Хлоя прищурила глаза.
— Ты что, съела таблетки Форда?
— Что? Нет!
— Уверена?
— Да! Хлоя, пытаюсь сказать, что впечатлена. Может быть, я была слишком груба, когда сказала, что ты никак не повзрослеешь. Я не должна была так говорить.
Хлоя изогнула бровь.
— Тогда признай, что ты была не права на мой счет.
— Послушай, я знаю, что была слишком жесткой.
— Ты была не права, — ровным голосом настаивала Хлоя. — Признай это.
Тара вздохнула.
— Хорошо. Ты права. Я ошибалась.
— Ух ты. И даже не подавилась. — Хлоя усмехнулась. — А тебя не затруднит рассказать мне, как твои дела на любовном фронте?
— В отношениях с Миа — явный прогресс.
— Я имею в виду Форда. — Хлоя приблизилась и понюхала ее шею. — Ты пахнешь как он.
Тара почувствовала, как заливается краской.
— Тебе, наверное, и в самом деле пора вернуться к гостям.
С мягким понимающим смешком Хлоя исчезла на террасе. Тара вздохнула с облегчением и направилась в кухню, чтобы приготовить еду для пикника. Она задумала сандвичи с французским сыром бри, ветчиной, травами и орехами.
Миа тихонько зашла и стала помогать ей с травами и орехами. Эмоции и гордость переполняли Тару. В команде они работали действительно хорошо. Она улыбнулась, но ее улыбка тут же исчезла, когда, взглянув в лицо Миа, она поняла, что та плакала.
— Ты плакала.
— Нет. — Едва произнеся это, она шмыгнула носом и глаза снова наполнились слезами. — Я вовсе не плачу. — И она разрыдалась.
Черт побери. Тара осторожно взяла нож из рук Миа, пока та бормотала что‑то нечленораздельное. Можно было разобрать только что‑то вроде «задница», «думает, он знает, что лучше» и «я ему задам».
Убрав нож подальше и, рискуя своим сердцем и шелковым платьем, она прижала Миа к себе.
— Он сказал, что, когда лето кончится и я уеду в Испанию, мы больше не увидимся. Никогда.
Карлос, вот в чем дело.
— Ну, Испания довольно далеко, и добираться туда недешево, но уверена, что, когда вернешься в Сиэтл, ты…
— Не в расстоянии дело. Он говорит, мне надо ехать учиться в колледже. Он думает, что нереально ждать… сказал, что легче порвать сейчас. Как с бинтом на ране: лучше сразу, чем постепенно, — всхлипывая говорила Миа.
— А ты что ему сказала?
— Заявила, что это самая большая глупость, которую я когда‑либо слышала! Я ему и говорю, если бы действительно любил меня, то было бы не важно, как далеко я от него нахожусь.
«О Боже, ирония судьбы», — подумала Тара.
— Может, он пытается защитить тебя. Может, он хочет сделать как лучше. Именно поэтому и отталкивает тебя.
— Это глупо, — плакала Миа. — Я сама хочу решать, как мне поступать. И не надо принимать решения за меня.
Тара обняла дочь, которая сотрясалась от рыданий. Бог свидетель, в ее возрасте она тоже пролила много слез, но ситуации все же были разные.
Наверное.
Она подумала о том, что Карлос пытается защитить Миа, и сердце ее сжалось. От его бескорыстия.
Она закрыла глаза, сердцебиения почти не было слышно. Она мысленно вернулась туда, в палату Форда, где подслушала его разговор с дочерью. Причина, по которой они не были вместе, в том, что он пытался защитить ее, Тару.
Его слова пронзили ее словно нож. Его бескорыстность. Она винила его в том, что он позволил ей уйти, потому что ему было безразлично, но дело, оказывается, было вовсе не в этом. Он отпустил ее, потому что считал, что она достойна лучшего.
Что она сказала Миа ранее? Что она не привыкла к маленькому городу… Боже, она уехала из Лаки‑Харбора из эгоизма.
Форд сказал, что она заслуживает большего, чем застрять здесь с ним.
Карлос делал то же самое, отказываясь от того, чего желал больше всего, ради Миа, чтобы у нее было то, чего он не может ей дать. Потому что ему кажется, что она заслуживает большего, не понимая, что он заслуживает этого в той же мере.
Тара подумала о Форде, и ей стало не по себе. Ведь если задуматься, им уже не семнадцать лет, и они сами могут решить, чего достойны и чего хотят.
Как он ей сказал: «Дадим друг другу все, что можем, и не будем просить о большем». Тогда она подумала, что он говорит скорее о себе — точнее, о том, чтобы она не просила его о многом, — но теперь понимала, что все как раз наоборот.
Тара дождалась, пока дочь от рыданий перейдет к всхлипываниям, и протянула ей полотенце.
— Тушь потекла? — спросила Миа, посмотрев на Тару. — Я, наверное, ужасно выгляжу.
Тара взяла полотенце из ее рук и вытерла ей щеки.
— Ты красавица.
Раздался стук в дверь. Это был Карлос, и выглядел он нелепо в мешковатых джинсах и футболке на несколько размеров больше, с пирсингом на лице, прикрытом по глаза капюшоном. В руках он держал ящик клюквенного сока.
— Меня Джекс прислал. Я ему в баре помогал сегодня. Им привезли товар, и он отправил это вам. Говорит, вам пригодится. — Он посмотрел на Миа и сжал зубы. — Ты плакала.
— Да, — сказала Миа. — Потому что один глупый парень вывел меня из себя.
Всем своим видом Карлос выражал страдание. Он все еще стоял с ящиком в руках.
— Дорогая, помоги Карлосу разгрузить это в кладовой, — обратилась Тара к дочери.
Миа удивилась.
— Но раньше ты говорила, что я смогу пройти с ним в кладовую только через твой труп.
— У тебя три минуты, — предупредила ее Тара. — И если не явишься оттуда в том же виде, в каком ты сейчас, то без мертвого тела не обойдется. Только это будет не мое мертвое тело. Либо так, либо никак.
Тара посмотрела на Карлоса.
— Лучше так.
Карлос дождался, пока Миа пройдет вперед, и посмотрел на Тару.
— Всегда и все можно исправить, — сказала она ему. — Было бы желание.
Он кивнул и проследовал за Миа в кладовую.
Тара огляделась и увидела пустую кухню, в которой царил хаос, и впервые не почувствовала раздражения из‑за беспорядка, а, напротив, почувствовала себя…
Дома.
Она вышла на улицу через заднюю дверь и полной грудью вдохнула свежий соленый воздух. Подойдя к клумбе, выдернула сорняк. Затем посмотрела на часы. Их три минуты давно истекли. Она прошла в дом и постучала в дверь кладовой.
Ответа не было. Черт. Дай подросткам палец, они руку по локоть откусят. Надо было предвидеть это — ведь она сама так поступала, когда была подростком.
— Эй! — Она постучала сильнее. — Я не шутила насчет мертвого тела.
— Да все в порядке, мам.
Тара развернулась и увидела Миа и Карлоса рука об руку — они стояли позади нее и улыбались. У Тары перехватило дыхание.
— Ты назвала меня мамой, — прошептала она, прижав руки к груди.
