Немного успокоившись, Гена принялся оценивать причиненный столкновением ущерб; я вышел наружу и присоединился к осмотру. Результаты аварии оказались плачевными для нас: перед престарелого «Опеля» разбился полностью и все фары высыпались на асфальт. Сам по себе удар получился несильным, но у нашего видавшего виды авто перед наполовину состоял из шпаклевки, грунтовки и проволочек, скрепляющих отдельные его части. Естественно, всей этой хлипкой конструкции многого не требовалось. «Пятерка» же, оснащенная фаркопом, особо не пострадала, – так, небольшая вмятина и пара царапин.
– Твой чувак, однако, расстроится, – заметил я.
– Да пошел он на хер со своими тормозами, колом встающими! – зло выговорил Гена. – Чудо, что мы вообще до сюда доехали на таком говне. Этой тачке уже лет сто как на свалке валяться надо. Пусть не подсовывает всякую хуйню!
Я не стал комментировать Генин стиль вождения. В данной ситуации были виноваты все кто угодно: водитель «Жигулей», хвостатый парень, но только не Гена. Я решил сразу же перейти к делу:
– Слушай, ну надо как-то разруливать мирно. Нам тут менты и мордобой совсем ни к чему. Давай-ка я поговорю с дедом, а ты отдохни в сторонке. Ну или в машине посиди.
На удивление послушно Гена поплелся к раненному «Опелю», бросив напоследок:
– Пусть только залупаться начнет…
Тем временем, водитель пятёрки, возраст которого идентифицировался как район семидесяти, уже вылез из своего сокровища и осматривал повреждения. Нагибаясь к бамперу, он издавал неприятное кряхтение и тяжело дышал.
– Ну што вы, молодые, што носитесь… што? – Он еще и шепелявил, половину слов было не разобрать. Более того, как и все люди с неприятным запахом изо рта, он любил много говорить придвинувшись к вам вплотную.
Я брезгливо воротил нос, размышляя о том, как бы поскорее закончить этот, столь неприятный диалог.
– Вот видишь, что же ты так резко тормозишь-то, – начал я, – нельзя же так резко…
– А диштансию для чего держать надо? – воскликнул старый пердун и углубился в рассуждения о том, что с места надо трогаться плавно, а не рвать, как сумасшедшие, что надо держать дистанцию и что мы, молодые, ничего не видим и носимся как угорелые, а в результате две машины побитые: наша и, главное, его ласточка.
Разговор ходил по кругу: «дистанция», «молодежь», «нельзя», «вот раньше», «дистанция»… И перед началом очередного круга он разводил руками: «Ну как же так!»
– Не, ну мы, конечно виноваты… – вставил я, думая задобрить деда.
– А ка… а как же! – аж захлебываясь проговорил он. – Кунешно, виноваты. А как ты думал?!
И опять начал про дистанцию. Я уже пожалел, что Гена так и не набил ему морду в первом благородном порыве.
– Да-а-а, – протянул я. – Слушай, отец, ну раз уж так вышло, давай мы тебе компенсируем. А то мы, действительно, торопимся. А вызывать кого-то – это долго будет.
– Торопитесь все… Куда торопитесь? Молодые, куда вы все время торопитесь? Аккуратно же надо, – начал дед, грозя вернуться к своей любимой теме про дистанцию. Я его оборвал:
– Да у тебя там царапина, ерунда, в основном-то мы пострадали…
– Как ерунда? – преисполненный праведного гнева дед придвинулся ко мне, дыша смрадом. – Какая царапина?! Посмотри: бампер помялся, хороший бампер был, где я тебе такой возьму? Щас же все из пластмассы делают, вон у вас: чуть задел – и вдребезги. А здесь? Это ж надо выравнивать, красить… Знаешь, какие щас цены в сервисах?
Он непереставая гладил грязным пальцем царапины и вмятины на бампере.
– Ну сколько? Давай мы заплатим, – лихо предложил я, вспомнив, однако, что у меня, всего лишь, сорок евро с собой.
– А как я тебе скажу, сколько? – надул щеки дед. – Тут жеж смотреть надо. Удар пришелся под низ, под фаркоп, а если там вся геометрия пошла?
– Какая, блядь, геометрия?! – это, не выдержав, заорал Гена. – А алгебра у тебя не пошла?! Что, умных слов набрался, пифагор хренов?! Бери двадцатку и разъехались. Геометрия у него пошла…
– А штош ты тут сделаешь на двадцатку-то? – развел руками дед. – Тут, я не знаю, может, сто, а может двести…
– Да все твое корыто двести не стоит! – выпалил Гена.
– Послушай, – заговорщицким тоном предложил я, – у меня всего сорок евриков с собой есть. Может как-то уложимся? Ну, чтоб побыстрее было.
– Сорок! – это смешно! – он снова принялся осматривать свою машину, а я извлек из кошелька две двадцатки и покрутил их перед носом у нашего несговорчивого деда.
Увидев живые деньги, дедуля засуетился. Но он боялся продешевить.
– Ну, я не знаю даже…
Повисла пауза.
– Ну, ты берешь сорок евро? – закричал Гена, по-прежнему стоя возле нашей машины.
– Мало, – подумав, ответил дед.
– Ну смотри, мы ведь тебе предлагали, – сказал Гена.
И прыгнул за руль Опеля.
Далее произошло нечто невероятное. Гена завел Опель (и Опель завелся!), сдал назад несколько метров и со всей дури протаранил пятёрку снова. На этот раз удар получился гораздо сильнее, и недобитые Жигули вылетели на круг, прямо под нос проезжающей фуре Скания. Скания, без лишних эмоций, снесла перед самой прекрасной на свете машине, списав её, практически, на шрот. Я обалдел от происходящего, не говоря уже о нашем деде, который, схватившись за голову, побежал осматривать останки пятёрки. Гена же, пропустив Сканию, ловко вырулил на круг и скрылся, как говорится, с места происшествия. Скания, проехав метров тридцать, со скрежетом остановилась.
– Знаете, – произнес я, ни к кому особо не обращаясь, – наверное, я пойду. Мое дальнейшее присутствие здесь совершенно излишне. Конспирация, как говорится…
И засунув руки в карманы, я быстро зашагал по Садовой в сторону спальных микрорайонов. Как и предполагалось, дед, убитый горем, не заметил моего ухода.
Глава 20
Куш дня
В туалет вошел какой-то человек, направился к писсуарам. Топ-лузер сделал вид, что просто дышит свежим воздухом.
– Что, плохо? – спросил вошедший.
– Очень плохо, – честно ответил Топ-лузер.
В дверях появились еще двое жаждущих облегчения. Неудавшемуся самоубийце ничего не оставалось, кроме как направиться к выходу.
«Надо выпить еще. Много выпить…» – решил он.
Когда Топ-лузер выходил из туалета, у него в голове крутилась только одна незаконченная мысль: «Если я не смогу выйти в окно, то… то…». Он посмотрел налево – там находился ресторан, посмотрел направо – там заманчиво раскрылись двери лифта. Рядом не было никого: ни посетителей, ни охранников. И Топ-лузер, в три длинных прыжка стремительно влетел в лифт.
«Если я не смогу выйти в окно, то… то я выйду в дверь!» – нашел он наконец ответ и радостно нажал кнопку лобби. Ему вдруг стало так легко от того, что не надо прыгать в окно, не надо платить по счету и не надо больше наблюдать жадную физиономию Валдиса. Осталось избавиться от мобильного телефона, дабы его никто больше не беспокоил, и все! Топ-лузер вынул мобильник и с раздражением увидел, что тот содержит два неотвеченных звонка.
– Блядь! Кто это? – воскликнул он. – Кому я еще должен? А?
Оба звонка были от Вольдемара.
– Ну а этому опездолу, что от меня надо?
Топ-лузер машинально отзвонил, хотя вроде и не собирался – он уже плохо контролировал свои действия.
«Руки-ноги, что вы делаете?»
Вольдемар долго не поднимал трубку и звонок казался бесперспективным. Можно было сбросить вызов, но Топ-лузер все-таки дождался соединения. Голоса Вольдемара, однако, в трубке не присутствовало, а присутствовал шумовой фон многолюдного места. В конце концов, некто очень пьяный на том конце провода произнес: «Алле».
– Вольдемар?
– Чувак?
– Как чувствуешь себя?
– Да чувствую себя несколько пьяным, сижу в одиночестве в казино, думал позвать тебя.
– Вольдемар, тебе известно о том, что ты опездол?! Сколько раз я просил тебя не играть в казино? Ну послушай ты совета старого лузера!
– Да я так… чисто чуть-чуть. Приходи, выпьем.
– В каком ты казино?
– В «Вуду», в гостинице «Рэдиссон»…
– Как?! – заорал Топ-лузер. – И ты в гостинице «Рэдиссон»? Это что сегодня, сборный пункт всех лузеров?
– А кто еще в гостинице «Рэдиссон»? – не сразу врубился Вольдемар.
– Я! Я в гостинице «Рэдиссон». Самый главный опездол нашего города, тоже нахожусь здесь. «Топ-лузер», как я записан у Виктора в телефоне. Я был наверху в ресторане, а сейчас спустился вниз в вестибюль. Я направляюсь к тебе.
Вольдемар долгое время бессмысленно гонял по столу рулетки несколько фишек номиналом в пять евро, то выигрывая, то проигрывая; чаще, впрочем, проигрывая. Это нудное занятие он обильно заливал бесплатными дринками, которые казино предоставляло играющим и закуривал бесплатными сигаретами. Вольдемар упорно ставил на красное и четное, ведя статистику выигрышных номеров, на основе которой, и строил свои экстраполяции. Впрочем, делать это оказалось, достаточно сложно, – сегодня выпадавшие номера плохо поддавались какому-либо прогнозированию: то тринадцать раз подряд выпадало черное, то пять раз подряд – нечетное, и все это безобразие периодически разбавлялось «зеро». В результате такого разброда из разменянных шестидесяти евро у Вольдемара оставалось лишь три фишки по пять евро. Решив быть предельно осторожным, он прекратил делать ставки и с хитрым прищуром следил за числами на табло, показывающем последние выигрышные номера. Светящиеся цифры уже расплывались в глазах Вольдемара красно-зеленым облаком, так как обильные бесплатные дринки, которые официантка называла «коньяком», как-то совсем неделикатно забирали мозг системного администратора. Все грозило закончиться предсказуемо уныло, не появись на сцене наш главный персонаж.