– Спасибо, мадам, но я, пожалуй, воздержусь. В нескольких часах езды отсюда есть тихое, уединенное местечко, где я могу остановиться.
– Тогда поезжайте. Желаю удачи. У меня такое предчувствие, мистер Леви, что ваши дела скоро поправятся. Поверьте мне, вы будете щедро вознаграждены за вашу предприимчивость.
Он покачал головой, тщетно стараясь скрыть улыбку, и вполголоса пробормотал:
– Ну и олух же ты, Джэкоб Леви.
В глубине фургона Крег тихонько засмеялся. У подножия горного хребта Леви свернул с дороги к сосновой роще.
Остановились они у небольшого ручья. Леви распряг лошадей и отвел их на небольшую полянку, где они могли бы пощипать траву.
– Можно я вылезу из этой могилы? – спросил Крег, когда Джэкоб, вернувшись, открыл заднюю дверь и раздвинул занавески.
– Я бы не советовал. По крайней мере пока патруль не проедет в обратную сторону.
– Пожалуй, вы правы.
– Ты можешь ходить?
– С трудом. Но как-нибудь справлюсь.
– Вот и хорошо. У меня там где-то лежат несколько тростей. Возьми парочку, я помогу тебе выйти, а там ты уж как-нибудь сумеешь зайти в кусты и облегчиться.
С помощью тростей Крег медленно дотащился до кустов. Леви же стоял на опушке, внимательно следя, не появится ли вдруг лейтенант со своими людьми. Облегчившись, Крег вернулся в фургон и занял свое прежнее место.
Леви развел небольшой костер и разогрел две банки консервов: одну – с говядиной, другую – с бобами. Разогретую еду он передал вместе с галетами Крегу, добавив:
– А сейчас я заварю для нас чаю.
– Спасибо. Чаю я попил бы с удовольствием.
Крег с аппетитом поел и выпил две кружки чая. Наевшись, он прилег на свое теплое ложе и почувствовал, что его глаза начинают слипаться, как будто он весь день провел в тяжком труде. Несколько минут спустя Крег провалился в глубокий сон, подобный смерти.
Солнце уже поднялось над деревьями на востоке, когда его разбудил восхитительный аромат копченой рыбы, жареных яиц и крепкого, приправленного ромом кофе. Приподнявшись, он посмотрел на сидящего по-турецки Леви. Старик, улыбаясь, протягивал ему тарелку:
– Поешь-ка еще. Уже поздно, а нам предстоит долгий путь.
– Опять настоящий пир, – восхищался Крег, расправляясь с копченой рыбой и яйцами.
После завтрака Крег вновь забрался в свое уютное гнездо, а Леви тем временем запряг лошадей. Пощипав вволю свежей травы и напившись прохладной воды из ручья, отдохнувшие кобылы, высоко задрав головы, резво поскакали по дороге.
Уже к вечеру их нагнал патруль, возвращавшийся в Новый Южный Уэльс.
– Поймали кого-нибудь? – полюбопытствовал Леви.
– Проклятые ублюдки! Как сквозь землю провалились! Никто, кроме тебя, их и не видел. Так по крайней мере говорят. Врут, конечно. Ведь все они освобожденные каторжники. Смотри, не попади в засаду к разбойникам, торговец. А мы поехали дальше.
Отряд поскакал вперед, поднимая облако пыли. Леви помахал им вслед. Задыхаясь от пыли, со слезящимися глазами, он отдернул занавеску и сказал Крегу:
– Они ускакали. И больше уже не вернутся. Знаешь, что я тебе скажу, Мак-Дугал. Если хочешь, завтрашний день ты можешь провести со мной на свежем воздухе.
– Если вы считаете, что это безопасно, я – с превеликим удовольствием.
– У меня для тебя есть другая одежда.
– Что это за одежда?
– Увидишь. Это будет для тебя сюрпризом, – улыбнулся старый еврей.
Через три дня Джэкоб Леви вкатил на окраину Сиднея. На облучке фургона сидели двое в черном: Джэкоб Леви и его «племянник из Америки», как он представлял Крега. С чисто выбритой головой, с небольшими бачками, в черных брюках, черных ботинках, в длинном черном пальто и ермолке, молодой человек и впрямь смахивал на племянника Леви из Бостона.
Оставив фургон и лошадей в платной конюшне, услугами которой он обычно пользовался, торговец с Крегом направились в трактир «Кабаний клык».
Там их встретила жена хозяина миссис Тисдейл – полногрудая, некрасивая, по-матерински заботливая женщина с огромным пучком седых волос на затылке.
– Вернулись, мистер Леви, – приветствовала она его из-за стойки. – Займете свою обычную комнату на втором этаже?
– Да, спасибо. И мне нужно еще место для моего племянника – Дава Леви. Он приехал из Бостона.
Маленькие голубые глазки хозяйки с любопытством обратились на Крега.
– Стало быть, прибыл из Америки. Но ведь оттуда в последнее время не было кораблей.
– Он плыл через Англию.
– Понятно. Постараюсь его разместить. Но это будет стоить денег.
– Ну и что? – Леви положил руку на плечо Крега. – Для моего дорогого племянника мне никаких денег не жаль.
– Это очень благородно с вашей стороны, дядюшка Джэкоб, – вставил Крег. – Не пропустить ли нам по кружечке?
Леви наступил ему на ногу и нервно засмеялся:
– Он у нас большой шутник, миссис Тисдейл. Ишь ты, захотел пропустить по кружечке. Пошли, племянничек. – Он обнял Крега за плечи и повел его к лестнице.
– Что-то не так? – спросил Крег, когда они зашли в номер.
– Ну и шлемиль[12] же ты, мой племянничек. Если бы в баре появился еврей в ермолке, это выглядело бы так же странно, как если бы король Георг выступил перед парламентом без штанов. Надеюсь, она пропустила твои слова мимо ушей.
В эту ночь Крег спал беспокойно, терзаемый кошмарными снами.
Вот он стоит в тюремном дворе, привязанный к столбу, и «кошка» сдирает с его спины куски кожи, завивающиеся, словно стружки, выходящие из рубанка.
Затем он вернулся в далекое детство, в тот день, когда рука констебля схватила его руку с зажатой в ней украденной буханкой.
На его голову обрушивается тяжелая дубина. В сознание он приходит уже в сырой камере. Дурно пахнущий тюремщик со слюнявым ртом и налитыми кровью глазами гладит его мужскую плоть.
– Ох… – Крег проснулся в поту и снова заснул.
Он стоит на коленях на речном берегу. Склонился над Джоном Блэндингсом. И вдруг сознает, что от его удара молодого человека разбил паралич.
И наконец, самый кошмарный сон.
Он незримо витает над кроватью, на которой лежит, распластавшись, его дорогая, его любимая Адди. Она совершенно обнажена. Ее горящие желанием, улыбающиеся глаза, протянутые руки, стоящие торчком груди властно взывают к нему.
К нему ли? Нет, не к нему.
Она манит к себе кого-то другого. И вот из тени выходит мускулистый, также обнаженный молодой человек. Крег видит его со спины. Он порывается закричать, предостеречь ее, но не может, и руки не повинуются. Он только в ужасе наблюдает.
Наконец Адди замечает приближающегося незнакомца. Но к его крайнему изумлению, даже негодованию, она привлекает его к себе, обхватывает руками и ногами. И сладострастно стонет, когда он входит в нее.
