— Мне очень хочется послушать о вашем путешествии к звездам, — громко возвестил Витроу. — Но об этом потом, за столом я лучше расскажу о себе, о своей семье, чтобы вы лучше узнали, кто мы, и почувствовали себя посвободнее.
Витроу набрал полный рот пищи, но продолжал говорить, одновременно пережевывая еду. Родился он на небольшой ферме на юге Виргинии, неподалеку от Норфолка. Отец его был человеком уважаемым, поскольку выращивал свиней, а свиноводство, как это всем известно, кроме, пожалуй, звездолетчиков, весьма почтенное занятие в Ди-Си.
Однако Витроу не был в ладах со свиньями. Ему нравились корабли, поэтому, по окончании начальной школы, он бросил ферму и ушел в Норфолк. Начальная школа, по-видимому, соответствовала второй ступени во времена Черчилля. Из слов Витроу можно было понять, что учение не было обязательным и влетело отцу во внушительную сумму. Большинство людей оставались неграмотными.
Витроу нанялся юнгой на рыбацкое судно. Через несколько лет, накопив достаточно денег, он поступил в навигационное училище в Норфолке. Из историй, рассказанных Витроу об этом училище, Черчилль понял, что компас и секстан все еще употреблялись моряками.
Витроу, хотя и стал моряком, не был посвящен ни в одно из матросских братств. С самой ранней юности он строил далеко идущие планы. Ему было известно, что наиболее могущественным из всех братств в Вашингтоне были Львы. Очень нелегко было вступить в это братство сравнительно небогатому юноше, но тут ему улыбнулось счастье.
— Сама Колумбия взяла меня под свое покровительство, — произнес он и трижды ударил кулаком по столу. — Я не хвастаюсь, Колумбия, просто хочу, чтобы наши гости знали о твоей доброте! Да, я был простым матросом, хотя и закончил Математический колледж в Норфолке. Чтобы получить должность младшего офицера, мне нужен был состоятельный поручитель. И я нашел покровителя! Это случилось, когда я на купеческой бригантине шел в Майами, что во Флориде. Жители Флориды незадолго до этого проиграли крупное сражение и вынуждены были просить мира. Мы оказались первым за десять лет кораблем с грузом из Ди-Си и поэтому рассчитывали, что рейс будет прибыльным. Жителям Флориды должны были понравиться наши товары, даже если не понравятся наши лица. Но в пути на нас напали карельские пираты…
Черчилль было подумал, что карелами зовут сейчас жителей Каролины, но некоторые подробности, упомянутые Витроу, наводили на мысль о том, что они родом из-за океана. Если это и в самом деле так, то Америка не настолько изолирована, как он полагал.
Суда карелов протаранили бригантину, и пираты пошли на абордаж. Последовала жестокая схватка. Витроу спас одного состоятельного пассажира, который иначе был бы рассечен надвое широким карельским мечом. С большим трудом и тяжелыми потерями нападение было отбито. В сражении пали все офицеры, и командование судном принял Витроу. Вместо того, чтобы вернуться, он привел судно в Майами и продал груз с большой выгодой.
С этого-то и началось его быстрое возвышение. Ему доверили судно. Как капитан он получил большие возможности увеличивать свое состояние. Кроме того, человек, чью жизнь он спас, хорошо разбирался в том, что происходит в деловых кругах Вашингтона и Манхэттена, и направлял финансовую деятельность Витроу.
— Я часто бывал у него в гостях, — рассказывал Витроу, разделываясь с очередным, десятым по счету, бокалом вина. — Вот там я и познакомился с Анжеликой. После того, как мы поженились, я стал компаньоном ее отца. И вот теперь можете убедиться сами: я — владелец пятнадцати крупных торговых судов, множества ферм, и гордый отец этих крепких и красивых детей, да продлит Колумбия наше процветание!
— Выпьем за это! — воскликнул Черчилль и осушил десятую по счету чарку. В начале обеда он пытался пить в меру, чтобы сохранить ясный разум. Однако Витроу настоял на том, чтобы гости пили, не отставая от него. Сарвант отказался. Витроу промолчал и больше уже к нему не обращался, только отвечал на те вопросы, которые ему задавал сам Сарвант.
За столом стало очень шумно. Дети тоже пили вино и пиво, даже самый младший шестилетний сын. Теперь они уже не хихикали потихоньку, а хохотали вовсю, особенно когда Витроу отпускал шутки, от которых пришел бы в восторг сам Рабле. Слуги, стоявшие за креслами хозяев, тоже хохотали до слез и держались за бока.
У этих людей, казалось, не было никаких сдерживающих начал. Они громко чавкали и разговаривали с набитыми ртами. Когда отец громко рыгнул, дети попытались превзойти его.
Поначалу от вида Робин, расправлявшейся с едой, как заправская хрюшка, Черчилля буквально замутило. Ему еще яснее стала видна пропасть между ними, гораздо большая, чем просто разница в возрасте. Но после пятой чарки он как-то вдруг утратил отвращение к ее застольным манерам и убедил себя, что отношение этих людей к еде более непосредственно и здорово, чем в его эпоху. Кроме того, застольные манеры сами по себе, по своей внутренней сущности, не могли характеризоваться такими категориями, как хорошие или плохие. Обычаи страны определяли, что допустимо, а что — нет.
Сарвант, казалось был другого мнения. Он становился все более замкнутым и к концу обеда не поднимал глаз от тарелки.
Витроу совсем разбушевался. Когда жена проходила мимо него, чтобы распорядиться по кухне, он сильно, но с любовью похлопал ее по широкому заду, рассмеялся и сказал, что вспомнил ту ночь, когда была зачата Робин, а затем пустился расписывать подробности.
Прямо посреди рассказа Сарвант поднялся и вышел из дома. После его ухода за столом воцарилась тишина.
— Ваш друг заболел? — спросил наконец Витроу.
— Некоторым образом, — ответил Черчилль. — Он вырос в стране, где сексуальные разговоры считаются непристойными… табу.
Витроу удивился.
— Однако… как же такое могло произойти? Что за странный обычай?
— Я полагаю, что и у вас есть свои запретные темы, которые могут показаться столь же странными ему. Извините меня, я должен пойти и выяснить, что он затевает. Я скоро вернусь.
— Передайте ему, чтобы он тоже возвращался. Мне хочется еще разок взглянуть на человека с таким извращенным мышлением.
Выйдя из дома, Черчилль увидел, что Сарвант попал в довольно своеобразное положение. Он забрался почти на половину высоты тотемного столба и тесно к нему прижался, чтобы не упасть. Увидев эту сцену при свете луны, Черчилль стремглав бросился назад, в дом.
— Во дворе львица! Она загнала Сарванта на столб!
— Это Алиса, — пояснил Витроу. — Пума, которую мы отпускаем после захода солнца отпугивать бродяг. Я сейчас попрошу Робин унять ее. Они с матерью управляются с большими кошками намного лучше меня. Робин, отведи Алису в клетку!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
