а теперь хочет заставить поверить, что это и есть пресловутый «дядя». Нет, во второй раз я не попадусь.
В самом деле, здесь нет никакой связи ни с историей, которую он выслушал из уст Николина, ни с расследованием по поводу взрыва в загородном доме, проводившимся двадцать два года назад.
Очередной обман.
Этот «Родольфо» мог быть кем угодно, и даже, наверное, не знал, что некто воспользовался его лицом и его данными, желая подкрепить фактами ложь повзрослевшего ребенка-убийцы.
Джербер собирался уже закрыть папку, но его одолело любопытство: хотелось посмотреть, что там, на последней странице, какую партнершу предложило этому клиенту брачное агентство. Он быстро пролистнул странички, и перед ним предстал второй поляроидный снимок рыжеволосой женщины. Она тоже показывала себя во всей красе, желая заполучить мужа. В том же самом баре, с кружкой пива в руке, одетая в белую майку, подчеркивающую формы. Фотографию сделали на секунду раньше, или на секунду позже той, которую Джербер порвал на клочки и выбросил, потому что на этом снимке женщина не поднимала кружку, а держала ее в опущенной руке.
Вы верите в дьявола, доктор? – молвил сказочник голосом Нико во время одного из сеансов. Верите вы или нет, но существуют только две фотографии демона. Эта – одна из двух… Настоящее имя вам ничего не скажет. Но когда дьявол принимает обличье этой женщины, ты должен называть ее «мама».
Вот она, вторая фотография демона, первым делом подумал Пьетро, едва бросив взгляд на снимок, обнаруженный в папке.
Но на этот раз лицо женщины не было сожжено.
Сердце психолога на мгновение остановилось. Вторая мысль промелькнула в мозгу: ребенок из девяносто девятого года не врал – вот оно, доказательство. И третья: рыжая воплотила в жизнь свое стремление к материнству, хотя ей пришлось прождать много лет, прежде чем она смогла заполучить ребеночка только для себя. Четвертая мысль уложилась в одно слово:
Мамаи.
У Мирбаны Шульеты Лачи, по прозвищу Мира, волосы были теперь седые и стриженые, но когда-то она была рыжей. Орк говорил сказочнику-ребенку, что она бесплодна, но хочет завести семью.
Проблемы с нижним этажом, с яичниками и всем прочим.
Дядя заверил А. Д. В., что со временем тот привыкнет к новым родителям, позабудет о настоящих, ведь они уехали и оставили мальчика одного с чужаком. И что женщина, которая вот-вот приедет и поселится с ними в деревенском доме, готова подарить ему всю любовь, какая требуется ребенку в его возрасте.
Можешь уже называть ее мамой.
Джербер задавался вопросом, почему сказочник ждал двадцать два года, чтобы отомстить. Теперь он нашел ответ. Все это время он искал рыжую с поляроидного снимка.
И наконец нашел.
Судьба, которой избежал таинственный гипнотизер в возрасте двенадцати лет, постигла Николина. Или как там его звали изначально, напомнил себе психолог. Нет даже уверенности в том, что он албанец, как женщина, называющая себя его матерью. Напротив, есть вероятность, что он португалец. Но во власти аффективного подчинения мальчик забыл, кто он и откуда: свои истинные корни, настоящую идентичность. Только во сне всплыл след того существования, из которого его вырвали силой.
– Мамаи, – повторил Джербер, осознавая, что сам, своими усилиями способствовал тому, чтобы ребенок вернулся к похитительнице. Точно так же поступил лесничий со сказочником, когда тот пытался спастись бегством: вернул его орку.
Никто не хочет верить тому, что говорят дети.
Восемь месяцев назад сказочник похитил мальчика не затем, чтобы тот рассказал мне его историю. Он это сделал, чтобы я смог спасти ребенка, подумал Пьетро Джербер, уяснив себе наконец весь замысел. И мать он забрал, чтобы наказать ее по заслугам, но мы ее отпустили. Не заметили, что в маленькой семье, которую постигло несчастье, хранится страшная тайна. Никто не догадался: ни суд по делам несовершеннолетних, ни социальные службы, ни карабинеры. Я тоже не понял. А сказочник – да.
Для всех эти двое – несчастные бродяжки, живущие одним днем. Но в свете истины на глазах у всех совершалось ужасное преступление. И повторялось каждый день, год за годом.
Джербер вскочил с холодного пола. Может, еще есть способ исправить ошибку.
54
Владелица конюшни говорила, что социальные службы устроили мать и сына в Луко. Джербер выжимал из «дефендера» предельную скорость, чтобы поскорей добраться до района Муджелло.
Доехав до места, тут же бросился искать бар, где Мире нашли работу. Сколько может быть баров в таком маленьком городке? Пьетро спросил у прохожего, не знает ли он албанку, тот вспомнил ее и указал заведение в конце главной улицы.
Прибыв туда, Джербер наткнулся на опущенную рольставню и объявление о том, что в этот день недели бар не работает.
Но владелица конюшни говорила, что мать с сыном живут над баром, вспомнил он. И обогнул трехэтажный домишко в поисках входа. Нашел небольшую дверцу. На домофоне ничье имя не значилось, но он все равно нажал на кнопку и долго звонил.
Ему никто не открыл.
Одержимый настоятельной, может быть, даже безумной необходимостью выяснить все до конца, Пьетро Джербер забарабанил в дверь. На улице не было ни души, и тогда он решил вышибить дверь пинками.
После пары попыток дверь поддалась, распахнулась на лестничный пролет.
Психолог побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки и истошно крича:
– Нико! Нико! Где ты?!
Только эхо отвечало ему, а наверху перед Джербером предстало удручающее зрелище: кухонные табуретки валяются на полу или сдвинуты в угол, к столу, где громоздятся бутылки и грязные тарелки. Из открытого, отключенного холодильника пахнет плесенью, несмотря на то что он пустой. Конфорки заросли грязью, из крана в раковину сочится вода. Он прошел в следующую комнату, гостиную, где вытертый диван стоял перед телевизором с покрытым пылью экраном. В туалете без окон журчал неисправный унитаз. Наконец, в спальне – шкаф, где остались одни только разнородные плечики. И две железные кровати с голыми матрасами.
Они уехали, только сейчас дошло до Пьетро; пришлось смириться с очевидным фактом. Хотя вернее было сказать – это он не успел их остановить.
Джербер прислонился к стене, голова у него кружилась. Он сполз на пол. Какое-то время сидел неподвижно, стараясь отдышаться. Ему явился синьор Б. Пьетро обвинял отца в том, что отец не поверил в версию событий, представленную мальчиком двадцать два года назад. Не оказал помощь, а, наоборот, заставил всю жизнь страдать от последствий того, что с ним приключилось и в чем не было его вины.
Но я поступил еще
