Ник и Тори снова въехали в густой лес, под кроны высоких мамонтовых деревьев, где было темно и прохладно. Безмолвная торжественность обстановки напоминала атмосферу храма. Над головами щебетали птицы, ветер слегка раскачивал верхние ветви. Копыта тихо опускались на многолетний слой листьев, от которых пахло плесенью.
Ник ехал по узкой тропе впереди Тори, сливаясь в единое целое с длинноногим черным конем. Он не пользовался безжалостными шпорами, которые носили многие испанцы и калифорнийцы, а направлял животное коленями. Кинкейд казался индейцем, с детства привыкшим к седлу. Тори мысленно видела, как он, обхватив ногами лошадь, скачет с развевающимися черными волосами по техасской равнине.
Амулет, который она заметила раньше, тускло блестел на шее Ника. Девушка спросила его об этой вещице, не рассчитывая, что он ответит ей, но Кинкейд сделал это. Она не удивилась, услышав, что он, еще будучи непокорным подростком, жил какое-то время среди команчей.
— Мой отец воспитывал во мне чувство ответственности, — Ник скривил губы, посмеиваясь над самим собой, — и я решил пожить с моим другом-индейцем на равнине, где, как я думал, никто не будет ограничивать мою свободу и требовать соблюдения каких-то правил.
— Ты действительно насладился обретенной свободой?
Он посмотрел куда-то вдаль. Его взгляд был холодным, отрешенным.
— Я обнаружил, что там существуют совсем другие правила. Иногда они определяют грань между жизнью и смертью. Я вырос там, где жизнь могла быть тяжелой, но на моем столе всегда была пища, я мог не бояться дикой природы и знал, что в случае серьезной опасности меня защитят. Но, пожив среди команчей, я понял, что на свете существует только один неоспоримый факт — человек может лишиться жизни за одно мгновение. Для меня это было важным открытием.
Больше Тори не задавала вопросов. Некоторое время они ехали молча, каждый думал о своем. В последнее время она тоже сделала несколько важных открытий, испытав потрясение и боль, узнав об отце и матери такое, о чем никогда не догадывалась. Единственным человеком, который не удивил ее, был Диего, но, как знать, может, если бы она осталась в Буэна-Висте, он тоже преподнес бы ей какой-нибудь сюрприз.
О, ей так хотелось ясности. После упорядоченной и размеренной жизни ее настоящее казалось таким запутанным. Прежде она надеялась, что все станет на свои места. Но сейчас эмоции были неясными и переменчивыми, она бросалась из одной крайности в другую, ощущая себя былинкой во власти ветра.
Когда они добрались до реки Пескадеро, где им предстояло встретиться с Джилом и Колетт, Кинкейд велел девушке дожидаться его в зарослях ив, а сам отправился на поиски приятеля.
— Но почему я не могу пойти с тобой? — Тори нахмурилась. — Я не хочу оставаться одна.
Ник вздернул бровь, уголок его рта поднялся в насмешливой улыбке, всегда раздражавшей девушку.
— Поскольку ты, похоже, имела дело с огнестрельным оружием, я оставлю тебе револьвер, если с ним ты будешь чувствовать себя уверенней.
— Ты не боишься, что я застрелю тебя? — с легкой обидой в голосе пробормотала Тори, но все же взяла протянутое им оружие и нахмурилась — револьвер оказался увесистым.
— «Кольт-уокер», — сказал Ник и улыбнулся Тори, которая явно удивилась, увидев необычный револьвер. — Это шестизарядная пушка. Возможно, она немного длинновата, но если направить ее в нужную сторону, она отлично сработает.
— Не представляю, как из нее можно стрелять.
— Поверь мне, она знает свое дело. Мне это доподлинно известно. Помнишь мой прерванный визит в Бостон? Вижу, что помнишь. Я ездил туда для изучения патентов на оружие. Прежде чем меня выставили из твоего славного города, я раздобыл необходимую информацию. Когда началась мексиканская война, техасский рейнджер Сэм Уокер отыскал в Нью-Джерси мистера Кольта, и они вместе усовершенствовали существующий револьвер. Такое оружие применялось против мексиканцев, оно действует безупречно.
— Хорошо. Надеюсь, мне не придется пускать его в ход.
— Думаю, да, но все-таки не торопись, рассмотри получше мишень. У меня еще сохранились оставленные тобой царапины, я не хочу получить новую рану.
Она не стала извиняться. Он ведь тоже вел себя в тот вечер не как джентльмен и получил то, что, по ее мнению, заслуживал.
— Если бы ты не напугал меня, я бы тебя не оцарапала.
— О, я говорю не о тех царапинах, дикая кошка.
Его ухмылка была возмутительной. Тори вспыхнула при явном напоминании об их утренней страсти.
— Не нужно быть таким грубым, Ник Кинкейд.
Сидя на коне, он приблизился к девушке, взял ее за подбородок и поцеловал так крепко, что у Тори закружилась голова; она испугалась, что выронит револьвер.
— Оставайся здесь. Это место вряд ли затопит, так что ты будешь здесь в безопасности, а я тем временем проверю обстановку, найду Джила и узнаю, удалось ли ему оторваться от преследователей.
Когда он уехал, все стихло. Тори смотрела на бегущую коричневую воду. Ей казалось, что револьвер тяжелеет в руке с каждой минутой. Она слезла с лошади и села на камень. Яркие лучи солнца слепили глаза. После недавней грозы все казалось невероятно чистым, и только вода по-прежнему оставалась мутной. Ник сказал, что Пескадеро впадает в океан, но в этом месте река напоминала неторопливый ручей.
Было тепло, солнце припекало, дул легкий ветерок, журчание воды убаюкивало Тори.
Сквозь дрему она услышала странный звук, открыла глаза и прищурилась из-за яркого солнца. Ветер пошевелил ветви ив, сорвав с них листья и закрутив в потоке. Сентябрь уже заканчивался. Тори вздрогнула, села и дотронулась до лежащего на ее коленях револьвера, желая ободрить себя.
Внезапно услышав треск, девушка вскочила на ноги и в спешке едва не уронила револьвер. За первым выстрелом последовали другие. Тори стала карабкаться по скалистому берегу к тому месту, где ее лошадь паслась на заливном лугу с густой травой. Девушка поскользнулась, снова обрела равновесие, схватила поводья и заставила животное поднять голову. Густые заросли ив служили надежным укрытием. Тори провела рукой по носу лошади, успокаивая ее, и поспешила в чащу.
Охваченная паникой, она крепко сжимала рукоятку револьвера и проклинала дрожащие пальцы. «Господи, что я здесь делаю?» — испуганно подумала Тори. Ей следовало остаться в Бостоне, в цивилизованном мире, где самая большая опасность заключалась в том, что человек мог попасть под колеса повозки с пивной бочкой… Будь проклят Ник Кинкейд, который покинул ее и носится сейчас бог знает где…
Прогремели новые выстрелы, потом она услышала крики и неистовое гиканье, заставившие ее вздрогнуть. У Тори пересохло во рту, сердце билось так отчаянно, что она слышала, как пульсирует кровь; колени начали подгибаться, и пришлось уцепиться за уздечку лошади, чтобы не упасть.
