Ларошельцы не сдавались. В марте они выбрали своим мэром и главнокомандующим Жана Гитона – бывалого моряка, адмирала ларошельского флота. Собрав городскую знать в Ратуше, он показал всем длинный и острый кинжал и заявил, что пронзит им любого, кто заговорит о сдаче, и велел убить им себя самого, если он хотя бы заикнется о капитуляции. Агенты отца Жозефа устроили несколько покушений на Гитона, но ему удалось избежать их. Попытка Луи де Марильяка проникнуть в город через сточные канавы также окончилась неудачей.
В мае к Ла-Рошели подошла английская флотилия из 53 кораблей под командованием лорда Денбига. Развернувшись бортами к дамбе, англичане попытались разрушить ее из пушек, но французские батареи вели ответный огонь.
Прибытие англичан возродило надежды осажденных и наполнило тревогой сердца осаждавших. Пока Людовик лично руководил пушкарями, обучая их более точной стрельбе, Ришелье тайком подослал к Денбигу своих агентов, предложив золото в обмен на невмешательство. Неизвестно, какой аргумент оказался более убедительным, но вместе они возымели свое действие: через неделю, не дав боя и не доставив провизию ларошельцам, флотилия распустила паруса и растаяла в предрассветном тумане.
Лето 1628 года выдалось очень жарким, засушливым. Возле бочек водовозов стояли длинные очереди из королевских солдат, набиравших воду прямо в шляпы. Когда ветер дул с берега, то доносил сладковатый трупный запах из осажденного города: жители Ла-Рошели умирали от голода. Уже несколько недель они питались только водорослями и ракушками; мать и сестра герцога де Рогана, одного из вождей гугенотов, страдали так же, как все. Жан Гитон каждый день выходил на улицу, чтобы поддержать дух защитников крепости.
Людовик неоднократно посылал к городу парламентеров с предложением сдаться, однако ворота оставались заперты. В Ла-Рошели ждали англичан. 23 августа герцог Бекингем прибыл в Портсмут, где готовилась к отплытию очередная эскадра, но был убит лейтенантом Фелтоном. Вместо него отправили адмирала Линдсея.
Встав на рейде близ Ла-Рошели, он послал к французскому королю парламентеров, предложил закончить дело миром и попросил о снисхождении к защитникам Ла-Рошели. Людовик сказал, что осада Ла-Рошели – внутреннее дело Франции и англичан оно не касается. Через два дня английская эскадра скрылась за горизонтом. Ларошельцы, встречавшие ее колокольным звоном, теперь провожали ее понурыми взглядами. Выбора не оставалось: город послал депутацию к французскому королю. Кардинал поставил ультиматум: только безоговорочная капитуляция в обмен на прощение.
29 октября 1628 года, более чем через год после начала осады, Ришелье торжественно въехал в Ла-Ро-шель, восседая на коне, в сутане поверх доспехов. По краям пустынных улиц лежали ссохшиеся трупы, сквозь булыжники мостовой пробивалась трава. Через два дня в город вступил сам король. Ришелье отслужил мессу в соборе Святой Маргариты: Людовик распорядился восстановить в Ла-Рошели отправление католического культа.
Сдача Ла-Рошели не сопровождалась грабежами и насилием: это заслуга отца Жозефа и его капуцинов, проводивших «воспитательную работу» среди королевских войск. Король приказал доставить хлеб для населения города (Ришелье считал, что милосердие – не менее действенный инструмент власти, чем устрашение). Никто из защитников города не был предан суду или наказан. Только Жана Гитона и пятерых самых непримиримых членов муниципалитета выслали за пределы города, разрешив им, однако, время от времени туда приезжать. В 16 36 году Гитон станет офицером королевского флота и не раз отличится в сражениях с испанцами.
Король ликвидировал прежние органы городского самоуправления; все городские укрепления со стороны суши были разрушены, все замки и укрепления вблизи города – срыты. Ришелье занялся реконструкцией порта.
Падение Ла-Рошели стало началом конца организованных выступлений гугенотов. Большинство из них, как бывший мэр Гитон, решили, что «лучше иметь своим государем короля, который сумел взять Ла-Рошель, чем того, кто не сумел ее отстоять». Но герцог де Роган продолжал сопротивляться: 3 мая 1629 года он заключил договор с Испанией, обещавшей мятежникам военную помощь. Католическая Испания оказывает помощь протестантам! Нарушение ею мирного договора было вызвано военной операцией Франции в Северной Италии (Людовик XIII поддержал герцога де Невера, претендовавшего на Мантуанский престол, против герцога Савойского). Мятеж в Лангедоке, как в свое время в Ла-Рошели, вышел за рамки внутреннего конфликта, и король принял самые решительные меры. Он оставил Ришелье в Италии, а сам с основными силами совершил бросок на юг. В полтора месяца с мятежом было покончено: король захватил Прива, а через две недели – считавшийся неприступным Але. Теперь уже армия получила полную свободу грабить имущество мятежников. Роган запросил о мире, и для переговоров срочно вызвали Ришелье. Мирное соглашение было подписано 28 июня 1629 года, но уже не включало политических уступок. Всем офицерам-гугенотам, пожелавшим перейти на королевскую службу, была предоставлена такая возможность без принуждения сменить веру. Среди таких офицеров был и сам Роган, впоследствии не раз отличившийся на полях сражений Тридцатилетней войны. Летом 1635 года он успешно оборонял Вальтелину отбиваясь от испанцев на юге и австрийцев на северо-востоке. Испанский генерал направил к нему французского дворянина с предложением перейти на его сторону. Герцог велел повесить изменника на виду у всех – французов и испанцев.
Ущерб, понесенный гугенотами за время военных действий, возмещать никто не собирался, да никому и не пришло в голову об этом просить. Крестьянам даровали прощение, а Анри де Рогану – еще и сто тысяч экю «на восстановление имущества».
20 августа Ришелье торжественно въехал в Монтобан – последнюю цитадель протестантизма – и отрапортовал королю: «Теперь с полным убеждением можно сказать, что источники ереси и бунта иссякли.. Все склоняются перед Вашим именем». Дальнейшие события подтвердили его правоту: ни граф де Суассон, ни маркиз де Сен-Map, пытавшиеся вновь взбунтовать гугенотов, чтобы покончить с властью кардинала, успеха не добились.
Впоследствии кардинал писал в своих «Мемуарах»: «С тех пор религиозные различия никогда не мешали мне оказывать всевозможные добрые услуги гугенотам, я различал французов только по степени их верности».
6. Армия и флот
Армия: воровство, беспорядок, некомпетентность. – Перевооружение по шведскому образцу. – Аркебуз, мушкет и штык – Конница. – Артиллерия. – Флот: галеры и бригантины. – Пираты. – Адмирал Ришелье. – Война: тотальная мобилизация. – Через поражения к победам
«Нет другого народа в мире, столь мало способного к войне, как наш. Легкомыслие и нетерпение, которые он проявляет в малейших трудах, суть два принципа, кои, к моему великому сожалению, лишь подтверждают это предположение, – писал Ришелье в своем „Политическом завещании“. – Упорство в труде и невзгодах – качества, необходимые на войне, – встречаются среди французов крайне редко».
Французы, почти сплошь крестьяне, действительно, не имели склонности воевать. Для этого нужно быть легким на подъем авантюристом, а не земледельцем-домоседом. Но если враг грозил его дому, крестьянин брался за оружие.
В мирное время ядро королевской армии составляли швейцарские наемники, гвардейские подразделения, несколько старых полков и крепостные гарнизоны. Ни о каком «патриотизме» не было и речи: в армии служили люди разных национальностей, вероисповеданий и социальных кругов. В те времена армия была отдельным обществом, главным правилом которого было жить по своим законам и за счет гражданских.
Король продавал капитанские и полковничьи чины. Перед очередной военной кампанией монарх вручал офицерам, назначенным на командные посты, предписания, наделявшие их правом вербовать солдат для пополнения вверенных им подразделений – рот и полков. На эти цели каждому офицеру выдавали определенную сумму денег, которую полагалось потратить на вербовку, экипировку и выплату жалованья в течение года, в несколько приемов. Контроля за расходованием этих средств не было, чем офицеры бессовестно пользовались. Они записывали в роты и полки «мертвые души», получая от короля больше денег, чем тратили в действительности. Во время смотров (деньги выдавали только по «предъявлении» рекрутов) капитаны пополняли ряды солдат «статистами». Дезертирство было им только на руку, позволяя присваивать жалованье. А дезертирство принимало повальный характер, тем более что капитаны зачастую не знали своих солдат в лицо, а у тех вместо имен были только прозвища. Предписания выдавались и губернаторам провинций; могло случиться, что мятежник, переметнувшийся на сторону врага, еще и получит деньги из казны на свое вооружение.
