Она не чувствовала обиды на Вирта за то, что он бросил ее. Не испытывала ненависти к Мстиславу, который с самого начала добивался ее осуждения. Не задавалась вопросом, почему Добролюб так легко поверил в версию, выстроенную Златой. Все, что чувствовала сейчас Мила, был страх. Страх, страх, страх — и ничего, кроме страха. Как будто ее снова терзали кристаллом Фобоса.
Вчера ей сообщили, что суд ордалий состоится ровно в полдень. Ожидание этого часа казалось ей мучительным. Она хотела, чтобы все уже поскорее закончилось, и одновременно мечтала о том, чтобы время остановилось и урочный час никогда не наступил.
С тех пор, как Милу заперли в этой комнате, она не принимала «Паутину мысли». Зелье, защищающее сознание от постороннего проникновения, ей не приносили. Видимо, для того, чтобы это не помешало состояться суду ордалий, ведь ордалии воздействовали на человека, посылая в его сознание видения о боли и страданиях.
В семь утра на столике появилась миска с едой. Мила не стала даже смотреть, что там внутри. Откуда взяться аппетиту, когда тебе грозит скорая и неминуемая встреча с воплощением боли и страданий?
Когда в районе восьми часов утра открылась дверь и в комнату вошел Ермократ Жавель в сопровождении двух охранников, Мила оказалась совершенно не готова к этому.
— Разве… уже полдень? — растерянно произнесла она.
Жавель пренебрежительно пошевелил бровями.
— Суд ордалий перенесли на восемь часов утра, — резким тоном сообщил он. — Попрошу вас следовать за мной.
Мила сдержала судорожный вдох, чтобы не показывать, насколько она напугана. Этим людям ни к чему видеть, что она умирает от страха. Она не стала спорить из-за того, что наказание перенесли. Нет разницы, когда тебя будут мучить — на четыре часа позже или на четыре часа раньше, убеждала себя Мила. Нет разницы, если невозможно избежать пытки.
Поднявшись с матраса, она вышла из комнаты. Вслед за Жавелем Мила шла по коридору, не имея ни малейшего представления, куда ее ведут. Ей никогда раньше не приходило в голову поинтересоваться у кого-нибудь, где обычно проводят суд ордалий. Хотя… какая разница — где?
Они вошли в лифт, решетка опустилась, и кабинка тронулась с места. Мила сразу поняла, что они едут вверх. Судя по тому, насколько быстро лифт остановился, можно было предположить, что они поднялись всего на один этаж выше.
Мила вышла вслед за Жавелем в коридор. Здесь не было ни единого человека. Возможно, безлюдный этаж заставил бы Милу почувствовать нервозность, но, видимо, она дошла до такой крайней степени страха, что бояться еще больше было просто невозможно.
Некоторое время они шли по пустому коридору: Жавель впереди, следом за ним Мила и двое охранников позади. Шаги отдавались гулким эхом. С каждым шагом Миле приходилось прилагать все больше усилий, чтобы сделать очередной вдох. Страх парализовал ее изнутри. Мила хотела быть храбрее или хотя бы бояться чуть-чуть меньше, но ничего не выходило.
Наконец они остановились у высокой двустворчатой двери. Открыв одну створку, Жавель отошел в сторону и жестом велел Миле войти внутрь.
Это была мрачная каменная комната с высоким потолком: никакой мебели, голые серые стены. Вместо окон здесь было три арочных выхода на внешнюю террасу, но все они были зарешечены вертикальными металлическими прутьями.
Мила сразу заметила, что ее уже ждали. Все трое Владык находились здесь, чтобы наблюдать за исполнением приговора. Мила решила, что, скорее всего, это было их обязанностью. Если Мстислав непременно пришел бы сюда, чтобы убедиться, что он достиг своей цели, а Велемир — чтобы поддержать Милу хотя бы своим присутствием, то Добролюб вряд ли явился бы на суд ордалий только из любопытства.
Мила чувствовала, что Велемир смотрит на нее, но отказывалась отвечать на его взгляд. Она была уверена: если сейчас увидит в его глазах жалость или извинение за то, что он не смог ей помочь, то не выдержит — страх взорвется в ней, и она закричит, будет просить о помощи и умолять, чтобы ее отпустили. А этого никак нельзя было допустить. Только не это. Только не на глазах у Мстислава.
— Госпожа Рудик, — строго произнес рядом Жавель, — вы должны снять свой амулет.
Мила не сразу поняла смысл сказанного. Она медленно подняла глаза на Жавеля и с удивлением на него посмотрела.
— Такова процедура, — чуть прикрыв веки, напыщенно ответил на ее взгляд помощник Мстислава. — Приговоренный к суду ордалий должен снять все свои защитные амулеты, если таковые имеются. Иначе привести приговор суда в исполнение будет невозможно.
Глаза Милы непроизвольно расширились. Она совсем забыла, что у нее есть Метка, которая защищает ее почти от любой опасности! По крайней мере, от ордалий обязательно должна защитить! Неужели у нее есть возможность избежать той боли и мучений, которые обещали ей ордалии в ее видениях?! Она ухватилась за эту мысль, как умирающий, должно быть, хватается за последние всполохи света.
— А если я откажусь? — быстро спросила она, не в силах скрыть в голосе отчаянную надежду.
Жавель чуть приподнял брови.
— Да, вы можете отказаться снять амулет, это предусмотрено законом. Но тогда ваш приговор будет пересмотрен.
Мила непонимающе нахмурилась.
— Будет изменен срок лишения свободы, — раздался холодный голос Мстислава.
Мила повернула голову. Глава Судебной палаты смотрел на нее равнодушным ледяным взглядом.
— Возможно, срок будет увеличен до двадцати лет, — безучастно продолжал он, словно говорил не о живом человеке, а о бездушном предмете, — или даже до тридцати.
Мила едва не задохнулась. Половину своей жизни она проведет в тюрьме! Состарится в четырех стенах! Нет, нет и нет! Лучше перетерпеть боль — какой бы ужасной она ни была.
Решительно подняв руки, Мила потянулась к шее, чтобы снять Метку. Взявшись за пеньковую веревку, она вдруг поняла, что ее мучает смутное беспокойство — словно что-то было неправильно. И только сняв Метку с шеи, Мила вдруг поняла, что ее встревожило.
В тот момент, когда Жавель обратился к ней, он не попросил ее снять защитные амулеты, если они у нее есть. Он сказал: «Вы должны снять свой амулет». Он знал, что у Милы есть амулет, который ее защищает!
Она подняла на Жавеля взгляд, полный подозрения и неприкрытой враждебности.
— Откуда вы знали, что у меня есть защитный амулет? — резким тоном спросила Мила, вмиг позабыв о своем страхе, который вытеснила злость.
Краем глаза она уловила какое-то движение там, где стояли Владыки, но даже не повернула головы. То, что произошло с лицом Жавеля, было намного интереснее. Он нервно сглотнул и широко распахнул глаза, словно только сейчас осознал свою ошибку.
Мила резко повернулась в сторону судей и посмотрела на Мстислава — во взгляде глубоко посаженных глаз под темными сводами надбровных дуг плескалось неприкрытое нетерпение.
И тут она все поняла. Это обвинение в убийстве и суд были устроены только для того, чтобы она сняла свой защитный амулет! Мила знала только одного человека, который уже давно одержимо стремился заполучить Метку, — Многолика. Он пытался украсть ее чужими руками — у него ничего не вышло. Он просил Милу сам, пытаясь повлиять на нее, притворяясь ее отцом, — тщетно. У него остался только один способ — поставить Милу перед таким выбором, когда она вынуждена будет снять Метку своими руками, и не сможет не сделать этого. Мила вдруг с необыкновенной ясностью поняла, что Мстислав должен передать эту Метку Многолику. И если она сейчас отдаст ее Жавелю — так и будет.
Какое-то время Мила колебалась, не зная, как ей поступить. Нет смысла сейчас вслух говорить о своих подозрениях. Добролюб все равно не поверит ей, раз уж даже Велемир не стал ее слушать, когда она говорила, что Мстислав помогает Многолику. Ей не оставалось ничего другого. Крепко сжав Метку в ладони, Мила решительно заявила:
— Я отдам свой амулет только в руки Владыки Велемира. Вам ведь все равно, кто его подержит, пока меня будут пытать эти ваши ордалии, верно?
Она произнесла эти слова, глядя прямо в лицо Мстиславу и обращаясь только к нему. На какой-то момент ей захотелось дать ему понять — она разгадала их замысел, его и Многолика. Пусть им удалось заманить ее в ловушку, обвинить в том, чего она не делала, пусть даже ей предстоит пройти через ужасные страдания, но в конечном итоге затея Многолика провалилась — он не получит то, ради чего так старался. Пусть через Мстислава Многолик узнает, что он опять проиграл, а она — выиграла.
Рядом с Милой раздался приглушенный звук. Повернув голову, она увидела, что Жавель смотрит на Мстислава с нескрываемым страхом.
И этому пусть достанется, злорадно подумала Мила. За то, что он проговорился и дал ей возможность догадаться обо всем. Мила не сомневалась, что Мстислав жестоко накажет своего подчиненного за его роковую оплошность.
