мария Эмилия не сможет принять его объяснений, хотя не так давно она сама пустилась в авантюру с тем моряком и он, Тревелес, сумел ее понять…
Он поцеловал Марию Эмилию в щеку, чтобы успокоить ее, а потом сконцентрировал свои мысли на том, ради чего пришел к ней.
В этот момент — как раз вовремя — появилась служанка с двумя дымящимися чашками горячего шоколада Поставив чашки на стол, она спросила, не требуется ли от нее что-нибудь еще.
Мария Эмилия отрицательно покачала головой и, отпустив служанку, сказала Хоакину, что готова его выслушать.
— Мне жаль, что приходится сообщать тебе такие жуткие новости. Я делаю это только потому, что рассчитываю на твою интуицию.
— Не переживай, Хоакин. Я готова выслушать что угодно. — Она почувствовала, что слегка озябла, а потому попросила Хоакина передать ей лежавшую рядом с ним шерстяную шаль.
— Как я тебе уже сказал, они сегодня утром совершили еще одно преступление.
Тревелес сделал долгую паузу, раздумывая над тем, как бы ему поделикатнее рассказать о жуткой сцене, которая предстала перед ним утром.
— Ну и?.. — Мария Эмилия прикусила губу в ожидании того, что он ей скажет.
— На этот раз злой рок обрушился на инквизицию в лице альгвасила. Его труп находился в сидячем положении — его привязали к стулу, — а руки были подняты к затылку и связаны. Ему проломили череп при помощи молотка — и этот молоток так и торчал из его головы, — а еще отрезали ухо и прибили к его груди латунную звезду. Преступники убили и привратника — видимо боялись, как бы он их потом не опознал.
— О Господи! — Мария Эмилия почувствовала приближение приступа тошноты, а еще по ее телу пробежала нервная дрожь.
— Это ужасно, я знаю. Они, безусловно, действуют очень дерзко — ведь не побоялись совершить убийство прямо в резиденции инквизиции.
— Раньше мне казалось, что ты вот-вот поймаешь тех, кто совершил предыдущие преступления. Ты все еще подозреваешь тех двух цыган? Думаешь, именно они совершили все эти преступления?
— Я не очень в этом уверен, но в данный момент это единственная более или менее правдоподобная версия.
— А в чем, по-твоему, я могу быть тебе полезной, если я мало что знаю об этих преступлениях? — Марии Эмилии, конечно, не хотелось разочаровывать Хоакина, однако ей не очень верилось в то, что она сможет ему чем-то помочь.
— Именно поэтому я к тебе и обращаюсь. Я хочу выслушать твое непредвзятое мнение, свободное от влияния каких-либо ранее высказанных суждений других людей.
Тревелес вкратце изложил Марии Эмилии все, что знал о совершенных преступлениях. Затем он взял лист бумаги и молча нарисовал на нем странную пятиконечную звезду, на которой написал пять слов — по одному возле каждой ее оконечности. Закончив, он передал рисунок Марии Эмилии и спросил, что она думает по поводу данного изображения.
— Красота, добродетель, сила, милосердие, мудрость, — прочла Мария Эмилия. — И звезда такой формы, какую я еще никогда не видела. Видимо, та самая звезда, которая была прикреплена к груди альгвасила. И что же ты хочешь от меня услышать, Хоакин?
— Интуиция подсказывает мне, что из всех имеющихся у нас улик эта — самая главная, и если мы разгадаем, какой убийцы вложили в нее смысл, то поймем и все остальное. Я сейчас объясню почему. Не далее как сегодня утром я разговаривал с капитаном Воемером из королевской гвардии. Единственная первоначальная цель этого разговора заключалась в том, чтобы попросить его — на основании приказа де ла Энсенады — выделить мне стражников для организации поисков в Мадриде двух подозреваемых цыган. Однако в ходе разговора я, к своему удивлению, обнаружил, что этот капитан — масон.
— Он что, сам тебе об этом сказал?
— Поначалу он, конечно, отнекивался, но затем ему пришлось признаться. От него я узнал, что данная звезда имеет для масонов огромное значение.
