громко болтающую и смеющуюся молодежь, а так же более сдержанный взрослый контингент, словно ледокол, Паша протащил девушку в кинотеатр. Внутри просторного холла оказалось еще более оживленно, словно в супермаркете на момент черной пятницы.
Галдящая толпа совсем не вписывалась в образ советской общественности, единство и организованность которой так ярко освещались в СМИ. Впрочем, Павел, пожив в Москве будущего, вполне привык к подобным столпотворениям.
— Ну и что тут у нас? — Притянув к себе морщившуюся от шума девушку, которую то и дело норовились задеть беспардонные прохожие, Паша оглядел стены.
Постеров с фильмами понавесили будь здоров. Однако кажущееся изобилие при внимательном прочтении теряло первоначальный блеск. Многие из кинолент вышли еще два десятилетия назад, и продолжали крутиться на конвейере, что показывало не самое благополучное состояние отечественного кинопроизводства. Но так как развлечений особо нет, пипл хавал.
— Это смотрел… это тоже… а это че за хер… асима-Нагасаки? — Не обращая внимания на вялую борьбу смущенной Кати, стиснутой в медвежьих объятиях, Паша задержал взгляд на провокационном плакате: Девушка с взлохмаченными волосами, в ярко красной рубашке, завязанной над пупком, и большим количеством расстегнутых пуговиц, открывающих глубокое декольте. Более того, она в кожаной мини-юбке, стоит над мертвым мужчиной, у которого в бочине нож. — Маленькая Вера, да?… Вот это я понимаю маркетинг, не то что говенный Мишлен. Я таких Мишленов в каждом бургер-кинге видел.
Глава 73
Не раб!…
Решив, на какую картину они пойдут, и, не обращая внимания на возрастное ограничение, Паша разжал руки.
— Вот, сдай нашу верхнюю одежду в гардероб, а я за билетами. — Передав куртку гневно пыхтящей девушке, Паша носорогом поперся сквозь толпу.
Благодаря ненормальному, особенно для того времени, росту и весу, на пути не осталось препятствий. Люди отскакивали с пути, словно горох от стенки. Даже когда он дошел до середины очереди к кассе, возмутившихся не было. Ну как… люди собирались отчитать наглеца, однако инстинкты в глубине подсознания кричали «Не надо дядя!».
Вдруг Паша почувствовал легкое, почти незаметное сопротивление. Он оглянулся, и увидел вцепившуюся в край кофты Катю. Девушка оттопырилась назад, скользя туфельками по глянцевому керамическому полу, с надутыми щеками.
— Дуболом… веди себя прилично… — С шипением, напоминающим Нагайну, ну или Карину, Катя еще крепче схватилась за нетянущуюся худи.
Было ужасно стыдно из-за гневных взглядов, бросаемых людьми в очереди. Даже для снежной королевы Советское воспитание — не пустой звук.
«И на кой черт только пригласила этого идиота в кино? Он же не умеет себя вести в обществе! Как боров за столом!».
Коря себя всеми мыслимыми и немыслимыми изречениями, девушка продолжила пыхтеть. Но сволочь слишком тяжелый.
— Зачем, по-твоему, машине двигатель в триста лошадиных сил, если сотня вполне удовлетворяет всем требованиям? — Со вздохом остановившись, Паша задал совершенно отвлеченный вопрос.
Сбитая с толку девушка впала в ступор. Ей вообще не хотелось продолжать разговор на глазах у окружающих, однако, сколько бы не тянула, здоровяк не двигался с места.
— Чтобы ездить быстрее?.. — Не уверенная, что вообще есть машины такой мощности, Катя все же ответила. Резкий рывок кофты, И!… Нет… результат все тот же. — Пойдем уже, встанем в конец очереди, как нормальные люди.
Слова девушки привели в чувства граждан из соседних очередей.
Мужчина со спортивной шапкой-ушанкой, увенчанной пушистым колокольчиком, вмешался:
— Молодой человек, встаньте в очер… — Смельчак так и не закончил, поймав мрачный, полный плотоядных намерений, взгляд здоровяка.
На квадратном лице Павла буквально читалось: «Лучше, блядь, закрой рот, пока есть что закрывать».
Влияние титанида на психику становилось все более очевидным, но лекарство так же влияло и на тело. Легковушка, ведущая себя как танк, долго не протянет, но вот танк, ведущий себя соответственно, функционировал более чем эффективно.
— Все верно. Двигатель нужен именно для этого. — Паша пальцами расцепил «крепкую» хватку девушки, целиком объяв маленькие кулачки ладонями. — А зачем автомобилю обтекаемые формы? Антикрыло? Распорки к стаканам кузова, интеркуллер, керамические тормозные диски, турбонаддув, и другие компоненты, позволяющие ездить быстро, с драйвом, несмотря на опасность?
От обилия незнакомых терминов, Катя поплыла. Она итак плохо соображала из-за постыдной ситуации, а тут такие вопросы…
— Понятия не имею. Все это ставят для дураков? — Нервозно оглядываясь на откровенно пялящихся людей, Димченко не оставляла попыток увести бесстыдника подальше. Но кулачки, схваченные им, словно оказались вклеены в горячий янтарь.
— Улучшения необходимы, чтобы получить от вождения больше, чем можно при обычных технических характеристиках автомобиля. — Словно объясняя ребенку, что солнце ночью не гаснет, Паша покровительственно кивал. Затем он отпустил маленькие ручки, и жестом указал на всего себя. — Посмотри на это… Гиперкар среди москвичей и запорожцев. Каждый сантиметр — деталь, подогнанная мастером для высокоскоростных гонок. Сама догадайся, для чего мне такое тело, если жизнь можно прожить будучи… им… Или им.
Кивая в сторону средненьких мужчин и парней из очереди, Паша стер улыбку с лица. В каждом он узнавал самого себя в прошлой жизни. Слабый, непримечательный, никчемный… Просто серая масса.
«Неужели разница между нами всего лишь в титаниде?.. Если бы другой, не я, получил черную карту, что тогда?».
Неожиданно в голову пришла пугающая мысль:
«Стоял бы я в той очереди, бессильно наблюдая за тем, как какой-то здоровяк с красивой девушкой, нарушает все правила? Правила, в рамках которых нули, с непомерно громкими для их положения именами, вроде Павла Сергеевича Коновалова, могут комфортно функционировать? Правила, определяющие людей как чью-то собственность. Как кого-то, кто должен отдать свое имущество, если хозяин поставит одну подпись на одной бумажке, и печать за десять рублей, на другой. Как раба, который обязан передать даже собственных детей другому человеку, или в приют, независимо от их желания. Как бесправную тварь, которую могут загнать на поле бойни, без возможности выбирать. Нас и правда отличает лишь наличие черной карточки?…».
Вспоминая прошлую жизнь, Паша почувствовал тошноту.
В армии отдавал «долг» родине, учась беспрекословно слушаться, и подавлять свое «Я». После нее обязуясь в любой момент времени расстаться с жизнью за чинуш, которым на всех плевать. И при этом, обещая стать преступником, предателем, в случае неповиновения.
Платил налоги, отчеты о которых никогда в жизни не видел. Словно крепостной, платящий оброк. И каждая новая недвижимость властьимущих словно появлялась изниоткуда.
В загсе подписал рабский контракт, который после расторжения привел к утрате половины имущества. Его имущества! И как это было?
