— Не позволяю, — храбро заявил Томми и попытался выдернуть руку, впрочем, без особой надежды освободиться: мама умела цепляться, как кошка, которая карабкается по дереву.
— Что? — она не поняла.
— Не позволяю спросить, что я делаю на улице в таком виде.
Мама гневно поджала губы. Вот сейчас он, кажется, уже был вблизи от того момента, когда перегнутая палка ломается. Странно, что от выражения ее лица кругом не начали загораться деревья, а мертвые птицы не попадали дождем на мостовую.
— Ты наказан, Томас Роберт Кэндл, — сказала мама и потащила упирающегося сына за руку к дому. — И для твоего же блага постарайся, чтобы за сегодняшний день я больше не называла тебя полным именем. Ты ведешь себя так, что мне за тебя стыдно.
Это было худшим заявлением от мамы, какое когда-либо слышал Томми. И самым пугающим. Мальчик знал: мама не любит, чтобы ей было стыдно, и поэтому непременно придумает для него какое-то исключительно ужасное наказание.
— Дома тебя ждут еще три ложки рыбьего жира, — сказала она.
— Ты злая… — гневно всхлипнул Томми и шмыгнул сопливым носом.
— А ты маленький, — мстительно ответила мама и повела сына домой.
![]()
— Ты куда-то собираешься, дочка?! — раздалось со второго этажа.
Стоило Кларе вдеть руки в рукава пальто и снять с вешалки берет, как мама тут же это почувствовала. В ее голосе прозвучало намного больше заинтересованности, чем обычно: она была взволнована и будто бы чего-то ожидала.
— Да, я иду в парк! — громко ответила дочь, нырнув головой во тьму лестничного пролета.
— На ночь глядя! — возмутилась София, но, как показалось дочери, неискренне. — Какой такой парк?
— Фонари уже второй день горят, мама! Там очень красиво, я хочу посмотреть! — Клара затаила дыхание и забросила крючок: — Но если ты настаиваешь, я останусь. Почитаю тебе какую-нибудь книжку.
— О, нет-нет! — запротестовала мама, и Клара не смогла сдержать торжествующую улыбку. — Зачем тебе со старухой сидеть? Ступай, ступай!
— А ты чем займешься?
— Да спать лягу, — солгала София Кроу, явно считая себя великолепной актрисой. — Что-то в сон клонит…
— Тогда спокойной ночи, мама.
— Клара, ты повесила метлу? Ты ведь знаешь, что меня мучают кошмары.
Клара вздохнула. Ох уж эти нескончаемые суеверия и приметы — мама просто жить без них не могла. Каждый вечер, перед тем как отправиться спать, она заставляла дочь вешать на дверь спальни метлу — это, по мнению Софии Кроу, должно было оградить ее ночной сон от кошмаров.
— Повесила, мама.
— Точно?! Не так, как вчера?
Клара сжала зубы, чтобы не ответить грубостью. Ну сколько можно! Сколько можно винить ее в случившемся! Как будто она сама не жалеет о том, что произошло!
Вчерашний вечер завершился ссорой. Клара была так подавлена унижением в кондитерской, что напрочь забыла «запереть» тайную дверь, ведущую с чердачка в центре города в Гаррет-Кроу. Оказалось, что следом за ней сюда прошмыгнул Томас Кэндл. Подумать только: мальчишка проследил за ней! Выходило, ответы, которые она дала ему возле школы, совсем его не устроили…
Когда она вернулась, мать устроила такой скандал, каких под этой крышей не бывало уже давно. София обвиняла дочь во всех мыслимых грехах, начиная с простой забывчивости и заканчивая тем, что та якобы нарочно привела в дом врага. А Клара больше испугалась за Томаса. Оказаться в этом темном доме! Наедине с Софией Кроу! Да уж, такое мало кому пожелаешь.
Мать поклялась, что ничего ему не сделала, — попугала немного и прогнала. А наличие тайного хода, через который тот проник в Гаррет-Кроу, она объяснила мальчишке всего лишь тем, что ведьмы, мол, существуют. Что ж, вполне разумное, логичное объяснение. Прямо как ушат ледяной воды за шиворот.
Клара даже не думала о том, что ее поддельную личность разоблачили, — она больше переживала, как Томас все это воспринял и что он будет делать: не каждый день узнаёшь о том, что ведьмы существуют… А еще она испугалась того, что он непременно пожалуется своей мамочке, Корделии Кэндл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
По этому поводу мать была, как ни странно, необычайно спокойна. Она заверила, что мальчик ничего не скажет Корделии. Клара не стала допытываться, с чего мама так решила, и пообещала себе, что непременно выяснит, что с Томасом Кэндлом и как на нем сказался визит к своей… гм… бабушке. Еще бы придумать, как ему все объяснить…
Мама, само собой, не забыла о вчерашней ссоре.
— А свой тайный ход ты заперла? — спросила она.
— Да, мама.
— Надеюсь, навсегда?
— Разумеется, навсегда.
Клара солгала, поскольку просто не могла запереть тайный ход. Это бы означало конец ее двойной жизни. Поддельная личность все же должна иметь вполне реальный дом — вдруг кому-то вздумается заглянуть в гости. Школьная учительница мисс Мэри Уитни просто не могла жить ни на улице, как нищенка, ни тем более в Гаррет-Кроу.
«Мисс Мэри из школы» для Клары была не просто отдушиной, это было едва ли не единственное, что не позволяло ей погрузиться в омут меланхолии с головой. Клара не могла ее потерять, но матери подобного было не объяснить.
— Когда тебя ждать?
— Когда вернется последняя ворона.
— Я не знаю, когда это! — возмутилась София. — Мне нет дела до глупых птиц. Ты вообще способна говорить нормально?
— Так же нормально, как ты поговорила с бедным мальчиком? — гневно воскликнула Клара. — Просто иди спать, мама!
Дочь едва сдержалась, чтобы от злости не опрокинуть вешалку, и заставила себя успокоиться. Сейчас ей нельзя злиться! Нужно оставаться хладнокровной — ее замысел требует осмотрительности и рассудительности…
Шумно протопав через прихожую, она распахнула дверь, а затем громко ее захлопнула. И застыла, прислушиваясь.
Поначалу в доме ничего не происходило, но вскоре сверху раздалось шарканье тапочек по дощатому полу, а за ним — скрип кровати. Мама поверила в то, что Клара ушла, и теперь должна была сделать то, что пыталась от нее утаить.
Люди, которые что-либо скрывают от других, обычно ведут себя очень предусмотрительно. Они продумывают каждый свой шаг, выжидают, готовятся, и тогда все проходит гладко — как и задумано. Но все предугадать и просчитать попросту невозможно, и даже самый тщательно хранимый секрет может быть однажды случайно раскрыт из-за какого-нибудь непредвиденного обстоятельства…
К примеру, откуда София Кроу могла знать, что за пару дней до начала каникул школьный учитель ботаники мистер Кидвуд заболеет, а Клара вместо его урока проведет свой — и из-за этого вернется домой на два часа раньше? Или с чего бы ей думать, что Клара вдруг не станет, как обычно, с порога с ней здороваться и кричать на полдома, поскольку будет так измотана, что ее сил едва хватит на то, чтобы доползти до стула в прихожей и уткнуть лицо в усталые ладони?
Если бы госпожа Кроу все это знала, она непременно завершила бы свои тайные дела пораньше или вовсе перенесла бы их на другой раз. Но она не знала. Поэтому даже не подумала о том, чтобы понизить голос или попросить своего собеседника сделать то же самое.
Когда до Клары донеслись голоса из комнаты матери, сперва она подумала: послышалось. А затем с изумлением поняла, что мама действительно с кем-то беседует, причем на весьма повышенных тонах.
Изумление ее было понятным: их никто не навещал. Даже по выходным или праздникам. Никогда. Если не считать судебных исполнителей, которые за долги забрали всю приличную мебель, за последние годы порог их дома не переступил ни один посторонний человек. Мать ни с кем не состояла в переписке, поскольку ненавидела весь окружающий мир и проживающих в нем людей. То, что она с кем-то общалась наверху, было чем-то исключительно невероятным.
В первое мгновение Клара — вот наивная-то! — подумала, что кто-то влез в дом. Но тут же осекла себя: кому в здравом уме могло прийти в голову забраться в Гаррет-Кроу? Нет, мама сама впустила этого человека. Но почему? И кто он такой?
