Говоря так, он имел в виду случившийся вчера инцидент, когда он натянул юбку и намеревался поговорить с девушкой в клетке. Прислужницы были потрясены этим и позвали стражу, которая окружила Стегга и, прежде чем он успел выяснить, что же их так возмутило, один из стражников сорвал с него юбку и убежал с нею в лес.
В тот день он больше не показывался на глаза, опасаясь, по-видимому, гнева Стегга, но урок Герою-Солнцу был преподан — ему полагалось демонстрировать своим почитателям все великолепие своей наготы.
Теперь Питер завернулся в плащ и побрел босиком по мокрой траве. Стражники вышли из своих палаток и последовали за ним, но не отваживались подойти близко.
Он остановился перед клеткой. Девушка подняла на него глаза, затем отвернулась.
— Можешь смотреть на меня не стыдясь, — горько произнес Стегг. — Я одет.
Ответа не было. Тогда он взмолился:
— Поговори со мною, ради бога! Я такой же пленник, как и ты! И клетка у меня ничуть не лучше!
Девушка обхватила руками прутья и прижалась к ним лицом.
— Ты сказал «Ради Бога»?! Что это значит? Ты тоже из Кэйсиленда? Не может этого быть. Ты говоришь совсем не так, как мои соплеменники. Правда, ты не говоришь и на Ди-Си. Во всяком случае, не так, как остальные. Скажи мне… ты тоже почитатель Колумбии?
— Помолчи немного, и я все тебе объясню. Главное, что ты, слава богу, заговорила со мною.
— Ты опять упомянул имя божие. Значит, ты не поклоняешься этой гнусной суке-богине. Но если так, то почему ты — Рогатый Король?
— Я надеюсь, ты мне кое-что разъяснишь. А если не сможешь, то хотя бы расскажи о других вещах, интересующих меня. — Он протянул ей бутылку. — Может быть, выпьешь?
— Мне бы хотелось, но я не имею права брать из рук врага. А у меня нет уверенности, что ты не враг.
Стегг понимал ее с большим трудом. То, что она употребляла достаточно много слов, похожих на слова языка Ди-Си, давало ему возможность ухватить основную мысль сказанного, но произношение, особенно гласные, очень сильно отличалось, да и интонации были совсем не такие, как в языке Ди-Си.
— Ты разговариваешь на Ди-Си? — спросил он. — Мне трудно разбирать язык твоего Кэйсиленда.
— Я неплохо владею Ди-Си, — ответила девушка. — А какой твой родной язык?
— Язык американца двадцать первого века.
У нее перехватило дыхание, большие глаза совсем округлились.
— А как это может быть?
— Я родился в двадцать первом веке, тридцатого января две тысячи тридцатого года от Рождества Христова. Это должно составлять…
— Не стоит утруждаться, — ответила девушка на его родном языке. — Это будет… гм… так, Первый год — это две тысячи сотый. Значит, ты родился в семидесятом году до опустошения, по календарю, принятому в Ди-Си. Мы у себя в Кэйсиленде пользуемся старым летоисчислением. Только не всё ли равно…
Питер наконец перестал на нее пялиться и произнес:
— Ты говоришь на английском языке, очень близком к языку двадцать первого века!
— Да. Обычно это могут только жрецы, но мой отец — человек состоятельный. Он послал меня в Бостонский Университет, и я там изучала церковно-американский.
— Ты хочешь сказать, что его употребляют при богослужениях?
— Да. Латынь отмерла во время Опустошения.
— Мне кажется, нам надо выпить, — предложил Стегг. — Ты первая.
Девушка улыбнулась и ответила:
— Мне многое непонятно из того, что ты сказал, но я все равно выпью.
Он просунул бутылку между прутьями.
— До сих пор я знаю только твое имя. — Мэри из маленького Рая Кэйси. Но это все, что мне удалось вытянуть из моих стражников.
Мэри вернула бутылку.
— Вот замечательно! А то у меня давно уже пересохло горло. Ты сказал, «стражники»? Разве тебе нужна стража? Я была уверена, что все Герои-Солнце — добровольцы.
Стегг пустился в длинный рассказ о себе. Однако вдаваться во все подробности у него не было времени, хотя по выражению лица Мэри можно было заключить, что она понимала не более половины. Время от времени ему приходилось переходить на Ди-Си, так как было очевидно, что хотя Мэри и изучала церковно-американский, владеть им свободно она не могла.
— Теперь ты видишь, — закончил он, — что я — жертва этих рогов. Я просто не отвечаю за то, что творю.
Мэри покраснела.
— Я не хочу говорить об этом. От этого меня с души воротит.
— Меня тоже, — признался Стегг. — По утрам. А вот позже…
— А разве ты не можешь убежать?
— Могу. Но прибегу назад еще быстрее.
— Ох, эти гнусные Ди-Си! Должно быть, они заколдовали тебя. Только дьявол в твоих чреслах мог бы так повелевать тобою! Если бы мы убежали отсюда в Кэйсиленд, наши жрецы могли бы изгнать дьявола.
Стегг оглянулся вокруг.
— Лагерь начинает сворачиваться. Через минуту мы двинемся в Балтимор! Слушай! Я рассказал о себе все, но я ничего не знаю о тебе. Откуда ты, как попала в плен? И есть вещи, которые ты бы могла мне объяснить. Что означает этот Герой-Солнце, и тому подобное.
— Не понятно, почему Каль…
Она прикрыла рот рукой.
— Каль!.. Ты имеешь в виду Кальтропа! Он-то здесь причем? Уж не хочешь ли ты сказать, что беседовала с ним об этом? Он мне говорил, что ему ничего не известно!
— Я ему все рассказала и думала, что он тебе передаст.
— Он мне ничего не сказал! Наоборот: он все время убеждал меня в том, что ему известно ничуть не больше чем мне…
Потеряв дар речи, он развернулся и побежал прочь. И только пробежав добрую половину поля, начал выкрикивать имя антрополога.
Все, кто ему встречались, торопились убраться подальше с его пути. Они считали, что Великий Стегг опять обезумел. Выскочивший из палатки Кальтроп, едва завидев, что Король-Олень бежит к нему, быстренько махнул через шоссе. Забор не остановил его — Кальтроп подтянулся на одной руке и перебросил тело. И дальше, по другую сторону забора, он бежал во всю прыть своих ног, подальше, в поля за фермой.
— Если я поймаю тебя, Кальтроп, — кричал ему вслед Стегг, — я переломаю тебе все кости! Как ты посмел так поступить со мною?!
Постояв некоторое время, задыхаясь от ярости, он повернул назад, бормоча под нос:
— Почему? Почему?
Дождь прекратился. Еще через несколько минут небо прояснилось, и засияло полуденное солнце.
Стегг сорвал с себя плащ и швырнул его на землю.
— К черту Кальтропа! Он мне не нужен и никогда не был нужен! Предатель!
Подозвав к себе одну из прислужниц, Сильвию, он велел принести ему еду и питье. Ел он и пил много, как всегда днем. Управившись, он свирепо посмотрел на окружающих. Панты, которые раньше свободно болтались при каждом движении головы, теперь выпрямились и затвердели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
