Один водитель даже вышел и пнул зверя в бок. Лемми страшно возмутился, вот только олень даже не пошевелился, а мужчина ушиб ногу.
– Чертов Совет, – пробурчал водитель, сердито глянув на Лемми, и заковылял назад к машине. – Их же сюда пускать не положено.
Этому автомобилю (и всем прочим за ним) пришлось съехать на обочину, чтобы обогнуть спящее животное.
«Кого «их»? – удивился Лемми. – Кого Совету не положено сюда пускать?»
Минут через пять олень проснулся и по собственной воле освободил проезд.
В другой раз он прошел в дверь небольшого домика в ряду других таких же – и не в открытую дверь, а прямо сквозь блестящую голубую поверхность закрытой, точно она была из тумана или дыма. Зрелище было необъяснимым и пугающим, но время от времени в Лондоне такое случалось (однажды, когда Лемми был маленьким, они с мамой гуляли по улице и вдруг целый кусок мостовой перед ними просто исчез, будто кто-то переключил каналы телевизора. Несколько секунд спустя он вернулся на место, ничуть не изменившись). Лемми подождал, и через несколько минут из двери появились рога, голова и шея зверя – выглядели они, как чучело на стене. Потом вынырнуло все остальное, и олень преспокойно потрусил по улице. А голубая дверь открылась, и на пороге показалась растерянная супружеская чета, которая еще долго стояла и смотрела вслед зверю.
Они все брели и брели по лондонским улочкам. Но когда начали сгущаться сумерки и зажглись фонари, олень решительно свернул на север. Словно закончил работу на сегодня, подумал Лемми, и теперь отправляется домой. Олень больше не останавливался пощипать травку и ни разу не повернул назад. Он бежал бодрой трусцой, иногда переходил в галоп. Он спешил мимо сотен домов, где семьи устраивались провести уютный вечерок перед телевизором. Несколько раз Лемми казалось, что он уже упустил цель, когда олень убегал вперед и исчезал из виду. Но только мальчик собирался сдаться, как снова видел зверя в отдалении: призрачное пятнышко в свете фонарей. Поэтому он все шел и шел, хотя теперь уже оказался в незнакомой части города.
А потом вдруг олень подошел к последнему дому в Лондоне – и город кончился.
Лемми, разумеется, знал, что Лондон небезграничен. Он знал, что за городом есть и другие места: иначе для чего же вокзалы с порталами, пройдя через которые, можно посетить Нью-Йорк или Флориду,
Небеса или Космос? Но ему никогда не приходило в голову, что существует предел, за которым город просто иссякает.
Длинной дугой с востока на запад впереди пролегла вереница оранжевых фонарей, тянувшаяся вверх-вниз по холмам, и на каждом пятом столбе висела табличка Совета:
ПЕРИМЕТР ГОРОДСКОГО КОНСЕНСУСНОГО ПОЛЯ.
К северу, за фонарями и вывесками, оранжевый отблеск ложился еще на несколько ярдов, но потом обрывался. За ним – пустота: ни земли, ни предметов, ни пространства, только тусклое свечение, как у статики на пустом телеканале.
Лемми редко ходил в школу и едва умел читать – во всяком случае, предпочитал игнорировать официальные надписи. Но гораздо важнее в тот момент было то, что белый олень уже потрусил под фонари и в пустое свечение за ними. Честь дот.лэндца велела не останавливаться. Пусть Лемми понятия не имеет, что такое «периметр» (не говоря уже про «консенсусное поле»), пусть это означает, что придется шагнуть в неведомое, он не мог остановиться, как не мог не пойти «на слабо» в Грейтаун или не бросить ругательство «жутик» прямо в надменное, с пугающе высоким разрешением лицо мистеру Говарду.
Но почти сразу же он замер, и вовсе не потому, что передумал, а потому, что выбора другого не оставалось. Он сделал шаг и застыл: некуда было поставить ногу. Снова появились слова, которые он видел на табличке, но на сей раз они сияющей зеленью заморгали прямо перед его носом:
ПЕРИМЕТР ПОЛЯ!
ПЕРИМЕТР ПОЛЯ!
ПЕРИМЕТР ПОЛЯ!
Оставалось лишь стоять и смотреть, как белый олень трусит по своим неведомым делам.
В оранжевом отблеске фонарей зверь оглянулся и посмотрел на мальчика. И вот теперь – как это ни странно – вид у него стал определенно встревоженным. «Неужели он наконец заметил мое существование? – удивился Лемми. – И если да, то почему теперь? Ведь я несколько раз касался зверя, и это его ни чуточки волновало. Почему сейчас, если раньше он преспокойно лежал посреди шоссе и давал себя пинать?»
Но сейчас испуганное животное удалялось огромными прыжками.
И когда пересекло границу оранжевого свечения, исчезло в мерцающей пустоте статики.
– Мне очень жаль. Ты наблюдал за ним, верно? – спросил женский голос. – Боюсь, это я его спугнула.
Лемми оглянулся. Говорившая была высокой и исключительно безобразной. Такого старого человека он никогда в жизни не видел, зато разрешение у нее было самое высокое – виднелись даже самые мелкие морщинки на коже. Мальчик заметил помаду, размазавшуюся в уголках губ, и грубые волокна на ее некрасивом зеленом платье.
— Да, я за ним следил. Мне хотелось знать, куда он направляется. Я за ним с другого конца Лондона пришел.
— Извини.
Лемми пожал плечами.
– Он все равно, наверное, убежал бы. Он же за фонари направлялся. – Мальчик указал взглядом на пустоту в отдалении. – Я одного не понимаю, что там вообще есть и почему олень просто исчез?
Женщина достала из кармана странную штуковину из двух плоских стеклянных дисков, вставленных в проволочную рамку. Две загогулины на длинных проволочках она заправила себе за уши, потом опустила штуковину на нос и всмотрелась сквозь нее.
– Нет, он не исчез. Он еще там. Смотри, сразу за забором! Лемми пожал плечами.
– Наблюдай вон за той большой дырой! Наверное, через нее он сюда и попал.
— Ничего я не вижу, – сказал Лемми.
— Смотри сразу за ограждение. Вон перед деревьями.
— Нет там никакого ограждения. И деревьев тоже.
– Господи, что я говорю! – воскликнула старуха. – Извини, я просто не подумала. Деревья ведь за консенсусным полем, верно? Поэтому, разумеется, ты их не видишь.
Лемми снова поднял на нее глаза. При своем безобразии она вела себя, как знаменитая актриса или телеведущая. У кого еще бывает такая уверенность в себе и хорошо поставленный голос?
— А как вышло, что вы их видите? И почему зверь может туда попасть, а я нет?
— Это олень, – мягко сказала старуха. – Олень-самец. Он способен туда пройти, а ты нет, потому что он физическое существо, а ты консенсусное. Ты можешь видеть, слышать и трогать только то, что существует в консенсусном поле.
– Я так и знал, что он просто физический, – бросил Лемми.
– Просто физический?! Ты говоришь это так пренебрежительно, а ведь все мы когда-то были физическими.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
